С 1 января вступят в силу новые требования по установке новогодней елки ...Новогоднее дерево должно быть установлено так, чтобы его ветки находились на расстоянии не менее одного метра от приборов систем отопления и кондиционирования, не перекрывая эвакуационные пути и выходы из помещения. rg.ru/2020/12/19/s-1-ianvaria-vstupiat-v-silu-n...
В Колпинский районный суд Петербурга поступили исковые заявления [прокуратуры] о запрете четырех японских аниме-сериалов. Как сообщает объединенная пресс-служба судов Санкт-Петербурга, признаки неподобающего контента были усмотрены в аниме "Межвидовые рецензенты", сюжет которого строится на индустрии секс-услуг человеческой, эльфийской и оркской рас. В список попал сериал "Токийский террор", рассказывающий о подростках, угрожающих столице Японии в альтернативной реальности. В "Эльфийской песне" обнаружены сцены жестокости. Попал в список и аниме-сериал "Тетрадь смерти", рассказывающий о подростке, получившем возможность дистанционно совершать убийства с помощью канцелярских предметов. rg.ru/2020/12/18/reg-szfo/v-peterburge-sud-posm...
Ю. А. Петров и др. Россия в годы Первой мировой войны
Коллективная монография к 100-летнему юбилею войны. Идея как бы хорошая, охвачены едва ли не все стороны жизни страны, но конкретное воплощение оставляет желать, мягко говоря.
Общая численность населения империи по переписи 1897 г. составляла 126 586,5 тыс. чел. (с Финляндией - 129 142,1 тыс.). Относительно численности населения к началу войны имеются разные сведения. Центральный статистический комитет МВД определял ее в 175 137,8 (с Финляндией - 178 378,8) тыс. чел. на 1 января 1914 г. Однако эти данные считаются завышенными - из-за двойного учета внутренних мигрантов и пр. По скорректированным расчетам Управления главного врачебного инспектора МВД на середину 1913 г. имелось 166,7 млн чел., а по уточненным расчетным данным даже 165,7 млн чел. (на начало 1914 г.). Последняя цифра принималась и ЦСУ СССР. Однако по мнению некоторых исследователей (В. М. Кабузан) эта цифра занижена, общая численность населения империи на 1 января 1914 г. ими оценивается в 166 214,9 (с Финляндией - 169 499,9) тыс. чел. Аналогичный разброс данных (от 172 до 179 млн чел) имеется и относительно численности населения к 1917 г., В. М. Кабузан оценивает ее в 174,5 млн чел. Численность населения других великих держав (без колоний) на 1910 г. составляла: Германии - 65,14 млн, Австро-Венгрии - 51,24 млн, Британии - 45,366 млн, Франции (на 1908 г.) - 39,267 млн, а населения США - 93,402 млн чел. По плотности населения Россия естественно уступала всем прочим державам. Средняя плотность населения составляла (если брать официальную цифру МВД - 178 млн чел. на 1914 г.) - 9 чел. на кв. версту (в губерниях Европейской России - 31,4 чел., на Кавказе - 32,2 чел., в Финляндии - 11,6 чел., в Средней Азии - 3,8 чел., в Сибири - 0,9 чел.). В Англии - 157,9 чел., в Германии - 126,7 чел., Франции - 83,1 чел., США - 10,9 чел. на кв. версту. Рождаемость в империи к началу Мировой войны оставалась очень высокой, хотя и стабильно снижалась, сократившись, по данным Центрального статистического комитета МВД, с 50 чел. на 1000 жителей в 1870-х годах до 44,1 в 1911 - 1913 гг. По этому показателю Россия опережала все прочие великие державы - на 1901 - 1905 гг. соответствующий показатель в Германии составлял 34,8 чел., в Англии - 28,1 чел., во Франции - 21,3 чел. и даже второ- и третьестепенные страны Европы - в Италии рождалось 32,4 чел., Болгарии - 40,9 чел., Сербии - 38,8. В Европейской России показатель рождаемости в целом снижался с востока на запад, так, на 1911 - 1913 гг. в Курляндской губернии он составлял 19,5 чел. на 1000 жителей, в Лифляндской - 24,4 чел., в Петербургской - 27,8 чел., в Московской - 36,7 чел., в Костромской - 45,6 чел., в Самарской - 55,8 чел. Смертность также оставалась высокой, но также сокращалась, причем быстрее чем рождаемость - 36,2 чел. на 1000 жителей в 1870-х и 27,2 чел. на 1000 жителей в 1911 - 1913 гг. Показатель естественного прироста населения соответственно возрастал, увеличившись в те же сроки с 15,8 до 16,9 чел. на 1000 жителей. С начала 1897-го и по январь 1914 года население империи увеличилось на 48 млн человек или на 38,3%.
В годы войны из-за мобилизации значительной части мужского населения рождаемость снизилась, по подсчетам Н. А. Новосельского, (принимая показатели 1913 г. за 100) в 1915 г. среди городского населения она составила 95, сельского - 86 пунктов, в 1916 г. - соответственно 83 и 67. Общее понижение рождаемости составило 46%. По подсчетам того же Новосельского «недород» в губерниях Европейской России в 1915 - 1917 гг. доходил до 5 млн чел, по всей империи (без Польши) - до 6 млн, с Польшей - до 6,5 млн чел. Смертность в целом сохранялась на довоенном уровне. Прирост населения снизился с довоенных 16 - 17 до 9 чел. на 1000 в 1915-м и 4,8 чел. на 1000 в 1916 году, составив (по Кабузану) примерно 2,8 млн чел. в 1914-м, 1,7 млн чел. в 1915-м и ок. 1 млн чел. в 1916 году. Сокращаться население империи начало только в 1917 г., когда естественная смертность впервые превысила рождаемость на 0,6 млн чел. В большинстве других воюющих держав население сокращалось начиная уже с 1915 года. С учетом нерожденных детей и военных потерь (которые автор приводит по Кабузану - 1,8 млн чел.) империя за время войны недосчиталась примерно 8 млн. жителей.
Национальный состав населения принципиальных изменений не претерпел. Число великороссов выросло с 55,7 млн (44,3% населения) в 1897 г. до 76,7 млн (44,6%) в 1914 - 1917 (так у автора); малороссов - с 22,4 (17,8%) до 31 млн (18,1%); белорусов - с 5,9 (4,7%) до 6,7 млн (4%); поляков - с 7,9 (6,3%) до 11,2 млн (6,5%); евреев - с 5,1 (4,1%) до 7,2 млн (4,2%); немцев - с 1,8 (1,4%) до 2,4 млн (1,4%) и т. д. Половая структура населения империи отличалась почти равным соотношением мужчин и женщин - по переписи 1897 г. мужчины составляли 49,7%, женщины - 50,3% населения. В целом на 100 мужчин приходилась примерно 101 женщина (103,2 в Германии, 103,3 во Франции и 106,8 в Англии), при этом в губерниях Европейской России этот показатель составлял 104,2; на окраинах женщин было меньше мужчин - 99,5 на 100 в Польше, 90,1 - на Кавказе, 94,3 в Сибири и 86 - в Средней Азии (возможно в диких местах часть женщин просто не учитывалась, автор это называет «сложностью учета женщин ряда народностей»). К началу 1916 г. (см. таблицу) мужчины составляли 50,1%, а женщины - 49,9% населения империи. В европейских губерниях на 100 мужчин приходилось уже 102 женщины, в Сибири - 92,7; на Кавказе - 91,6; в Средней Азии - 89,5. Среди городского населения империи значительно преобладали мужчины (что объяснялось значительным притоком рабочей силы из деревни) - по переписи 1897 г. на 100 мужчин в городах приходилось 88,8 женщин (на селе - 103,1). В городах с населением более 100 000 чел. перевес мужчин был еще больше - 100 на 85,8. На начало 1916 г. в городах мужчины составляли 51,7%, женщины - 48,3% населения (в деревне - 49,8 и 50,2%). Из крупнейших городов только в Варшаве преобладали женщины (51%), в прочих европейских городах они составляли от 46,6%(Москва) до 49,7% (Харьков), в Тифлисе - 45,1%, в Ташкенте - 44,5%, в Баку - 38,2%. Возрастной состав населения империи характеризовался малым количеством стариков и очень большой долей детей и молодежи. На 1897 г. 48,4% населения составляли лица моложе 20 лет, лиц старше 60 лет имелось 6,9%. Более поздних общих данных автор не приводит. Показатель брачности населения империи был самым высоким среди великих держав - на 1897 г. в браке состояло 64,3% мужчин и 64% женщин старше 15 лет (в Германии - 53,7 и 50,8%, в Англии - 54,9 и 50,9%, во Франции - 56,5 и 55,3%). В целом видимо этот показатель сохранялся и позднее. За время войны брачность естественно понизилась - среди сельского населения на 50% и более, в столицах - на 25-35%. Общий дефицит браков в 1914 - 1916 гг. тот же С.А. Новосельский оценивал в 1,7 млн. Относительно состава семей автор приводит данные Б. Н. Миронова. По мнению последнего, из общего числа учтенных переписью 1897 г. хозяйств связанных родством (20 940 388) 42% сельских семей Европейской России (56% сельского населения) являлись «составными» (две или более брачные пары с детьми или без детей) или «расширенными» (одна семейная пара с детьми и родственниками), включавшими в среднем ок. 6 чел.; 50,5% (34,2% сельского населения) - «нуклеарными» (муж, жена и неженатые дети, всего до 5 чел.); 4,6% (9,3%) - «патриархальными» (несколько поколений потомком одного предка, 11 чел. и более). В аграрных районах доля больших семей была выше, в промышленных наоборот, в Прибалтике малые семьи преобладали - 64,1% (46,2% населения). В городах европейской России преобладали малые семьи - 66,1 (52,6%), составных и расширенных имелось 25,6 (43,6)%, больших - 1 (2)%. В ходе войны, из-за мобилизации массы трудоспособных мужчин, на селе вновь наметился возврат к большим семьям - из-за нехватки рабочих рук. По той же причине (к 1917 г. на селе было мобилизовано до половины трудоспособных мужчин) в сельском хозяйстве существенно возросла роль женщин, по некоторым оценкам к 1917 г. они составляли св. 70% рабочей силы (и до 59% c/х рабочих) в 33 губерниях Европейской России. В промышленности доля женщин возросла не так существенно - к началу 1914 г. составляли 31,2% работников, а к началу 1917 г. - 40,1%. В марте - октябре 1915 г. правительство слабило ранее введенные ограничения на использование женского и детского труда - женщин и детей разрешено было использовать на ночных и подземных работах и пр. Женщины - работницы появились в ранее чисто мужских отраслях - металлобработке (к началу 1917 г. - 18-20% рабочих-женщин), лесной промышленности и пр. Закон от 25 июня 1912 г. [«О призрении нижних чинов и их семейств», №37507] предусматривал выплату пенсий и пособий утратившим трудоспособность солдатам [от 30 до 216 руб. в год], вдовам [от 48 руб.] и сиротам [от 24 до 48 руб.] погибших солдат, а также семьям солдат (жене, несовершеннолетним детям и пр. родственникам на иждивении призванного) призванных на военную службу. Последние имели право на продовольственное пособие в размере стоимости 1 пуда 28 фунтов муки, 10 фунтов крупы, 4 фунтов соли и 1 фунта постного масла на человека в месяц (детям младше 5 лет - половина нормы). Пособие выдавалось в денежной форме - по ценам на соответствующие продукты устанавливаемым местными властями в каждом уезде отдельно. Всего по 1 сентября 1917 г. в 76 губерниях и областях империи было выдано 36 671,1 тыс. пайков* (91,3% в деревне и 8,7% в городах), в т. ч. в 47 губерниях Европейской России - 86,4%. Общая стоимость пособий составила 2 957 584 тыс. руб. Месячная стоимость пайка увеличилась с 3 руб. в 1914 г. до 3,1 руб. на март 1915 г., до 3,5 руб. на март 1916 г., до 4,08 руб. на март 1917 г., и до 6,84 руб. в сентябре 1917 г. Особо нуждающиеся солдатские семьи могли также просить о единовременном денежном пособии (в 1916 г. удовлетворено 26 956 прошений). За время войны было мобилизовано по разным данным от 15,8 до 19 млн чел.
* Так у автора. Нетрудно заметить, что число выданных пайков никак не сочетается с указанной стоимостью, возможно имеется в виду число получателей. Ниже Г. Н. Ульянова пишет о 10 млн получателей пособия.
Внутренняя миграция к началу войны была представлена двумя основными направлениями - переселением сельского населения в города и переселением крестьян центральных губерний на окраины. Население городов в 1897 - начале 1914 гг. увеличилось (с Финляндией) с 17 180,7 тыс. до 26 800,4 тыс. чел. (+ 56%). В ходе войны на численность городского населения влияли разнонаправленные факторы - продолжавшийся приток людей из деревни, приток беженцев из прифронтовой полосы, отток части населения обратно в деревню из-за закрытия части предприятий, дороговизны и пр., перемещение населения западных районов империи на восток и пр. Относительно численности городского населения в ходе войны имеются разные мнения. По официальным данным на 1 января 1916 г. в городах (без Польши и Финляндии) проживало 25 150,1 тыс. чел., т. е. примерно 14,8% населения (в Европейской России - 15,1%, на Кавказе - 14,9%, в Средней Азии - 14,3%, в Сибири - 12,5%). По подсчетам В. М. Кабузана в 1917 г. численность городского населения (с Польшей и Финляндией) составляла 30 839,3 тыс. чел. (+ 79,5% к 1897-му и + 15,1% к 1914-му), а его удельный вес составлял 17,2% - в Европейской России - 17,6%, на Кавказе - 15,1%, в Туркестане и Степном крае - 14,8%, в Сибири и на Дальнем Востоке - 11,9%, в Польше - 22,2%, Финляндии - 14,4%. В целом доля городского населения выросла с 13,4% в 1897-м до примерно 15 - 17% в 1917 г. В Швеции городские жители составляли примерно 22%, Франции и США - примерно 41%, Германии - примерно 56%, в Англии - 78% населения (год автор не указывает). Официальные данные о численности населения некоторых городов приведены в таблице ниже. По Петрограду и Москве имеются и другие данные - 2 217,5 тыс. (1914) и 2 420 тыс. (1917) для Петрограда и 1 983,7 (ноябрь 1915-го) и 2 017,2 тыс. (февраль 1917-го) для Москвы.
Переселенческое движение в годы войны переживало спад. В 1915 г. переселение в Сибирь было официально приостановлено до окончания войны, бюджет Переселенческого управления МВД подвергся сокращению. По данным Переселенческого управления, в 1896 - 1910 гг. на окраины переселялось в среднем по 264,5 тыс. человек в год (возвращалось обратно 68,2 тыс. - 25,7%), в 1911 - 1915 гг. - 237,5 тыс. (возвращалось 93,3 тыс. - 39,3%). В 1911 г. в Сибири и Средней Азии было водворено 227 тыс. чел., в 1914 г. число переселенцев сократилось до 122,4 тыс., в 1915-м - до 43,5 тыс., в 1916 - до 3,4 тыс. чел. Относительно эмиграции / иммиграции автор приводит следующие данные. По официальным данным в 1910 - 1914 гг. из империи выезжало в среднем по 7 665,8 тыс., а въезжало - по 7 501,7 тыс. российских подданных в год (- 161,1 тыс.). При этом, в 1914 г. выехало 5 247,4 тыс., въехало - 4 750,2 тыс. (- 497,2 тыс.), в 1915 г. соответственно 142,8 и 140,8 тыс. (- 2 тыс.) чел. Большая часть эмигрантов направлялась в Америку, преимущественно в США. По Кабузану, в 1913 г. в США выехала 291 тыс. чел., в 1914 г. - 255,7 тыс., в 1915 - 1917 гг. - 46,7 тыс. На 1914 г. 40,1% российских эмигрантов в США (видимо из числа выезжающих) составляли евреи (к 1917 г. - уже 50%); 25,9 (11)% поляки; 15,7 (8,5)% русские (всех трех ветвей); 4,3 (19,9)% финны; 8,1 (5,1)% латыши и литовцы. Евреи и немцы выехавшие в США как правило обратно не возвращались, поляки, финны и литовцы выезжали прежде всего на заработки в качестве с/х рабочих (и часто не один раз), однако значительная часть оставалась в Штатах (из поляков до 80%), русские, видимо тоже выезжавшие на заработки (крестьяне и неквалифицированные работники среди них составляли до 88%) также нередко оставались в США (примерно в половине случаев). Помимо постоянной существовала также сезонная трудовая миграция - сельскохозяйственные рабочие выезжали на сезонные работы в соседние западные страны, в первую очередь в Германию (в основном из польских губерний). Иностранных подданных в 1914 г. въехало в империю 1 984,5 тыс. чел. (по паспортам - 371,1 тыс. чел., по легитимационным билетам, выдававшимся местными властями жителям приграничных районов - 1 608,8 тыс., без видов (жители Бухары и Афганистана) - 4,7 тыс.), в 1915 г. - 285,8 тыс. (соответственно 152 тыс., 127,3 тыс. и 5,7 тыс.). Из общего числа въехавших в 1915 г. иностранцев абсолютное большинство составляли подданные Персии (151,1 тыс., 52,9%) и Китая (101,5 тыс., 35,5%). По паспортам в 1913 г. въехало 515,9 тыс. чел. (в т. ч. германских подданных - 17,7%, австро-венгерских - 14,9%, по европейской границе они совокупно дали 61,9% въезда), выехало - 421,2 тыс. (+ 94,7 тыс.). В 1914 г. въехало 371,1 тыс. (в т. ч. германских подданных - 11,5%, австро-венгерских - 9,5%), выехало - 300,2 тыс. (+70,9 тыс.). В 1915 г. въехало 152,4 тыс. (в т. ч. германских подданных - 0, австро-венгерских - 0,1%), выехало - 126,3 тыс. (+26,1 тыс.). Наиболее многочисленной группой внутренних мигрантов в ходе войны стали беженцы. Таковыми «Положение об обеспечении нужд беженцев» принятое 30 августа 1915 г. признавало лиц оставивших местности угрожаемые или уже занятые неприятелем, либо выселенных из района военных действий распоряжением военных или гражданских властей (за исключением выселенных под надзор полиции). Беженцы фактически делились на три группы - эвакуированный персонал военных и гражданских учреждений, добровольно оставивших районы военных действий и принудительно выселенных властями. В наилучшем положении находилась первая группа. Согласно «Временному положению» Совета министров от 20 августа 1914 г. из прифронтовых районов за счет казны эвакуировались государственное имущество, правительственные учреждения и занятые в них служащие с семьями. Изданными в 1914 - 1916 гг. дополнительными распоряжениями состав эвакуируемых за счет государства был расширен дополнившись служащими губернских, уездных и городских земств, учебных заведений Министерства народного просвещения и Синода и пр. При эвакуации фабрик и заводов их служащие и рабочие могли рассчитывать на получение эвакуационного вознаграждения из военного фонда - служащие с окладом не более 2400 руб. в год в размере половины месячного оклада, рабочие - в размере 2-недельной платы, а также на подъемные деньги и бесплатный проезд к месту следования. Стихийное беженство появились уже в начале войны и приняло широкие масштабы в 1915 - 1916 гг. Беженцы этой группы поначалу уходили в основном в соседние районы, рассчитывая вскоре вернуться в свои дома, позднее все более смещаясь на восток. В первые месяцы войны они могли рассчитывать только на собственные силы, помощь местного населения, общественных организаций и учрежденного 14 сентября 1914-го полугосударственного «Татьянинского комитета». В августе 1915 г. были приняты закон и положение об обеспечении нужд беженцев, создано Особое совещание по делам беженцев (под руководством министра внутренних дел) и в целом забота о них возложена в первую очередь на МВД и его учреждения, а соответствующие расходы отнесены на счет государственного казначейства. Немцы-колонисты подлежали принудительному выселению, а их имущество секвестировалось. Помимо этого в 1915 г. военное командование практиковало массовые принудительные выселения крестьянского и еврейского населения из оставляемых и прифронтовых районов. Появление массы еврейских беженцев вынудило правительство временно приостановить действие ограничений связанных с чертой оседлости. 4 августа 1915 г. евреям было разрешено селиться в городах за пределами черты, за исключением столиц и местностей находящихся в ведении Военного министерства и Министерства двора. На 20 декабря 1915 г. (без учета Закавказья) по официальным данным было зарегистрировано 2706,3 тыс. беженцев, в т. ч. в Москве - 140,1 тыс., Петрограде - 84,1 тыс., Харькове - 41,2 тыс., Екатеринославе - 33 тыс. По данным «Татьянинского комитета» на 29 мая 1916 г. имелось 3306 тыс. беженцев, большей частью размещавшихся в центре страны и прифронтовых районах (см. таблицу).
На 1 февраля 1917 г. Всероссийским центральным бюро труда было учтено 3200,5 тыс. беженцев, в подавляющем большинстве (90,5%) осевших в 48 губерниях Европейской России. Большая часть беженцев размещалась в сельской местности (63,5%). Среди учтенных русские составляли 54%, поляки - 16,3%, латыши - 8,8%, евреи - 6,2%, армяне - 3,8%, литовцы - 2,7%. Среди кавказских беженцев было много армян и айсоров бежавших из Турции. Всероссийская сельскохозяйственная перепись 1917 г. учла 170 727 хозяйств беженцев, почти все в Европейской России (96,7%). Общая численность беженцев, с учетом незарегистрированных, мобилизованных и пр. определяется в 4 - 5 млн. чел. Относительно сословного состава населения автор приводит данные переписи 1897 г.: 77,1% крестьяне; 10,7% мещане; 6,6% инородцы; 2,3% казаки; 1,5% дворяне (в т. ч. 1% - потомственные); по 0,5% купцов и почетных граждан, христианского духовенства и иностранных подданных. Русские (всех ветвей) составляли 95,5% казаков, 89,1% христианского духовенства, 82,5% почетных граждан, 81,1% чиновников и личных дворян, 74,7% крестьян, 60,5% купцов, 52,6% потомственных дворян, 46,3% мещан. На поляков приходилось 28,7% потомственных дворян, 10% личных дворян и чиновников, 9% мещан и 6,4% крестьян. Евреи составляли 35,6% мещан и 25,5% купцов. 5,9% потомственных дворян составляли грузины и 5,3% тюрки. Высшая администрация империи и в конце ее существования комплектовалась в основном потомственными дворянами - среди министров и главноуправляющих они составляли на 1914 г. - 89,5%, на начало 1917 - 71,4%; среди товарищей министров, директоров департаментов, начальников главных управлений - 80,8 и 68,5%; среди губернаторов - 97,1 и 90,6%; среди вице-губернаторов, на начало 1917 - 93,6%. Общая численность рабочих между 1913 и 1917 гг. снизилась вероятно с примерно 18 млн до примерно 15 млн чел., в основном за счет сельскохозяйственных (6,5 и 4,5 млн.), строительных (1,5 и 1,25 млн), занятых в лесном деле и чернорабочих (3,3 и 2,1 млн). Число занятых в мелкой промышленности (включая работающих на дому) сохранилось на прежнем уровне (3 млн). Численность фабрично-заводских рабочих в целом сократилась с 2,5 до 2 млн чел., при этом резко возросло число занятых на оборонных производствах. По результатам обследования Особого совещания по обороне, на конец 1916 г. из 4561 обследованного предприятия (2 234 334 рабочих) на оборону работало 3816 (1 636 947 чел.). В целом на оборонных производствах было занято 73 - 76% рабочих (в Италии - 64,2%, Германии - 58,3%, Франции - 57%). Предприятия работавшие на оборону в ходе войны в целом наращивали и число рабочих и производительность труда (см. таблицу), а на оборону не работавшие оказались в менее устойчивом положении.
Половозрастной состав рабочих известен для предприятий подведомственных фабричной инспекции (т. е. имевших не менее 16 рабочих или механический двигатель). На 1 января 1917 г на 12 492 производствах имелось 2 093 862 рабочих, в т. ч. малолетних (12 - 15 лет) обоего пола - 2,4%, подростков (15 - 17 лет) - 11,6%. Среди взрослых мужчин было 59,9%, женщин - 40,1%. Женщины, как и до войны, преобладали в текстильной промышленности (70%), мужчины составляли абсолютное большинство в добывающей (99,9%), металлобработке (82%) и деревообработке (81%). По данным промышленной переписи 1918 г. (охвачено 3043 предприятия непрерывно действовавших в 1913 - 1918 гг.) удельный вес малолетних и подростков за время войны увеличился незначительно (см. таблицу) - с 1,5 до 1,9% и с 8,1 до 10,3% соответственно, также как и женщин - с 37,9 до 43,3% (среди взрослых работников). Имеются также сведения об оплате труда, собранные Министерством торговли и промышленности в основном по крупным предприятиям (охвачено более половины фабричных рабочих), по состоянию на июнь 1914 и июнь 1916 гг. Данные 1914-го года, в интерпретации автора, показывают наличие 1,1% высококвалифицированных рабочих, 36% рабочих средней и 63% рабочих низкой квалификации или вовсе не квалифицированных. Интерпретация сведений 1916-го затрудняется наличием инфляции.
Относительно зарплат в промышленности имеются также сведения вышеупомянутой переписи 1918 г.
На полную милитаризацию труда в промышленности правительство пойти не решилось, опасаясь волнений рабочих и ограничилось введением ограничений для рабочих казенных заводов. В ходе войны в хозяйстве начал широко использоваться труд военнопленных. В промышленности он большого распространения в целом не получил - в Московском промышленном районе например на 1 сентября 1916 г. на заводах было занято 12,7 тыс. пленных (1,5% рабочих), в Западной Сибири их доля в отдельных отраслях доходила до 20%. Основная масса пленных (до 86%) была занята в сельском хозяйстве, в основном у крупных владельцев. Нормы обращения с пленными занятыми в промышленности (по правилам утвержденным 17 марта 1916 г.) в целом соответствовали общим правилам найма рабочих (за исключением страхования от несчастных случаев). Размер зарплаты устанавливался применительно к местным условиям, однако на руки она не выдавалась - треть зачислялась в специальный фонд, остальное шло предприятиям в качестве компенсации за содержание пленных. Нормы использования пленных в сельском хозяйстве устанавливались «Правилами об отпуске военнопленных на полевые работы» от 28 февраля 1915 г. и последующими дополнениями к ним. Пленные распределялись по земским управам, устанавливавшим условия их содержания и труда. Зарплата пленных была обычно существенно ниже чем у с/х рабочих и половина ее шла на компенсацию их содержания. Правительство, раздавая пленных на работы, помимо прочего экономило на их содержании и прокорме.
Российская промышленность накануне и в годы войны читать дальше(А. П. Корелин, П. А. Кюнг)
[К началу войну Россия являлась аграрно-индустриальной державой, входя в пятерку ведущих индустриальных стран. Доля ее в мировом промышленном производстве выросла с 3,4% в 1881 - 1885 гг. до 5% в 1896 - 1900 гг. и до 5,3% к 1913 г. По выпуску промышленной продукции империя втрое уступала Германии и в 2,6 раза Британии, вплотную приблизившись к Франции по общему объему производства и превзойдя ее по выпуску ряда ключевых видов продукции - стали, машин, минерального топлива и пр. Стоимость (по Бовыкину) промышленных производственных фондов империи к 1914 г. составляла 6 258 млн, железнодорожных - 6 680 млн, торговых - 4 565 млн, сельскохозяйственных - 13 089 млн руб, соответственно общая стоимость промышленных фондов все еще вдвое уступала стоимости сельскохозяйственных. К 1917 г. ВВП на душу населения понизился на 18%, при этом к 1916 г. снижение не превышало 10% (в среднем по континентальным странам за 1914 - 1917 гг. ВВП снизился на 23%, в Германии - на 20% с лишним, в Австрии - на 30%). Введение экономического раздела - Ю. А. Петров]
Предвоенное пятилетие было временем бурного промышленного подъема, заметный рост показывали практически все отрасли, общая стоимость промышленной продукции увеличилась в 1,5 раза. В то же время отмечались и проблемы - рост добычи минерального топлива и выплавка черных и цветных металлов отставали от роста потребностей обрабатывающей промышленности, аналогичная картина наблюдалась в отношении сырья поставляемого сельским хозяйством (хлопка, шерсти, шелка и пр.), развитие промышленности тормозилось слабостью станкостроения и нехваткой подготовленных кадров - из-за недостаточного развития технического и профессионального образования. Начавшаяся война сразу сказалась на состоянии промышленности - были разорваны многие производственные связи, сократился импорт оборудования, топлива, металлов, сырья, из-за мобилизации предприятия лишились значительной части рабочих. Были потеряны промышленно развитые районы Польши и Прибалтики (примерно 17,4% довоенного производства). В первые месяцы войны почти все предприятия, кроме казенных и частных заводов уже работавших на оборону, сократили производство. Общее его падение (по А. Л. Сидорову) составило примерно 19%, в отраслях легкой промышленности было еще большим - 26% в текстильной и до 30% в некоторых других. Сократилось, хотя и незначительно, общее число предприятий - фабричная инспекция зафиксировала закрытие 457, в основном мелких и средних. В дальнейшем промышленность пережила болезненную перестройку, приспосабливаясь к новым условиям. По неполным данным промышленной переписи 1918 года (не учтены предприятия оккупированных территорий, Сибири, Урала и части Юга), охватившей 9 728 предприятий 31 губернии Европейской России, в годы войны непрерывно действовали 4 803 предприятия (49,4%), с перерывом работали 865 (4,9%), закрылось 2 291 (23,5%), вновь открылись и работали до конца войны - 1 194 (12,3%), вновь открылись, но затем были закрыты 394 (4,1%), эвакуировано было - 181 (1,8%). Вновь открывавшиеся предприятия были в целом крупнее закрывавшихся (см. таблицу).
По подсчетам Н. Я. Воробьева (Изменения в русской промышленности в период войны и революции (по данным переписи 1918 г.) // Вестник статистики. М., 1923), несколько условным, как признают авторы, однако отражающим общую динамику, стоимость промышленной продукции (в довоенных рублях) в 1916 г. на 21% превышала уровень 1913 г. (см. таблицу). При этом стоимость продукции работающей в основном на оборону металлообрабатывающей промышленности выросла в 3 раза, полностью переустроенной и также в значительной мере работающей на войну химической - в 2,5 раза.
Добыча угля в 1914 г. снизилась до 93% от довоенной и держалась на этом уровне до 1917 года (когда упала до 84%). Добыча нефти в 1914 и 1915-м удерживалась на довоенном уровне, в 1916-м сократившись до 87%, в 1917-м - до 75%. Стоимость выплавленного чугуна сократилась до 97% в 1914-м, до 90% в 1916-м и до 74% в 1917-м. Железа и стали - до 97,4% в 1914-м, 81% в 1915-м, выросла до 83,5% в 1916-м и обрушилась в 1917-м - до 63%. Легкая промышленность в целом, несмотря даже на подключение к военным заказам, сокращала производство. Пищевая (дополнительно пострадавшая от введения сухого закона) в 1916 г. сократила производство на 20%, а в 1917-м наполовину. В текстильной только наиболее благополучные льняная и джутовая в 1914 - 1915 гг. демонстрировали рост (на 30%). Лишь кожевенная промышленность росла в ходе всей войны. В целом, итогом перестройки промышленности была ее сильнейшая милитаризация, по оценке А. Л. Сидорова к работе на оборону было привлечено до 2/3 промышленности (92% металлобработки, 89% металлургии, 84% горной, 77% текстильной, 53% химической) и до 72% рабочих. Соответственно резко сократилось производство мирной продукции и товаров массового спроса, что влекло за собой серьезные социальные проблемы. Авторы затрагивают также проблему ценообразования в частной и казенной промышленности. Более высокие цены частных производителей и во время войны и позднее служили предметом нападок на «буржуазию». Как отмечают авторы, помимо несомненного желания предпринимателей максимизировать свою прибыль, здесь играли роль и другие факторы - в цену выставляемую предпринимателем закладывались расходы на переоборудование производства, на банковские гарантии при заключении контрактов, авансирование платежей за сырье и топливо, риски связанные с неполучением новых заказов и пр., для казенных заводов, находящихся на полном содержании государства, не имевшие большого значения.
Российская деревня и война читать дальше(Н. Ф. Тагирова)
Сельское хозяйство оставалось ведущим сектором русской экономики в начале XX века. Земельный фонд империи на 1915 г. включал 281 млн десятин земли, из которых 32,6% составляли казенные земли; 0,4% владения императорской семьи; 24,2% находились в частном владении и 43% в крестьянском общинном. О состоянии сельского хозяйства во время войны позволяют судить данные Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 г. (выборочно обследовано примерно 5% владений в разных регионах) и Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 г. В губерниях Европейской России (без Северного Кавказа) площадь посевов (зерновых, крупяных, картофеля, льна и конопли) сократилась с 68 593 тыс. десятин в 1913 г. до 62 073 тыс. в 1916-м и до 61 099 тыс. в 1917 г., т. е. примерно на 6,5 млн (~ 9,5%) и 7,5 млн (~ 11%) десятин соответственно. До 1916 г. посевы в нечерноземных и черноземных регионах сокращались почти одинаково, однако в 17-м сокращение посевов в нечерноземных районах было более заметным. На Северном Кавказе посевы в 1916 г. сократились с 7 120 до 5 423 тыс. десятин - на 1,7 млн десятин (~24%). В Сибири в 1916 г. сократились с 6 128 до 6 009 тыс., а в 1917 г. увеличились до 6 753 тыс. десятин. В Степном крае площадь посевов росла всю войну, увеличившись с 4 591 тыс. в 1913 г. до 5 582 тыс. в 1916-и и 5 777 тыс. в 1917 г. В целом, таким образом, площадь посевов сократилась с 86 432 тыс. десятин в 1913 г. до 79 167 тыс. в 1916 г. (- 7 265 тыс., 8,4%), а в 1917 г. (без Кавказа) сократилась с 73 664 тыс. до 72 630 тыс. десятин, т. е. еще примерно на 1 млн десятин. Рост посевов в Сибири и Степном крае не компенсировал, таким образом, сокращения посевных площадей в Европейской России.
В табличке опечатка - суммирование посевов в Европейской России на 1917 г. дает 60 099, а не 60 499.
Мобилизации лишили деревню огромной части трудоспособных мужчин - к сентябрю 1917 г. мобилизовано было около половины. Нехватка рабочих рук отчасти компенсировалась привлечением расселенных в сельской местности беженцев, а также военнопленных. Последних к концу 1916-го года использовалось уже более 1 млн (до 80% в помещичьих хозяйствах Европейской России). В Сибири в 1917 г. на селе использовалось от 40 до 90 тыс. пленных. Отдельной проблемой являлось сокращение поголовья рабочего скота, мобилизуемого, реквизируемого или закупаемого армией. В Европейской России поголовье лошадей в 1914 - 1917 гг. сократилось с 17,9 до 12,8 млн голов. Одновременно резко сузились возможности использования сельскохозяйственной техники - выпуск ее на отечественных заводах резко сократился (по А. Л. Сидорову к 1916 г. до 14,4% от довоенного уровня, по стоимости), так же резко сократился и ввоз (см. таблицу). В тяжелом положении оказались помещичьи хозяйства, как правило обремененные кредитами и лишившиеся значительной части доходов (прекращение вывоза зерна, резкое падение спроса на аренду земли и пр.). По подсчетам А. Н. Анфимова в 1914 - 1916 гг. площадь посевов зерновых и бобовых сократилась у крестьян на 11,7% (с 77,3 до 68,28 млн десятин), а у помещиков - на 22,3% (с 8,41 до 6,63 млн десятин). По подсчетам других исследователей в 1917 г. 24,4% хозяйств помещиков вообще не имели посевов, 20,4% - рабочего скота. Особенно часто подобная картина наблюдалась в Центрально-Промышленном, Северо-Западном и Волго-Вятском районах.
Изменение хозяйственных условий привело к перестройке сельскохозяйственного производства и сельских хозяйств. В целом отмечалось сокращение посевов трудоемких и прихотливых культур, сокращалось выращивание масличных и технических культур (подсолнечник, лен, сахарная свекла и пр.) и товарного зерна (пшеница, ячмень, гречиха), возрастало «производство» ржи и овса. Значительная часть крестьянских хозяйств, особенно в малоземельных районах переориентировалась с товарного производства на самообеспечение. Валовые сборы хлебов и других культур сокращались, (по Кондратьеву) снизившись в 1916 г. примерно на 20% (см. таблицу), а по картофелю почти наполовину.
До войны примерно от 26 до 33% собранного в России хлеба продавалось на внутреннем или внешнем рынке. Цены на хлеб на русском и мировом рынке стабильно возрастали примерно на 2 - 2,5% в год, что придавало уверенности производителям. С началом войны об упорядоченном ценообразовании пришлось забыть (см. таблицу). Прекращение экспорта в начале войны привело к резкому падению оптовых цен на хлеб во второй половине 1914 г. Позднее закупки для армии восстановили уровень цен. Однако вмешательство государства (установление твердых закупочных цен для армии Особым совещанием по продовольствию и пр.) в ходе заготовительной кампании 1915 г. окончательно дестабилизировало хлебный рынок. В 1915 г., несмотря на прекрасный урожай, цены на хлеб не упали, а выросли - в производящих районах на 25-50%, в потребляющих - на 50 - 400(!)%. Дикие ценовые скачки вызывали возмущение общественности и провоцировали введение новых регулирующих мер. В ходе заготовительной кампании 1916 г. скачки цен сделались беспорядочными и непредсказуемыми, при этом наибольший рост цен отмечался уже в производящих районах. На местах уровень цен в значительной мере определялся соотношением сил хлебопроизводителей, хлеботорговцев и потребителей, что напрямую отражалось на действиях разнообразных местных властных органов. Общероссийский хлебный рынок при этом постепенно все больше фрагментировался.
Торговля и снабжение населения читать дальше(М. К. Шацилло)
Общее число торговых предприятий накануне войны достигало 1,2 млн., товарооборот, на 1913 г. - 11 538 млн руб., в т. ч. розничной торговли - 7 141 млн (60%), оптовой - 4 397 млн (40%). Примерно 3/4 товарооборота приходилось на города, в душевом исчислении на горожанина - 212,7 руб., сельского жителя - 13 руб., товарное потребление в среднем на человека - 12 коп. в день. В розничной торговле численно преобладали (более 83%) мелкие предприятия (лавки, ларьки, развозная и разносная торговля) с оборотом менее 10 руб. в день, однако их удельный вес в товарообороте был значительно ниже - 47% товарооборота приходилось на торговлю через магазины. Универсальные магазины имелись в основном в столицах. В оптовой торговле доминировали крупные фирмы. Сохранялась и такая архаичная форма торговли как ярмарки. Общее число их было очень велико (приближаясь видимо к 20 000), однако подавляющее большинство (87%) ярмарок являлось мелкими сельскими торжками, с преобладанием розничной торговли с/х продукцией. Средние по оборотам (от 10 до 100 тыс. руб.) ярмарки, сочетавшие розничную и оптовую торговлю составляли примерно 12% общего числа. Крупных оптовых было менее 1%. Торговый оборот 19 ярмарок превышал 1 млн руб., 9 из них - 3 млн руб. Товарооборот крупнейшей Нижегородской в 1913 г. составил 167 млн руб. Однако в общем товарообороте империи доля ярмарок была невелика - 6-7% и значение их снижалось по мере развития более современных форм торговли. Большое распространение получила биржевая торговля - к 1913 г. имелось 94 товарных биржи, часть из них являлась специализированными (хлебными, каменноугольными и пр.), однако значительная часть оптовых сделок осуществлялась вне бирж. Среди относительно крупных торговых структур наиболее распространенной формой организации был торговый дом (обычно товарищество на паях). На 1914 г. торговых домов имелось 9 202, 67% из них занимались исключительно торговлей (6 148 с общим капиталом 165,7 млн руб.), в первую очередь, текстильными (1 565 фирм с капиталом в 34 млн руб.) и пищевыми (1 062 и 43,4 млн) товарами. Большинство торговых домов были относительно небольшими, только у 88 (2,2%) капитал превышал 200 тыс. рублей. Более крупные торговые предприятия обычно были организованы в форме акционерного общества - 161 на 1912 г., с общим капиталом в 198,4 млн руб. (в среднем - 1 232 тыс. на компанию). Получили развитие сбытовые монополистические объединения - синдикаты. В черной металлургии господствующие позиции занимал синдикат «Продамета» (создан в 1902 г.) монополизировавший большую часть продаж сортового металла (до 85%). Конкурентом его был синдикат «Кровля» (1906) объединявший производителей 80% уральского кровельного железа. В машиностроении и металлообработке действовали синдикаты «Продпаровоз» (1901), «Продвагон» (1902), «Гвоздь» (1904) и пр., в цементной промышленности - Южный цементный синдикат (1900), в угольной - «Продуголь» (1906 год, 63% донецкого угля). Всего имелось примерно 140 - 150 подобных объединений. Правительство выдерживало по отношению к синдикатам последовательную антимонопольную линию и последним приходилось обходить ограничения с помощью разного рода ухищрений. Так, синдикат «Продамета» формально числился акционерным торговым обществом, акции которого распределялись между участниками синдиката. Таким же образом были организованы и другие синдикаты («Кровля», «Гвоздь» и пр.). В предвоенный период получила широкое развитие кооперация. Всего имелось до 30 000 объединений, среди которых выделялись потребительские (задачей которых было снабжение своих членов товарами по наиболее выгодным ценам). К 1914 г. потребительских обществ имелось ок. 10 000 (примерно 1,4 млн членов), в основном в Европейской России (87%) и в сельской местности (три четверти), на них приходилось 3,5 - 4% общего товарооборота. Помимо этого имелись сельскохозяйственные кооперативы (по разным оценкам - от 4000 до 6000), договорные артели - маслодельные, сыроваренные и пр. (ок. 3500), кредитные и пр. кооперативы. В ходе войны структура внутренней торговли претерпела существенные изменения. Изменилось отношение правительства к синдикатам, так, представители «Продаметы» и прочих металлургических синдикатов были включены в состав Металлургического комитета при Особом совещании по обороне, а аппарат синдикатов был использован для распределения заказов и произведенной продукции. В текстильной промышленности распределением сырья, военных заказов, установлением цен на продукцию занимались Хлопковый и пр. комитеты включавшие представителей отраслевых предпринимательских организаций. При этом соответствующие отрасли легкой промышленности были практически полностью переориентированы на выполнение военных заказов, что привело к острому дефициту товаров массового потребления - шерстяных и льняных тканей, кожаной обуви и пр. Сократился и спрос населения на второстепенные товары. Следствием этого был упадок соответствующих сфер торговли и массовая ликвидация торговых предприятий. Введение сухого закон привело к закрытию винных лавок и падению оборотов рестаранов, кабаков и пр. Частная торговля путем введения различных регулирующих мер фактически вытеснялась из хозяйственной жизни, а ее место занимали общественные, муниципальные и пр. организации, бравшие на себя снабжение населения предметами первой необходимости. Уже 31 июля 1914 г. циркуляром МВД губернаторам и органам самоуправления было рекомендовано принимать меры к установлению предельных цен на продукты питания. Указом 17 февраля 1915 г. командующим военными округами было предоставлено право запрещать вывоз необходимых для армии припасов и устанавливать цены на них. 19 мая 1915 г. министр торговли и промышленности получил право определять нормы потребления продовольствия и фуража населением, устанавливать правила торговли ими и предельные цены на них. В июне 1915-го МТиП решило предоставлять ссуды городам и земствам для организации торговли товарами первой необходимости и в городах стали появляться городские продовольственные лавки (особенно многочисленные в Москве). В августе 1915 г. было создано Особое совещание по продовольствию, во главе с министром земледелия и права по регулированию рынка продовольствия перешли к нему. Уже 30 сентября 1915 г. были введены твердые цены на овес, позднее они были установлены почти на все виды сельхозпродукции. С ноября 1915 г. регулирование цен на местах возлагалось на местных уполномоченных Особого совещания - во взаимодействии с местной администрацией, земствами, кооперацией и пр. На практике принимаемые меры приводили в основном к деформации и дезорганизации рынка, не предотвращая роста цен, выросших в ходе войны в среднем вдвое, а на товары повышенного спроса (соль и пр.) в 4-5 раз. На введение всеобщей карточной системы власти не пошли, но на местах карточки вводились местными властями, чаще всего на наиболее дефицитный продукт - сахар, при необходимости и на другие. Отоваривание карточек осуществлялось обычно через городские лавки или кооперативы. Роль кооперативов во время войны существенно возросла. Число потребительских обществ выросло в 2,3 раза (до 23,5 тыс. к началу 1917-го), их членов - в 5 раз (до 6,8 млн чел.), доля в товарообороте в 3 - 5 раз (до примерно 10%). Существенно выросло число городских обществ. Кооперативы и их объединения (Московский союз потребительских обществ и его филиалы и пр.) играли все большую роль в заготовках и распределении товаров и продуктов. Существенно усилилась и роль сельскохозяйственных кооперативов и артелей (их число возросло до 8 с лишним тыс.) и их объединений. Так, Сибирский союз маслодельных артелей занял ведущие позиции в заготовке и вывозе сибирского масла (в 1916 г. через него проходило почти 93% всего вывоза последнего) и т. п. Дефицит товаров массового потребления все больше вел к разрушению товарооборота между городом и деревней - не имея возможности приобретать промтовары крестьяне сокращали поставки с/х продукции в город. Правительство ответило на это введением в декабре 1916 г. продовольственной разверстки - обязательных поставок хлеба по твердым ценам (ниже рыночных). Крестьяне их ожидаемо саботировали - к апрелю 1917 г. план разверстки был выполнен едва наполовину. Несмотря на все сказанное, в целом имевшихся к началу 1917 г. в стране запасов продовольствия было достаточно для обеспечения населения и армии, однако прогрессирующее расстройство транспорта все больше затрудняло его доставку из производящих в потребляющие районы.
Внешняя торговля читать дальше(А. Ю. Петров) Война существенно изменила географию внешних связей России - уже летом 1914 г. прекратилось сухопутное сообщение с Центральными державами и через их территории, в ноябре 1914-го, после вступления в войну Турции - через черноморские проливы, в октябре 1915-го, после вступления в войну Болгарии и падения Сербии - с Балканами и через Балканы. На западе сохранялось лишь сообщение со Швецией, через Ботнический залив. В этих условиях резко возросло значение дальневосточных (Владивосток, Николаевск) и северных (Архангельск, Мурманск) портов и транзитного пути через Персию. Вмешательство государства во внешнеторговую деятельность усилилось. С началом войны были отменены льготы для подданных неприятельских держав, их товары обложены двойными пошлинами, в октябре 1916 г. импорт товаров из неприятельских держав был полностью запрещен. В мае 1916 г. было введено валютное регулирование - с обязательной сдачей валюты полученной от вывоза товаров. С 1 февраля 1917 г. запрещался ввоз (независимо от страны происхождения) предметов роскоши - галантереи, белья, платья, вина, парфюмерии, сардин, шоколада, чернослива и пр. Ввоз и вывоз товаров требовал разрешения от специальных комиссий МТиП, рассматривавших соответствующие заявления совместно с Осотопом, Хлопковым комитетом и прочими подобными органами. Война нанесла сильнейший удар по русскому экспорту, его физический объем сократился (по сравнению с довоенным) примерно в 10 раз в 1916-м и в 24 раза в 1917 г. - с примерно 1,5 млрд пудов в довоенные годы до, соответственно, 148 и 63,4 млн пудов (см. таблицу). Это объяснялось резким сокращением вывоза основных экспортных товаров - хлеба, леса, нефти, кож, отчасти также правительственными запретами на вывоз стратегически важных товаров и углублением кризиса в отдельных отраслях экономики. Некоторое значение сохранял лишь вывоз пеньки и льна, но и он между 1913 и 1916 гг. сократился с 3,3 до 1,2 и с 18,6 до 7,4 млн пудов соответственно. Снижение стоимости экспорта было менее драматичным - примерно втрое по сравнением с довоенным (с 1,5 млрд до примерно 500 млн руб.), что в значительной мере впрочем объяснялось инфляцией и ростом цен. Физический объем импорта также сократился, более чем вдвое в 1916-м и в 3,2 раза в 1917-м (с довоенных 686,2 млн пудов до 318,2 и 213,8 млн соответственно), а стоимость его увеличилась в 2,5 раза (с 1 139,6 млн руб. до почти 2,5 млрд), что впрочем, тоже в значительной мере объяснялось инфляцией. Торговый баланс, бывший положительным до войны, ушел в минус уже во второй половине 14-го и в 1916 - 1917 гг. его дефицит достигал уже почти 2 млрд руб. Основу импорта составляла продукция военного назначения, которая впрочем не выделялась в статистике отдельной статьей и точная доля ее неизвестна.
Перемены во внешнеторговых связях империи с различными государствами отражены в таблице ниже. Германия, бывшая до войны крупнейшим торговых партнером России (на 1913 г. - 29,8% русского экспорта и 47,5% русского импорта) свои позиции полностью утратила. Экспорт из России в Германию и Австро-Венгрию полностью прекратился, а импорт [видимо через третьи страны] сократился до минимума. На роль крупнейшего торгового партнера империи выдвинулась Великобритания. К 1916 г. ее доля в русском экспорте и импорте выросла примерно вдвое - 35,7 и 28,2% соответственно, а в 1917 г. еще более возросла - 48,5 и 32,6%. В Британию в 1915 - 1917 гг. вывозилось 75% русского льна, англичане заняли место немцев в роли поставщиков черных металлов, оборудования, химической продукции, красок. Важнейшей частью импорта было вооружение (48% импортированных арторудий), прочие военные товары, а также оборудование для военных заводов, закупавшиеся в Британии русским правительственным комитетом в счет английских кредитов. Вторым по значимости торговым партнером России в годы войны стали США. Русский вывоз в Штаты оставался незначительным, но импорт вырос в 3-4 раза - 32,2% в 1916-м и 19,9% в 1917-м. Из Америки ввозились сталь, фабричное оборудование, химические продукты, медь, сельскохозяйственные машины (ввоз которых впрочем резко сократился), автомобили, паровозы, вагоны, рельсы и пр. И здесь важнейшей частью поставок были чисто военные - огнестрельное оружие, порох, взрывчатые вещества и пр. По американским данным военный экспорт в Россию вырос с 10,9 млн долларов в 1914/15 г. до 113,8 млн в 1915/16 и 390,9 мн в 1916/17 гг. На огнестрельное оружие из этого приходилось соответственно 2 млн в 1914/15 и 49,2 млн в 1917-м; на порох - 1,4 млн в 1915 г., 57 млн в 1916 г. и 92,7 млн в 1917; экспорт взрывчатых веществ вырос с 1,3 до 202,5 млн долларов. Третьим по значимости торговым партнером империи стала Франция. Русский экспорт во Францию вырос примерно вдвое - 12,9% в 1916 и 10,1% в 1917 гг., а импорт почти втрое - 12,9 и 9,4% соответственно. Огромную часть последнего также составляла военная продукция - артиллерийские орудия (30% ввезенных), снаряды и пр. Среди менее крупных торговых партнеров резко сократился товарооборот с Бельгией, Голландией, Данией, Италией, существенно вырос со Швецией и Норвегией. Фактически роль последних была еще более значительной - через них шла значительная часть товаров числящихся в русской статистике «финляндскими». Отделенная от остальной империи таможенной границей Финляндия в 1916 г. занимала первое место в русском вывозе (39%), превосходя Великобританию и видное место во ввозе (8,1%), в 1917-м - третье место в вывозе (26,4%) и четвертое во ввозе (8,8%). Фактически огромная часть и того и другого шла через Финляндию транзитом. В 1915 - 1917 гг. «в Финляндию» вывозилось (по весу) 94,7% русского экспортного сахарного песка, 71,8% нефти, 62% всех хлебных грузов. На Востоке резко вырос товарооборот с Японией, в основном за счет русских военных заказов и закупок. Крупными партнерами России здесь были также Персия и Китай и Монголия (учитывались вместе). Вывозились в них мука, сахар, шерсть, бумажные ткани, деревянные изделия, ввозились в империю хлопок-сырец и шелк-сырец, шерстяные, пеньковые и пр. изделия. Персия, как ни странно, была также важным рынком для русской нефти и нефтепродуктов - в 1915 г. на нее пришлось 49% вывоза нефти и нефтепродуктов и 59% вывоза керосина. В 1916 г. из-за нарастания внутренних проблем торговля с Персией прекратилась, а с Китаем резко уменьшилась.
Повседневная жизнь российского провинциального города (на примере Поволжья) читать дальше(Е. Ю. Семенова) Автор, помимо прочего, отмечает произошедшие за время войны изменения состава населения городов. Прежде всего резко возросло число военных, составлявших теперь значительную часть населения провинциальных городов. Так, в Симбирске на август 1915 г. размещалось ок. 40 000 военных, составляя примерно 40% населения города [до войны в нем жило примерно 55 тыс. чел.], в Царицыне - ок. 6 000, составляя, по мнению автора 15% населения [в реальности население Царицына к 1 января 1915 г. составляло 111 тыс. чел, что указано в источнике на который ссылается сама автор - см. «Статистический обзор Саратовской губернии за 1914 год. Саратов, 1915.»]. Присутствие массы военных ухудшало (и чем дальше, тем больше) социальную и криминальную обстановку, часть из размещалась в городских общественных зданиях (исключавшихся из общественного пользования) и на квартирах граждан (со всеми вытекающими последствиями). Городские бюджеты тратили часть своих средств на содержание военных, граждане не всегда вовремя получали возмещение за постой и, таким образом, их присутствие ложилось на население дополнительным грузом, ухудшая и так все более осложняющееся социально-экономическое положение. К военным вскоре добавились беженцы, приток которых достиг максимума в 1915 г. Отношение к беженцам, по мере осложнения обстановки в стране ухудшалось - среди них было много нетрудоспособных, работающие сбивали зарплаты местным и т. д. Приток беженцев, помимо прочего, изменил национальный состав населения тыловых городов - среди них было много инородцев (евреев, поляков, латышей и пр.). Еще одной новой группой населения стали военнопленные, нередко, из-за отсутствия помещений также размещавшиеся на частных квартирах и использовавшиеся на разного рода работах. Отношение к ним было схоже с отношением к беженцам - поначалу скорее сочувственное, но по мере осложнения социально-экономической обстановки все более ухудшавшееся. Приводится также интересная табличка изменения цен на продукты по Спасску - уездному городу Казанской губернии. Ценность ее впрочем снижается отсутствием четкого указания на место и сущность работы работника / работницы (видимо некие сельскохозяйственные рабочие).
Война вызвала серьезные изменения во внутреннем финансовом хозяйстве ее участников - были закрыты фондовые биржи, прекращен обмен кредитных билетов на золото, во многих странах объявлен вексельный мораторий [в России введен в июле 1914 на территории польских и прочих прифронтовых губерний], начата массовая эмиссия необеспеченных бумажных денег и пр. Расходы на войну легли тяжким бременем на бюджет империи - только за вторую половину 1914 г. они составили 2,5 млрд руб. (больше чем на всю японскую войну). Всего же, с августа 1914-го по февраль 1917 года, на нее было выделено 30,5 млрд руб. (9 годовых бюджетов 1913 года), к сентябрю 1917 г. общая сумма расходов достигала, по разным данным, 41 - 50 млрд руб. Покрытие подобных расходов требовало чрезвычайных мер и достигалось в основном за счет внутренних источников - из 35 млрд руб. потраченных к середине 1917 г. только 7,5 млрд (20%) было получено извне (по военным кредитам союзников), остальные 27,5 млрд изысканы за счет внутренних возможностей. Одним из главных источников финансирования войны была денежная эмиссия, представлявшая собой форму принудительного государственного займа у населения. Русское правительство с началом войны вынуждено было отказаться от поддержания золотого стандарта - 27 июля 1914 г. «временно, впредь до минования чрезвычайных обстоятельств» прекращался размен кредитных билетов на золото. Одновременно эмиссионное право Государственного банка было увеличено с 300 до 1500 млн руб., банку было разрешено учитывать краткосрочные казначейские обязательства, под обеспечение которых должны были производиться новые эмиссии кредитных билетов. Количество бумажных денег (кредитных билетов) в обращении к началу 1917 г. выросло с 1 665 млн до 9 103 млн руб. (в 5,6 раза). Доля их в обращении поднялась с 71 до 98-99%.
К началу войны, помимо бумажных, в обороте находилось значительное количество металлических денег - золотых монет на сумму 467,7 млн руб., банковой и разменной серебряной монеты на 122,1 млн, медной разменной на 18,5 млн руб. После прекращения размена на золото правительство попыталось изъять из обращения и золотую монету, однако население не пожелало с нею расстаться, предпочтя тезаврировать - к началу января 1917 г. на руках оставалось золотых монет на 436 млн руб. По мере роста инфляции в 1915 - 1916 гг. из обращения выпали сначала серебряная, а затем и медная монета, также рассматривавшиеся как более надежное средство накопления. Несмотря на усиленный выпуск разменной монеты в первые два года войны почти вся она осталась на руках у населения (серебряная - на 286 млн, медная - на 23 млн руб.). В обороте разменная монета все шире заменялась бумажными марками достоинством от 1 до 20 коп., принимавшимися сберкассами и на денежные вклады. Покупательная способность бумажного рубля к началу 1917 г. снизилась почти вчетверо - до 27 довоенных копеек, индекс цен превышал уровень 14-го в 7 раз (разница объясняется ростом денежных доходов населения). Тем не менее, до Февраля у населения в целом сохранялось доверие к бумажным деньгам, что, в определенной мере, сдерживало рост цен и инфляции. Помимо эмиссии правительство использовало для покрытия военных расходов также внутренние займы, что позволяло, помимо получения средств от населения, одновременно ослабить развитие инфляции, изымая из обращения часть эмитированных бумажных денег. До Февраля внутренних займов выпущено на 8 млрд руб. номинальных, чистая выручка от их реализации составила 7 528,9 млн руб. Около половины (4 033 млн) эмитировал синдикат московских и петербургских банков, остальные (3 967 млн) были размещены Государственным банком и привлеченными им казенными и частными учреждениями (сберкассы, общественные банки, общества взаимного кредита). Государственный банк предоставлял подписавшимся на займ различные льготы (бесплатное хранение, кредит под обеспечение облигациями займа - до 75% и пр.) и активно их пропагандировал (выпущены 1 млн плакатов и 10 млн брошюр). Помимо займов средства с внутреннего рынка привлекались путем эмиссии краткосрочных казначейских обязательств, представлявших собой векселя русского правительства закладывавшиеся в Государственном банке в залог кредитов казне. Указом от 23 июля 1914 г., помимо прочего, Государственному банку разрешалось учитывать краткосрочные казначейские обязательства «в размере вызываемом потребностями военного времени». До марта 1917 г. их было выпущено на 11,5 млрд руб. и, вместе с внутренними займами, казначейские обязательства стали главным займовым источником пополнения бюджета. Ресурсы внутреннего рынка капиталов к 1917 г. были далеко не исчерпаны - объем произведенных казной кредитных операций (долгосрочные займы и учет казначейских обязательств) в 1914 - 1916 гг. возрос на 3,4 млрд руб., при этом прирост вкладов в банках только за 1916 г. составил 5,3 млрд руб., а эмиссия - 3,4 млрд. Примерно теми же методами финансирования войны пользовались и союзники России по Антанте, к эмиссии впрочем прибегавшие в меньших масштабах - во Франции денежная масса выросла в 3,5 раза, а в Британии существенно не увеличилась. Внешние займы русским правительством привлекались в форме правительственных кредитов и использовались для оплаты заграничных военных заказов. К февралю 1917 г. их сумма достигала 5,2 млрд руб. [в золотых рублях по паритету] (70% приходилось на Великобританию). Общий государственный долг империи (внутренний и внешний) в 1914 - начале 1917 гг. вырос с 8,8 до 39,4 млрд руб. (в 4,5 раза) [по другим данным довоенный + царский военный долги составляли - 12,5 + 25 = 37 млрд руб., см ниже]. Налоговые поступления существенной роли в финансировании войны не играли. Основная часть военных расходов проходила по чрезвычайному бюджету и покрывалась за счет специального военного фонда. Налоговые же поступления составляли основу обычного «ординарного» бюджета, за счет которого покрывались прочие расходы. В начале войны само правительство нанесло по нему сильнейший удар введением сухого закона - винная монополия давала казне до 700 млн руб. в год. Выпадение доходов было компенсировано введением новых и повышением имеющихся налогов. Уже в 1914 г. железнодорожный грузовой и пассажирский тариф был повышен вдвое, также вдвое были повышены судебные пошлины, повышены ставки акциза на сахар (на 14%), табак (25 - 167%), спички (50 - 100%), керосин (50%), введен сбор с владельцев телефонных аппаратов (10 руб. в год) и пр. В 1915 г. наполовину повышены ставки промыслового налога, на 50-100% государственного поземельного налога, на 33% налога с городской недвижимости, на 40% таможенные тарифы. В 1916 г. ставки акцизов подняты на 100-300%, в зависимости от товара. В том же году были приняты законы о введении подоходного налога и о налоге на избыточную прибыль (вступали в силу с 1917-го) и т. д. В целом, за счет усиления налогового давления в 1914 г - 1916 гг. казна дополнительно получила доходов на 1 млрд руб. и покрыла ущерб от введения сухого закона. Бюджет 1916 г. не уступал бюджету 1913-го - 2 166,5 против 2 111,3 млн руб. По тому же пути - усиления налогового давления, шли и союзники России. Так, в Британии в годы войны был втрое повышен подоходный налог, в 2 раза повышен акциз на чай и табак, в 3 раза на пиво, в 6,5 раз на сахар и т. д. Война привела к пересмотру базовых принципов функционирования русской податной системы - отходу от косвенного, в основном, обложения и усилению прямого. В апреле 1916 г. был принят закон о введении прогрессивного подоходного налога (вступал в силу с января 1917-го). Обложению подлежали русские и иностранные подданные и юридические лица - акционерные общества, сословные общества (кроме крестьянских), церкви и монастыри, потребительские кооперативы и т. д. Закон не распространялся на жителей Финляндии, императорскую семью (в узком смысле) и иностранные представительства (стран предоставляющих аналогичную льготу русским дипломатам). Начальный порог обложения устанавливался на уровне 850 руб. в год (ок. 70 руб. в месяц). Доходы до 400 000 руб. в год облагались по прогрессивной шкале с максимальной ставкой в 12%. Свыше 400 000 руб - по пропорциональной, 12% + 1250 руб. с каждых лишних 10 000 руб. По расчетам Минфина налог должен был приносить дополнительно примерно 130 млн руб. в год, однако фактически по понятным причинам особого эффекта не имел. Золотой запас Государственного банка на 1914 г. составлял 1 695 млн. руб., а на 1916 г. - 3 617 млн руб. однако 2/3 из этого (2 330 млн) значилось «золотом за границею» и включало как золотовалютные авуары русского правительства за границей, так и уже отосланное в виде оплаты союзникам золото, однако большей частью было виртуальным, представляя собой выданный английским правительством (для обеспечения устойчивости русской финансовой системы) кредит в 200 млн фунтов (2 млрд руб. по довоенному курсу). В России к началу? 1916 г. золотой фонд Государственного банка составлял 1 614 млн руб., к началу 1917 г. - 1 476 млн. руб. Всего в 1914 - начале 1917 г. золота в оплату союзнических поставок и пр. было вывезено на 640 млн руб.
За время войны существенно изменилась роль Государственного банка, как и другие центральные банки, он превратился из руководящего учреждения краткосрочного кредита в учреждение обслуживающее военные финансы государства и крупнейшего кредитора казны.
Исключительно динамично в годы войны развивалась система государственных сберегательных учреждений. В июле 1915 г. был отменен введенный в 1895 г. лимит вкладов на одно лицо (1000 руб.), Одновременно были упрощены и расширены правила операций с государственными процентными бумагами. Сберкассы теперь могли свободно покупать и продавать государственные облигации, давать под них ссуды (на срок до 6 месяцев и не более 5000 руб. на одно лицо), принимать их на хранение и в управление (за небольшую плату сберкасса хранила бумаги и совершала все необходимые операции - платила проценты по купонам и пр.). Сберкассы предлагали также подписку на военные займы (с возможностью хранения и обслуживания облигаций), под свидетельства которых давались льготные займы (на сумму до 88% номинальной стоимости). Описанные меры усилили приток клиентов и вкладов в сберегательные кассы. Остаток денежных вкладов в 1914 - середине 1917 гг. вырос в 2,3 раза (с 1 685,4 до 3 889,5 млн руб.), вкладов в процентных бумагах в 3,8 раза (с 348,6 до 1 335,8 млн). Собственный фонд процентных бумаг сберкассы увеличили в 2,3 раза (с 1 906,2 до 4433,1 млн руб.). Основу его составляли облигации военных займов - 3,2 млрд руб. С учетом размещенных через сберкассы по подписке (856,5 млн руб.) в военные займы было переведено ок. 4 млрд руб. народных сбережений (покрыв половину их общего объема). Военные заказы оживили деятельность коммерческих банков и привели к невиданному номинальному росту их пассивов - к 1917 г. сумма средств вкладов и текущих счетов в банках увеличились с 2,5 до 6,7 млрд руб., с учетом инфляции, впрочем, оставшись на довоенном уровне. Характер деятельности банков существенно изменился - торгово-промышленные сделки в стране все чаще осуществлялись за наличный расчет, вексельное обращение в стране сокращалось, сокращалась и учетная операция. Резкий рост наблюдался в товарно-ссудной сфере - обычной практикой стало предоставление банку в обмен на кредит партий товаров для комиссионной продажи и банки фактически обзаводились торговыми отделами для их реализации. С началом войны банки получили право выступать перед казной гарантами исполнения заказов частными фирмами и взимали с клиентов солидные комиссионные за выдачу гарантийных писем и т. д. В 1916 г., с завершением перестройки народного хозяйства на военный лад, вновь вырос, угасший было в начале войны, интерес банков к негарантированным ценным бумагам, рассматривавшимся как инструмент сохранения денег в условиях инфляции. С открытием 24 января 1917 г. Петроградской биржи спрос на дивидендные бумаги принял ажиотажный характер. Активизировалось и банковское учредительство - в конце 1916 - начале 1917 гг. в Петрограде открылись Союзный, Петроградский, Золотопромышленный, Восточный, Русский коммерческий и пр. банки. Образовавшиеся в связи с сокращением учетной операции свободные средства банков не поглощались целиком операциями в сфере производства и обмена и лишние деньги вкладывались в выгодные и сравнительно ликвидные сделки с государственными и гарантированными займами. Перемены затронули и русские финансово-промышленные группы - позиции иностранного капитала в экономике страны ослабели, в банковскую сферу проникли новые финансово-промышленные группы отечественного происхождения, позиции московской группы банков усилились, хотя петербургская по прежнему удерживала лидирующие позиции. Крупнейший банк империи Русско-Азиатский, утратив поддержку французских партнеров, заключил союз с группой поволжских хлеботорговцев И. И. Стахеева и П. П. Батолина. К 1917 г. эта группа контролировала до 50 предприятий разных сфер, внедрившись в Соединенный и Волжско-Камский банки. Русский Торгово-Промышленный и Союзный банки, ранее контролировавшиеся Русско-Азиатским (а позднее и Русский для внешней торговли банк), перешли под контроль окрепшей на военных поставках группе сахарозаводчика К. И. Ярошинского. В московской банковской группе полностью утратили свои позиции семьи немецкого происхождения - Кнопы, Вогау и Юнкеры, ставшие жертвами антинемецкой кампании.
Транспортная система читать дальше(Э. Г. Истомина, А. С. Сенин)
Основу русской транспортной системы составлял железнодорожный транспорт. К 1914 г. общая протяженность железных дорог России составляла ок. 68,4 тыс. верст (с Финляндией - почти 73 тыс.). [Из 68 370 верст дорог 46 284 верст (68%) приходилось на казенные и 22 086 верст на частные (в т. ч. 19 583 версты дорог общего пользования и 2 494 - местного значения, почти целиком узкоколейных). Дорог с широкой колеей - 61 983 верст (90,7%), узкой - 6 387, в т. ч. казенных - 3 084, частных общих - 1 035, частных местных - 2 268 верст. Дорог с двойной колеей - 16 889 верст (24,7%), в т. ч. казенных - 14 119 верст (30,5%), частных - 2 762 (14,1%). Паровозов на 1911 г. имелось 19 232, пассажирских вагонов - 26 294, товарных - 452 287, на 1913 г. (только по Европейской России) - соответственно 16 898 (всего 18 695), 23 375 и 432 255. Общий объем перевезенных грузов (включая пассажирский багаж) на 1913 г. - 15,6 млрд пудов, пассажиров на 1911 г. - 213,9 млн чел. - справочник «Россия. 1913 год»]. К числу проблем русских железных дорог наблюдатели относили общее замедление железнодорожного строительства, низкую механизацию путевого хозяйства, недостаток товарных вагонов (оценивался в 19 000 - 25 000 шт.) и, в целом, отставание темпа развития железнодорожной отрасли от общих темпов роста экономики. Общие оценки состояния русских железных дорог весьма различались - по мнению одних авторов оно уже в мирное время не соответствовало потребностям страны, по мнению других - вполне соответствовало потребностям мирного времени. Перед войной на казенных дорогах (усилиями министра путей сообщения С. В. Рухлова) предпринимались меры по улучшению организации работы и повышению экономической эффективности - обновлялся парк подвижного состава, улучшались механизация путевого хозяйства и организация движения и т. д. Между 1908 и 1913 гг. валовый доход казенных дорог вырос на 52% и достиг 825,6 млн руб., а доход с версты пути вырос втрое - с 2333 до 7031 руб. По интенсивности работы русские дороги перед войной превосходили германские и французские (70 млн пудо-верст на версту против 64 и 36 млн), однако за счет большей нагрузки на подвижной состав. В 1915 - 1916 гг. было дополнительно введено в строй 8 530 верст путей и к концу 1916 г. общая протяженность сети составила 72 279 верст, в т. ч. 45 518 казенной и 26 761 частной (так у авторов, видимо исключены дороги оккупированной территории). Наиболее значимыми из введенных участков были Мурманская железная дорога (январь 1915 - ноябрь 1916), Амурская железная дорога (1907 - 1916) и перешитый на широкую колею участок Архангельск - Вологда (осень 1915 - январь 1916). Помимо строительства новых дорог МПС предпринимало активные усилия по расширению пропускной способности имеющихся - укладывались вторые пути, строились дополнительные разъезды на одноколейных, переустраивались станции и т. д. В ноябре 1915 г. в МПС был создан Временный распорядительный комитет по железнодорожным перевозкам, задачей которого было упорядочивание перевозок за пределами прифронтовой зоны. Принятые МПС меры позволили значительно улучшить показатели работы дорог. Средняя суточная работа сети с 72 тыс. вагонов (май 1914-го) выросла до 90 тыс. в мае 1916 г., благодаря улучшениям на сибирских дорогах средняя скорость (с учетом простоев и пр.) товарных поездов Владивосток - Петроград была повышена с 9 до 16 верст в час, а время в пути сократилось с 35 до 19,7 суток и т. п. Однако в 1916 г. ситуация на дорогах начала ухудшаться. Огромной проблемой стало разделение железнодорожной сети на две части - прифронтовую под управлением военных и прочую, оставшуюся за МПС. К августу 1915 г. в руках военных находилась примерно половина подвижного состава (8 тыс. паровозов и 218 тыс вагонов), часто используемая нерационально (штабы и пр.), при том что в тылу его не хватало. Координация действий между МПС и Управлением путей сообщения действующей армии оставляла желать много лучшего. Только 21 января 1917 г. было утверждено «Положение об управлении путями сообщения на театре военных действий» внесшее определенность во взаимоотношения военных и МПС. Резко возросшая интенсивность перевозок вела к повышенному износу подвижного состава. Поступление нового сократилось из-за перевода русских заводов на выпуск военной продукции, что вынуждало МПС размещать заказы на паровозы и вагоны за границей. Отечественные и заграничные поставки позволили в целом справиться с перевозками 1915-го, однако летом-осенью 1916 го уже не успевали компенсировать потери. Аналогичная картина наблюдалась с рельсами, шпалами и прочими элементами путей.
Ситуацию еще больше усугубила зима 1916 - 1917 гг., оказавшаяся исключительно суровой - свирепые морозы, дополнявшиеся сильными метелями и заносами на дорогах, вели к сокращению, а местами и полной остановке движения. Так, 24 и 25 февраля 1917 г. морозы и метели фактически парализовали работу Рязанско-Уральской дороги. 23-25 февраля было временно остановлено движение на Московско-Курской дороге и т. п.
По прочим дорогам (шоссейным, грунтовым и пр.) авторы приводят весьма странные данные, явно ставшие жертвой описок. [По справочнику «Россия. 1913 год» общая протяженность учтенных шоссейных, замощенных и грунтовых дорог империи (без Финляндии) на 1913 г. составляла примерно 726,2 тыс. верст, из которых 33,7 тыс. верст приходилось на шоссе и замощенные дороги (4,6%). На начало 1911 г. в 50 губерниях Европейской России на грунтовые дороги приходилось 96% сети, в польских губерниях - 88%, на Кавказе - 82%, в Средней Азии - 98%, в Сибири - 100%. Небольшая часть дорог, в основном (9/10) шоссейных находилась в ведении МПС (ок. 17 тыс. верст, из которых ок. 5 тыс. были переданы во временное ведение земств), остальные ведались МВД. На содержание казенных и земских дорог тратились казенные же и земские средства, но основная масса грунтовых дорог (до 85% местных путей) была предоставлена попечению частных владельцев и сельских обществ и в большинстве случаев оставалась без улучшений]. В 1914 г. вместе с общей программой МПС был утвержден пятилетний (1914 - 1919) план строительства 2,7 тыс. верст шоссейных дорог, в основном в северо-западных, потенциально прифронтовых районах, однако до начала войны МПС успело только сформировать профильное управление и провести частичные изыскания в районах строительства. [В ходе войны строительством и ремонтом дорог в прифронтовой зоне совместно занимались структуры МПС - прежде всего дополнительно усиленных прифронтовых Варшавского, Виленского, Киевского и Петроградского округов путей сообщения, самих военных - армейские военно-дорожные отряды и местных земств. Управление дорогами в прифронтовой зоне было организовано довольно сложным образом, включая как армейские структуры, так и структуры МПС. Всего за 1914 - середину 1917 гг. в прифронтовой зоне было построено ок. 11 тыс. верст дорог, более 270 мостов, отремонтировано почти 70 тыс. верст дорог, в эксплуатации находилось ок. 11,5 тыс. верст шоссе и ок. 70 000 верст грунтовых дорог, на дорожные работы в 1915 - 1917 гг. потрачено до 500 - 600 млн руб. (за то же время на остальной территории империи примерно 100 млн), на 1 апреля 1917 г. на дорожных работах в прифронтовой зоне были заняты: 91 военно-дорожный отряд, 168 транспортов, 6 900 служащих и 134 800 рабочих (в т. ч. постоянных - 20 600, временных - 72 700, инородцев - 17 100, солдат - 10 250, пленных - 14 150), 44 700 лошадей (постоянных - 17 500) - см. А. С. Кудрявцев «Очерки истории дорожного строительства в СССР: дооктябрьский период»]. Интенсивность перевозок гужевым транспортом по дорогам прифронтовой зоны в ходе войны резко возросла, за счет армейских обозов и транспортов. С использованием автотранспорта в русской армии авторы (в данном случае Истомина) явно мало знакомы, но считают его незначительным. Приводится (со ссылкой на древнее советское издание) странная цифра наличия автомобилей на 1 сентября 1914 г. - 9100, в т. ч. 5 000 грузовых, других сведений такого рода не приводится. [На 1 июля 1914 г. русская армия имела 711 автомобилей в т. ч. 418 грузовых, мобилизовано в 1914 г. - 5 837, в т. ч. 475 грузовых + 160 грузовиков куплено в Финляндии, всего соответственно примерно 6 700 автомобилей, в т. ч. ок. 1 000 грузовиков. За время войны действующая армия получила по разным данным от 21 до 25 тыс. автомобилей и на 1 июля 1917 г. имела св. 12 000 машин, в т. ч. св. 8 000 грузовых. См. - С. Кирилец, Г. Канинский «Автомобили Русской Императорской армии»].
Речной транспорт играл значительную роль в перевозках. На 1 января 1913 г. общая протяженность внутренних водных путей империи (без Финляндии) составляла 362,8 тыс. верст (в европейской части страны - 232,5 тыс.), из которых годны для сплава леса и судов были 183,4 (134,6) тыс. верст, а судоходны в обе стороны - 88,1 (42,7) тыс. верст. Длина искусственных водных путей (каналов и шлюзованных участков рек) составляла 3 855 верст. Речной флот на 1912 год состоял из 29 707 судов [172 тыс. чел., здесь и далее «Россия. 1913»], в т. ч. 5 556 пароходов [66,5 тыс. чел.], общей грузоподъемностью в 13,5 млн тонн. На 1913 г. по водным путям (видимо только Евр. России) было перевезено 3,115 млрд пудов грузов [на 1911 г. всего - 3,152 млрд пудов, по Евр. России - 2,997 млрд], из которых половина по Волге (1,547 млрд), за которой шли Нева (465 млн) и Днепр (316 млн). Из рек Азиатской России заметную роль играл лишь Амур (~ 81 млн пудов на 1913 год). Из указанных 3,115 млрд пудов 65,3% было перевезено судами, 34,7% плотами [в основном строительный лес и часть дров]. В составе грузов (по весу) с большим отрывом лидировал строительный лес, за которым шли дрова, нефть и нефтепродукты и хлеб. Перевозка речным транспортом стоила в 3,5 - 5 раз дешевле железнодорожной. Речные пути находились в ведении МПС, но перевозки были почти полностью в частных руках. Основными проблемами речного транспорта были разношерстность плавсостава, слабая механизация портов и погрузки-разгрузки (из-за избытка рабочих рук в мирное время). Во время войны ситуация с рабочими руками изменилась, что немедленно отразилось на работоспособности речного транспорта. Ухудшилось положение с плавсредствами - новые суда практически не вводились, старые не ремонтировались и т. д. В январе 1916 г. в МПС был создан Распорядительный комитет по речным перевозкам, с уполномоченными на местах, задачей которого было упорядочение перевозок и более эффективное использование водного транспорта. На Северной Двине МПС были организованы казенные перевозки для вывоза военных грузов из Архангельска. Однако в целом принятые меры особого эффекта не имели, грузовые перевозки сокращались, в 1917 г. составив 53% от довоенных. Пассажирские перевозки напротив росли на протяжении всей войны, однако систематического их учета не велось даже по отдельным бассейнам. Предположительно в 1916 г. было перевезено ок. 12 млн пассажиров. На развитии дорожного хозяйства и речного транспорта в целом негативно сказался прогресс железнодорожного, задвинувшего их на периферию внимания правительства.
Морской транспорт играл особенно значительную роль в экспортно-импортных перевозках - в 1913 г. общий объем морских перевозок достигал 30,9 млн тонн, в т. ч. экспорт - 14,5 млн, импорт - 4,5 млн, большой каботаж - 0,571 млн и малый каботаж - 10,3 млн тонн. Однако собственный торговый флот России был невелик и основная масса (75,9%) экспортно-импортных перевозок осуществлялась иностранными судами [в первую очередь британскими и германскими]. На 1 января 1914 г. в состав русского торгового флота входило 1 016 паровых судов (по другим данным - 1 103), общей вместимостью 486 914 (526 тыс.) регистрационных тонн и грузоподъемностью 51,249 млн пудов. [Из 1 016 судов 312 являлись буксирами, ледоколами и спасательными судами, 59 пассажирскими и почтово-пассажирскими, 242 товарно-пассажирскими, 283 товарными и 120 наливными и товарно-наливными. Подавляющее большинство судов - 75% по числу и 86,6% по тоннажу было иностранной постройки (без учета финских верфей лишь 11,7% судов и 3,1% тоннажа приходилось на отечественную постройку), в основном английской (51%), шведской (16,7%) и германской (15,2%). Возраст 24% судов на 1913 г. превышал 30 лет, 47,5% - 20 лет.]. Парусных судов на 1913 год имелось 2 577 (2597), общей вместимостью 256,8 тыс. регистровых тонн [и грузоподъемностью 26,276 млн пудов]. На паровой флот приходилось примерно 30% численности судов и 67% вместимости. Численность экипажей судов торгового флота достигала 32 тыс. чел (ок. 19 тыс. парового и ок. 12,8 тыс. парусного). [Между 1905 и 1914 гг. число паровых судов выросло на 32%, вместимость - на 41%, грузоподъемность - на 53,3%; число парусных выросло на 3,2%, но вместимость их снизилась на 6,9%, а грузоподъемность на 5,7%]. В целом русский торговый флот обеспечивал в основном каботажные перевозки. Основу морского торгового флота составляли несколько крупных полугосударственных компаний (РОПиТ, Добровольный флот и пр.) дополнявшихся значительным числом менее крупных частных. С началом войны значительная часть судов торгового флота была мобилизована, переоборудована в военные (тральщики и пр.) или использовалась в качестве вспомогательных и транспортных. Цифры в тексте приводятся разные, в целом видимо мобилизовано было порядка 400 - 500 русских и ок. 100 реквизированных неприятельских и союзных. Потеряно было за время войны 215 русских пароходов (390 тыс. тонн) и 69 парусных судов (19,9 тыс.). Потери компенсировались за счет реквизиций и покупки судов в союзных и нейтральных странах и к 1 июня 1916 г. под русским флагом ходило 1 013 пароходов, 91 теплоход и 2 524 парусных судна, общей вместимостью в 880 тыс. тонн.
Политические партии читать дальшеПолитические партии всех направлений к началу войны пребывали в состоянии кризиса и полуразвала - местные партийные структуры дышали на ладан, связь между центральными и местными структурами была нарушена и т. д.
Консервативные партии (А. А. Иванов)
Правые партии к началу войны пребывали в состоянии кризиса и упадка. Крупнейшая правая партия - Союз русского народа, к этому времени распалась на три (в значительной мере враждебных друг другу) организации - Русский народный союз имени Михаила Архангела (В. М. Пуришкевич), Всероссийский Дубровинский Союз русского народа (А. И. Дубровин) и «марковский» Союз русского народа (Н. Е. Марков-2). Русское собрание из интеллектуального центра правых превратилось фактически в клуб сторонников марковского СРН и РНСМА. Упадок переживали и московские (Союз русских людей, Русский монархический союз) и прочие второстепенные правые организации. Власть к этому времени уже не столько помогала правым, сколько терпела их, «стесняясь» их взглядов и стремясь от них отмежеваться. Русские националисты были как и прежде представлены Всероссийским национальным союзом, рядом региональных клубов (Киевский клуб русских националистов и пр.) и региональных организаций. ВНС и в лучшие свои годы не бывший массовой организацией, к этому времени окончательно превратился в «штаб без армии» - с влиятельной думской фракцией, сетью клубов и сочувствующими изданиями, но почти без партийных организаций на местах. После гибели Столыпина он перестал быть правительственной партией и все более переходил на оппозиционные позиции, что впрочем устраивало не всех - внутри союза еще до войны наметились две линии: на сближение с правыми (П. Н. Балашов и др.) и с октябристами (В. В. Шульгин, В. А. Бобринский и пр.). В IV Думе правые были представлены достаточно широко (64 депутата, С. В. Левашов), а националисты еще шире - 88 депутатов [с частью умеренных правых] в национальной фракции (П. Н. Балашов) и еще 33 во фракции центра (б. независимые националисты) П. Н. Крупенского, однако отношения между ними были весьма натянутыми. В Государственном совете консервативные силы были представлены довольно аморфной правой группой (68 чел., П. Н. Дурново) и более сплоченной группой правого центра (19 чел. А. Б. Нейдгарт) близкими к думским правым и националистам соответственно. Ниже автор освещает по большей части идеологическую линию правых. Во внутренней политике правый лагерь выступал в поддержку «священного единения» - внутреннего мира и прекращения партийной борьбы до победы над врагом. Среди программных установок, бывших непосредственным откликом на войну, одной из основных стал лозунг борьбы с «немецким засильем», прежде всего в сфере землевладения, торгово-промышленной и банковской. Предложения правых включали: упразднение немецких колоний, с отчуждением земель неблагонадежных немцев и лиц с двойным подданством и последующим наделением этой землей отличившихся на войне солдат; отчуждение в пользу государства торгово-промышленных, финансовых и страховых учреждений подданных неприятельских стран; ликвидацию немецких учебных заведений и пр. Предлагалось также бороться с протестантизмом и протестантскими сектами (прежде всего меннонитами) как носителями германизма. Антинемецкая риторика правых, как отмечает автор, была направлена в первую голову против вражеских подданных, но била и по русским немцам и даже по правящей династии (чего они видимо, в большинстве своем, не осознавали). Основу «военной» экономической программы правых составлял лозунг борьбы с дороговизной, ответственность за которую традиционно возлагалась прежде всего на евреев. Среди предлагаемых мер значились: введение казенной монополии на торговлю хлебом и пр. товарами первой необходимости, установление предельных такс на них же, ограничение норм прибыли на время войны, ограничение влияния банков и синдикатов и т. п. Подобная программа, с одной стороны, соответствовала личным интересам многих правых, бывших помещиками, с другой - должна была бить по крупному капиталу стоявшему за либеральной общественностью. Для поднятия духа армии предлагалось провести закон гарантирующий (после победоносного окончания войны и за счет контрибуций) государственные пенсии раненым, инвалидам и семьям погибших и пособия для восстановления хозяйства нуждающимся демобилизованным солдатам. Предлагалось также усилить помощь беженцам, при этом критиковалось излишнее, по мнению правых, увлечение правительственных структур помощью беженцам-инородцам. В области рабочего вопроса поддерживались увеличение зарплат и улучшение условий труда, но достигнутые мирными средствами - категорически осуждались забастовки и пр. В целом, в социально-экономической сфере правые придерживались прежней стратегии малых дел - улучшения положения народа без радикальной ломки уклада и политического строя, что на фоне растущей радикализации общества ставило их в заведомо проигрышную позицию. В отношении свободы печати и военной цензуры позиция правых была двойственной - с одной стороны осуждались либеральная печать и поддерживались правительственные меры по ее ограничению, с другой (поскольку от ограничений страдала и правая печать), высказывались собственные претензии к работе военной цензуры (недостатки которой связывались с «немецким засильем» среди цензоров). «Сухой закон», введенный в начале войны, правыми полностью поддерживался, несмотря на все его издержки и малоэффективность, бороться с последней предлагалось усилением контроля и репрессий. В национальном вопросе «еврейский», хоть и был несколько заслонен «немецким», но не оставался без внимания, резко осуждалось украинство, критиковался особый статус Финляндии. По «польскому» вопросу позиция правых (в связи с изменением позиции властей) заметно смягчилась, почти утратив впрочем и конкретное содержание. В области внешней политики позиции правых заметно изменились. До войны они в целом выступали за сближение с Германией или, по крайней мере, к сдержанности в отношении последней, считая конфликт с нею ненужным и опасным для империи. В этой связи осуждалась, в частности, и излишняя активность империи на Балканах. Одновременно правые призывали к всемерному наращиванию военных возможностей страны. С началом войны условно германофильская позиция правых сменилась безусловно антигерманской - помимо войны до победного конца, выдвигалось требование уничтожения германского милитаризма, с превращением германской империи в прежний союз государств и низведением Пруссии «на ее прежнее скромное место». Позднее впрочем внутри правого лагеря оформилось три основных линии - дубровинцы постепенно все больше склонялись к идее сепаратного мира с Германией; марковцы, не доверяя союзникам, все же поддерживали войну до победного конца; Пуришкевич занял открыто просоюзническую позицию. В отношении правительства в ходе войны правые также занимали двойственную позицию - защищая его публично от нападок либералов (что самим правым весьма вредило), сами правые к правительству и особенно конкретным его представителям относились весьма критично. Попытки как-то изменить курс правительства в приемлемом для правых направлении успеха в целом не имели. Также не имели успеха и попытки объединения правого лагеря, договориться между собой правые в целом не смогли, более того, часть националистов примкнула к Прогрессивному блоку, к концу 1916 г. в оппозицию фактически перешел и Пуришкевич. Некоторое оживление в правом лагере наметилось в начале 1917 г. - после восстановления правого большинства в Государственном совете, и назначения правых на посты председателей Государственного совета (И. Г. Щегловитов) и Совета министров (Н. Д. Голицын). Императору в ноябре 1916 - январе 1917 г. были переданы несколько записок составленных правыми (кружок А. А. Римского-Корсаково) и содержащих развернутый план государственного переворота (с роспуском Думы и фактическим установлением военной диктатуры) и последующей стабилизации положения в стране, однако понимания они не нашли.
Либеральные партии (В. В. Шелохаев)
Либеральные партии были представлены октябристами, прогрессистами и кадетами. Партия октябристов («Союз 17 октября») фактически развалилась еще до начала войны. В декабре 1913 г. ее думская фракция раскололась на три части - собственно «Союз 17 октября» (22 чел.), земцев-октябристов (65 чел.) и условно беспартийную группу (15 чел.). Последняя, состоявшая из правых октябристов, ориентировалась на правоконсервативное крыло Думы, фракция «Союза 17 октября» (левые октябристы) сближалась с кадетами и прогрессистами, земцы-октябристы, в зависимости от обстоятельств, смещались то вправо, то влево. За расколом фракции последовал и раскол самой партии, с началом войны процесс ее распада ускорился - в 1915 г. практически прекратилась деятельность ЦК и местных отделов, перестал выходить партийный орган - «Голос Москвы». Остававшиеся в ряде мест небольшие группы октябристов включились в работу Земского и Городского союзов и ВПК. Прогрессивная партия [создана в ноябре 1912] на политической карте располагалась между кадетами и октябристами, представляя собой умеренно-либеральную оппозицию. Массовой организацией ей стать не удалось и прогрессисты оставались чисто парламентской партией, с большой и активной думской фракцией. Кадетам, в отличии от других, удалось сохранить партийную организацию - продолжали действовать центральные и местные органы (ок. 70 местных организаций в 1914 г. и ок. 50 к марту 1917-го), проводились партийные и областные конференции и съезды, однако дееспособность ее также оставляла желать лучшего. В годы войны кадеты заняли сильные позиции в новых общественных организациях, особенно в Союзе городов - кадетами были его главноуполномоченный М. В. Челноков, его заместитель Н. М. Кишкин и 5 (включая Кишкина) членов центрального комитета (прогрессистов имелось четверо, октябрист - один), очень сильны были позиции кадетов и в местных отделениях союза. Земским союзом руководили в основном октябристы и прогрессисты однако и там было немало кадетов. Очень сильны были позиции кадетов и в кооперативном движении. Либеральные партии на этот раз (в отличии от либеральной общественности времен японской войны) с началом войны заняли патриотическую позицию, поддерживая войну до победного конца. Сама война при этом рассматривалась как «справедливая», «оборонительная» и даже «освободительная» - сокрушение германского милитаризма должно было способствовать позитивным переменам и в мире и внутри страны. Принципов «священного единения» либералы более-менее придерживались до лета 1915 г., однако затем, под влиянием положения в стране и на фронтах вновь активизировали оппозиционную деятельность. Летом 1915 г. был создан Прогрессивный блок (думские фракции кадетов и прогрессистов, часть октябристов и националистов и группы центра, беспартийных и левая в Государственном совете). Однако все попытки либералов изменить в желаемом направлении курс правительства успеха не имели, отношения с ним все более обострялись и к началу 1917 г. были почти полностью разорваны. При этом наиболее радикальную антиправительственную позицию занимали прогрессисты (А. И. Коновалов, И. Н. Ефремов) и левые октябристы (А. И. Гучков), руководство кадетов (несмотря на яркую риторику), опасаясь революции, проявляло куда большую сдержанность (местные организации кадетов были впрочем настроены заметно радикальнее своего ЦК).
Социалистические партии (С. В. Тютюкин)
Крупнейшими социалистическими организациями оставались неонародническая Партия социалистов-революционеров и РСДРП, фактически разделявшаяся (окончательное размежевание впрочем произошло только в 1917 г.) на две организации - большевиков и меньшевиков. Как и прочие партии, социалисты к началу войны находились в состоянии кризиса. Партийное руководство социалистов почти целиком жило в эмиграции или пребывало в ссылке, местные организации большей частью распались. Сохранялась впрочем основа для их возрождения - множество активистов соцпартий жило в ссылке или рассеялось по стране, временно отойдя от политической деятельности. Меньшевики и большевики к началу войны в ограниченных масштабах вели и легальную деятельность, в частности были представлены в Думе (в 1914 г. по 6 депутатов). Эсеры, сделавшие в свое время ставку на террор, легальной деятельности не вели, бойкотируя и думские выборы. Сильнейший удар по партии нанесло «дело Азефа», от последствий которого она не оправилась и к началу войны. С началом войны социалисты разделились на «оборонцев», с оговорками поддерживавших собственную страну и пораженцев - «интернационалистов». Наиболее радикальную пораженческую позицию (вызвав некоторую оторопь даже среди прочих членов большевистского руководства) занял лидер большевиков, что сделало дальнейшую легальную деятельность этой организации невозможной. В ноябре 1914 г. пятеро большевистских депутатов Думы (лидер фракции Р. В. Малиновский, бывший агентом полиции, опасаясь разоблачения в мае 1914 г. бежал из России) были арестованы полицией на тайной партийной сходке под Петроградом. Власти впрочем решили не обострять и депутатов судили не за измену, а за участие в преступном сообществе и приговорили к бессрочной ссылке. Лидеры меньшевиков и эсеров разделилось на «оборонцев» (Г. В. Плеханов, А. Н. Потресов, Н. Д. Авксентьев и пр.) и «интернационалистов» (Ю. О. Мартов, П. Б. Аксельрод, В. М. Чернов и пр.), при этом в партийных структурах остававшихся в России первые явно преобладали. Меньшевики продолжали вести легальную работу, сохраняя и фракцию в Думе. Большим успехом меньшевиков и эсеров было внедрение в т. н. «рабочие группы» при ВПК, созданные про инициативе «прогрессивной» буржуазии (А. И. Гучков, П. П. Рябушинский, А. И. Коновалов, М. И. Терещенко и др.), для урегулирования трудовых споров на оборонных предприятиях.
Общественные организации читать дальше(А. С. Туманова)
Патриотический подъем начала войны привел к формированию общественных организаций для помощи фронту. Первоначально предполагалось что их деятельность ограничится помощью раненым и больным воинам в тылу и будет сугубо вспомогательной, однако уже вскоре она далеко перешагнула начальные рамки. Инициатором создания двух крупнейших общественных организаций - Всероссийского Земского Союза и Всероссийского союза городов стала московская общественность. 25 июля на экстренном заседании московского губернского земского собрания было предложено создать общеземскую санитарную организацию для помощи больным и раненым воинам. Соответствующее предложение было разослано прочим земским учреждениям и уже 30 июля 1914 г., на Всероссийском съезде представителей губернских земств, эта организация была создана, получив название Всероссийского Земского Союза. 12 августа 1914 г. ее деятельность была разрешена высочайшим повелением. Аналогичная организация, объединяющая городские самоуправления империи, была создана 8-9 августа 1914 г. на съезде городских голов в Москве. Она была названа Всероссийским союзом городов. В отличии от ВЗС прямого формального юридического признания союз не получил, однако 16 августа 1914 г. императорским соизволением городам было разрешено вступать в союз. Не совсем определенный юридический статус, с одной стороны, позволял союзам действовать более гибко, с другой вызывал (все большие, по мере охлаждения отношений) подозрения со стороны властей, приведшие, в конце концов, к стремлению ограничить их деятельность. В августе 1914 г. оба союза были приняты в организацию Красного креста, что давало им определенные привилегии - право на бесплатную перевозку грузов, возмещение казной расходов на содержание лечебных заведений и призрение раненых и больных и пр. С августа 1915 г. представители союзов входили в состав Особых совещаний. Членами ВСГ могли быть губернские и областные города, а также города выполнявшие особые функции в условиях войны [не поясняется]. К сентябрю 1914 г. в союз входило 140 городов, к январю 1915 г. - 428, к сентябрю 1917 г. - 630 (75% городов неоккупированной территории страны). Высшим распорядительным органом союза являлся съезд уполномоченных (избирались городскими думами пропорционально численности населения) определявший основные направления его работы, утверждавший отчеты и сметы и т. д. Текущей работой руководили исполнительные органы - Главный комитет (17, к лету 1916 г. - 72 члена) во главе с главноуполномоченным и его исполнительное бюро, на фронтах - фронтовые комитеты во главе с уполномоченными, в тылу - городские управления. Главноуполномоченными союза были московские городские головы - сначала и. д. В. Д. Брянский, с сентября 1914 по конец 1917 г. М. В. Челноков. Высшим органом ВЗС являлся съезд / собрание уполномоченных, избранных земствами. Практической работой также руководил Главный комитет (10 чел.) во главе с главноуполномоченным. Местными органами были губернские и уездные комитеты, организация которых определялась местными земствами. Во главе союза стоял еще один видный московский общественный деятель - кн. Г. Е. Львов. Деятельность обоих союзов финансировалась в основном казной. В августе 1914 - сентябре 1916 г. они получили из казны 553,5 млн руб. (общественные пожертвования за то же время составили всего 9,6 млн), а всего за 38 месяцев войны 1,5 - 2 млрд руб. Поначалу союзы работали только в тылу, устраивая госпитали, лазареты и питательные пункты для раненых и больных. Однако очень быстро выяснилось что их помощь нужна и на фронте и уже осенью 1914-го структуры союзов начали работать и в прифронтовой зоне. Кризис боевого снабжения, обострившийся весной - летом 1915 г., привел к появлению новых общественных структур. Летом 1915 г. была создана сеть военно-промышленных комитетов [местных и областных], объединявших представителей предпринимательских кругов и общественности. В июле 1915 г. был образован Центральный военно-промышленный комитет в состав которого вошли представители Совета торговли и промышленности, ВСГ и ВЗС, столичных городских дум. Главой комитета стал лидер октябристов А. И. Гучков. Наиболее влиятельный из областных комитетов - Московский, был создан в июне 1915 г., при Московском биржевом комитете. Зона ответственности комитета включала губернии Центрального промышленного района, во главе комитета встал известный московский предприниматель П. П. Рябушинский, в его состав вошли руководители ВСГ и ВЗС - М. В. Челноков и кн. Г. Е. Львов. Деятельность ВПК была легализована высочайше утвержденным «Положением» от 27 августа 1915 г. Они наделялись функциями содействия правительственным учреждениям в деле снабжения армии и флота путем планового распределения заказов и сырья, установления цен и пр. В июле 1915 г. была образована также объединенная структура ВСГ и ВЗС - Земгор (Главный по снабжению армии комитет) - специализированная организация по снабжению армии и распределению военных заказов. Руководители ВСГ и ВЗС - М. В. Челноков и кн. Г. Е. Львов стали сопредседателями комитета, ведущую роль в его работе играл последний. Структура Земгора была аналогична структуре ВСГ и ВЗС - Главный и местные губернские и уездные комитеты и пр. Со временем Земгор превратился фактически в целое ведомство с большим штатом и разветвленной структурой, уже мало напоминая общественную организацию Отношения между ВСГ и ВЗС и властью прошли в своем развитии несколько стадий - «от сотрудничества с нотами недоверия до откровенной конфронтации». Весной-летом 1915 г. союзная общественность начинает открыто критиковать правительство, накал критики постепенно усиливается, в августе-сентябре выдвигаются уже требования «правительства доверия». На съездах союзов в марте 1916 г. правительство критиковалось уже в резкой форме, а съезд ВСГ требовал уже не «правительства доверия», а «ответственного министерства» (ВЗС оставался на более умеренных позициях). Параллельно ухудшалось и отношение правительства к союзам. Осенью 1916 г. оно встало уже на путь открытой конфронтации с ними - заказы через ВПК сокращались, создвались препятствия работе союзов - в ноябре МВД не разрешило проведение продовольственного совещания ВСГ в Москве, в начале декабря съезды и собрания в Москве было запрещено проводить ВЗС и Московскому ВПК. Запланированный на декабрь 1916 г. съезд ВСГ также был запрещен. Растущее давление оказывалось на местные структуры союзов. Отношения союзов и правительства достигли нижней точки - глава ВЗС кн. Г. Е. Львов на съезде уполномоченных в декабре 1916 г. именовал правительство уже «злейшим врагом России», призывая оставить дальнейшие попытки наладить совместную работу с ним. Помимо указанных, с началом войны появилась масса разнообразных добровольных обществ помощи фронту, раненым, беженцам и т. д. Так, московские театральные артисты, соединившиеся в общество «Артисты Москвы - русской армии и жертвам войны», собирали деньги на табак солдатам, общества покровительства животным - на противогазы и медикаменты для лошадей и санитарных собак, спортивные и гимнастические общества занимались допризывной подготовкой будущих солдат и т. п.
Филантропическая активность общества читать дальше(Г. Н. Ульянова)
Помощь раненым и больным фронтовикам, беженцам и прочим жертвам войны в годы войны осуществлялась совместными усилиями государства, общественных организаций, органов местного самоуправления и частных лиц. Финансирование этой деятельности осуществлялось большей частью казной, однако без участия общественности создание, развитие и функционирование огромной сети соответствующих учреждений было невозможно. Так, из 467 400 коек имевшихся в госпиталях 34 внутренних и 13 прифронтовых губерний к сентябрю 1915 г. Военным ведомством было развернуто 125 700 (27%), Земским союзом - 161 800, Союзом городов - 111 700, Красным крестом - 45 600, прочими структурами - 22 600. Помощь нуждающимся в годы войны оказывали как уже существовавшие благотворительные организации - Красный крест, Императорское человеколюбивое общество, Алексеевский и Романовский комитеты, так и вновь созданные - ВЗС, ВСГ и пр. Активную роль в благотворительной деятельности играли члены правящего дома. 11 августа 1914 г. императорским указом был создан Верховный Совет по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших в войне, задачей которого была координация действий организаций занятых соответствующей работой и распределение между ними денежных средств [весьма скромных, по отчету самого комитета к 1 ноября 1915 г. в него поступило 17,3 млн руб. - см. «Известия Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов. Вып. 9. Декабрь 1915 года»]. Председателем совета стала имп. Александра Федоровна. Под эгидой совета действовало несколько комитетов, возглавляемых членами правящего дома, важнейшими из которых были Елисаветинский, Ольгинский и Татьянинский. Комитет великой княгини Елисаветы Федоровны по оказанию помощи семьям призванных с августа 14-го открыл работу в Москве [имел право действовать по всей империи, кроме Петроградской губернии и обладал сетью местных отделений - 98 губернских и уездных на 1 октября 1915 г.]. Основным направлением его деятельности было обеспечение заработком жен мобилизованных - между ними распределялись заказы интендантства на пошив белья солдатам (на дому или в устроенных мастерских, в августе - декабре 1914 года обеспечено работой 3 338 женщин, получивших в среднем по 24,4 руб., т. е. примерно по 4,9 руб. в месяц). Помимо этого призревались дети мобилизованных вдовцов, для которых были созданы приюты и пр. Бюджет комитета [московский] формировался в основном за счет казенных средств - из 3,2 млн руб., полученных в первый год войны, 1,5 млн руб. получено от вышеуказанного Верховного совета, 623 тыс. от интендантства за пошив белья, частных пожертвований - 376 тыс. (впрочем, местные отделения комитета к маю 1915 г. собрали 4 млн частных пожертвований). В Петрограде действовал аналогичный Особый комитет вел. кнж. Ольги Николаевны [видимо только в Петроградской губернии]. За август 1914 - сентябрь 1915 г. помощь разного рода (на 2 млн руб.) оказана 13 709 семействам в Петрограде, работа предоставлена 19,5 тыс. женщин и т. д. Важнейшую роль играл Комитет великой княжны Татьяны Николаевны для оказания временной помощи пострадавшим от военных действий, ставший главным органом помощи беженцам в начале войны и не утративший значения и позднее. Под эгидой комитета действовала сеть местных учреждений - губернские отделения, городские и уездные комитеты, а также национальные беженские организации - еврейские, польские, латышские, литовские, армянские и пр. За октябрь 1914 - март 1917 гг. комитет собрал 11,8 млн руб пожертвований, но основную часть денег получал от казны. Всего с 19 сентября 1914 по 1 апреля 1917 г. им было потрачено на помощь беженцам 76 млн руб., из которых св. 26 млн переданы национальным организациям (полякам - 12,3 млн, литовцам - 3,4 млн, армянам - 3,2 млн, латышам - 2,1 млн, евреям - 1,6 млн и т. д.). Крупнейшая благотворительная организация мирного времени - Российское общество Красного Креста также действовало под высочайшим покровительством - его патроном была вдовствующая имп. Мария Федоровна. К 1914 г. в рядах РОКК состояло 39 тыс. чел., общество ведало 888 учреждениями (в т. ч. 109 общинами сестер милосердия, 84 больницами, 120 амбулаториями и т. д.). К 1917 г. в ведении общества находилось 65 госпиталей, 55 этапных и 94 подвижных лазарета, 17 плавучих госпиталей, 59 санитарных и 23 первязочно-питательных и питательных поездов, 150 передовых отрядов, 97 санитарных транспортов, 11 санитарно-автомобильных колонн и т. д. В 1914 - 1917 гг. через стационарные учреждения общества прошло ок. 780 тыс. чел. Вновь созданные Всероссийский союз городов и Всероссийский земский союз первоначально должны были помогать только раненым и больным в тылу, в прифронтовой же зоне должны были действовать только военные и РОКК. Быстро выяснилось, что они не справляются и союзы распространили свою деятельность и на прифронтовую зону. ВЗС только за первые 4 месяца войны открыл госпиталей на 125 тыс. коек в тылу и на 35 тыс. в прифронтовой зоне, оборудовал 40 санитарных поездов и столько же питательных пунктов и т. д. Помимо этого оба союза занимались заготовкой разного рода вещей и белья для армии, обустраивали беженцев и т.п. Помощь семьям военных и беженцам в городах с развитым самоуправлением осуществлялась через участковые попечительства. В Москве семьям мобилизованных платили повышенное (по сравнению с казенным) пособие - по 5 руб. на взрослого и 3 руб. на ребенка, детей вдовцов распределяли по приютам, создавали сады и ясли для детей работающих матерей, устраивали дешевые и бесплатные столовые и т. д. Аналогичным образом действовали попечительства Петрограда. Частные пожертвования колебались от скромных детских до миллионных, так, вдова серпуховского текстильного фабриканта А. С. Коншина завещала для устройства приюта и лазарета-санатория для раненых и увечных воинов дачу в Петровском парке, дом на Б. Якиманке и капитал в 1,5 млн руб. на их содержание.
В сложившейся после 1906 г. политической системе основными властными полномочиями по-прежнему обладал император. Однако, в силу личных особенностей правящего монарха, последний, с одной стороны, не стремился как правило выступать в роли активного начала, с другой - болезненно воспринимал попытки других лиц и институций выступать в роли такового. Возникшую после 1906 г. политическую реальность император, вплоть до самого конца своего правления, воспринимал видимо не как данность, а как некое временное отклонение от нормы, ликвидация которого возможна по его собственному желанию. Окружение императора в той или иной степени влияло на принимаемые им решения, однако какой-либо определенной системы влияний видимо не существовало. Наибольшим влиянием пользовалась императрица, после отъезда Николая в Ставку оно еще более возросло из-за сокращения круга общения императора, однако и к супруге последний прислушивался далеко не всегда, периодически принимая неожиданные и даже неприятные для Александры Федоровны решения, в т. ч. и кадровые. Так, в июле 1915-го был отставлен угодный императрице обер-прокурор Синода В. К. Саблер, в ноябре 1916-го председателем Совета министров был назначен нелюбимый императрицей А. Ф. Трепов и т. п. С началом войны возник новый центр власти соизмеримый по авторитету с императорской - Ставка. С принятием императором должности Главкома Ставка перестала быть альтернативным центром политической власти, однако одновременно оказались ограничены и возможности монарха по оперативному управлению страной. Он стал более зависим от тех немногих каналов информации которым привык доверять, между монархом и правительством возникли посредники - императрица, чины Свиты, отдельные министры и т. д. Объединенного правительства фактически не существовало и до войны. Министры назначались и снимались императором, имели право доклада государю и ориентировались прежде всего на него, а не на главу правительства. В отсутствии сильного и авторитетного премьера (а таковых в 1914 - 1917 гг. не имелось) консолидированного курса подобное правительство выдерживать не могло и отдельные министры проводили свою собственную линию. Отношения между министрами и министрами и премьером часто были весьма напряженными. Так, Горемыкину приходилось «терпеть» Н. А. Маклакова в должности министра внутренних дел, А. Н. Хвостов и кн. Вс. Н. Шаховской были назначены министрами вопреки возражениям того же Горемыкина. Б. В. Штюрмер безуспешно добивался увольнения министра земледелия А. Н. Наумова и просвещения - П. Н. Игнатьева, а А. Ф. Трепов - А. Д. Протопопова и кн. Вс. Н. Шаховского, А. В. Кривошеин однажды едва не вызвал на дуэль Н. А. Маклакова и т. п. Император считал себя вправе вмешиваться в работу правительства и нередко делал это, однако выполнять роль главы правительства не желал. С началом войны ситуация усугубилась министерской чехардой - в 1906 - 1914 гг. (до начала войны) было произведено 49 министерских назначений, в ходе войны - 27. За время войны сменилось 4 премьера, 6 министров внутренних дел, 4 военных министра, столько же министров земледелия и обер-прокуроров Синода, 3 министра иностранных дел, юстиции, путей сообщения и государственных контролера, 2 министра торговли и промышленности. Средний срок службы министра сократился с 3,2 лет до 7-8 месяцев. Большие вопросы вызывала и квалификация новых назначенцев, так, из 49 довоенных министров 47 ранее занимали бюрократические должности, из 27 «военных» - 22. В некоторых случаях сомнение вызывали не только компетентность, но даже душевное здоровье министров (А. Д. Протопопов). Формальные полномочия Совета министров с началом войны расширились - в конце июля 1914 г. он получил право принимать многие решения без санкции императора, в конце июня 1916 г. премьер Штюрмер был освобожден от обязанности докладывать императору по текущим хозяйственным вопросам. Из-за нерегулярных сборов Думы правительство оказалось вынуждено подменять собою и законодательные учреждения - большинство законодательных актов проводилось в чрезвычайном порядке (в июле - декабре 1914 г. по 87 статье проведено 108 актов, в 1915 г. - 278, в 1916 г. - 254, в январе - феврале 1917 г. - 16). Фактически же правительство оказалось стеснено появлением еще одного центра власти - Ставки. Военные не только фактически бесконтрольно распоряжались в обширной прифронтовой зоне, но и систематически вторгались в сферу компетенции правительства в зоне тыловой. Создание системы Особых совещаний в 1915 г. дополнительно осложнило положение правительства - компетенция этих учреждений, прежде всего Особого совещания по обороне во многом пересекалась с кругом ведения Совета министров. Фактически в дела высшего управления вмешивались также Земский и Городской союзы. Важнейшие политические вопросы ранее традиционно рассматривались в совете министров «без канцелярии» (в порядке частной беседы, без оформления журнала заседаний), с последующим докладом премьера императору. В 1916 г., при Штюрмере, эта неформальная, но важнейшая часть заседаний Совета министров практически сошла на нет и сам он все более ограничивался рассмотрением кредитов и разного рода технических вопросов. Таким образом, сфера компетенции правительства в годы войны формально расширилась, однако реальные возможности влиять на положение в стране сузились. Местная администрация в годы войны оказалась в значительной мере дезориентирована. Положение губернаторов и в мирное время было непростым - формально они имели очень широкие полномочия, но на практике должны были решать свои задачи опираясь на немногочисленный и не всегда компетентный аппарат и практически не подотчетные им органы местного и сословного самоуправления. При этом сами губернаторы помимо МВД попадали под «надзор» Министерств юстиции, финансов и пр. Ситуация осложнялась наличием многочисленных ведомственных округов - судебных, почтово-телеграфных, учебных, путей сообщения и пр., границы и сфера ответственности которых не совпадали ни с друг с другом, ни с границами губерний. В ходе войны положение местной администрации еще более осложнилось. В прифронтовой зоне она была подчинена военному командованию, при этом и ответственность перед гражданским начальством с нее никто не снимал и местные администраторы нередко не понимали чьи приказы должны выполнять. Военные вмешивались и в дела внутренних губерний - ограничивая вывоз продовольствия, определяя места размещения эвакуируемых учреждений и т. п., часто даже не ставя в известность местные власти. Представительные учреждения обладали ограниченными полномочиями, однако их бюджетные права позволяли ощутимо влиять на работу министерств и ведомств, заставляя руководителей последних считаться с депутатами. Между депутатами и разнообразными представителями правительства и отдельных ведомств складывались неформальные связи, в значительной мере определявшие судьбу законопроектов, влиявшие на положение министров и т. д. Как пишет автор: «Эффективное взаимодействие правительства и депутатского корпуса должно было стать результатом диалога бюрократии и сравнительно широких кругов цензовой общественности. В этом случае представительные учреждения были бы важным стабилизирующим фактором во внутренней политике Российской империи. Имела же место обратная ситуация, когда Дума и Государственный совет, консолидируя общественные круги, оказывали давление на правительство, но не встречая с его стороны обратной реакции, соответствующей вызову, стали фактором дестабилизации.» В целом, по мнению автора: «Война застала политическую систему... империи в процессе «сборки», во многом стихийной и неупорядоченной. Нарождавшаяся модель выработки решений государственной важности пока не знала ясного распределения ролей. Многие ее элементы противоречили друг другу. Война потребовала ее скоротечной перестройки, что окончательно запутало положение. Его ухудшало любое решение».
Власть и общество: сотрудничество и конфронтация читать дальше(К. А. Соловьев)
Из интересного можно отметить упоминание «политического масонства» и думской ложи. Всего в нее входило 14 депутатов (И. П. Демидов, И. Н. Ефремов, А. Ф. Керенский, А. М. Колюбакин, А. И. Коновалов, М. И. Скобелев, Н. С. Чхеидзе и др.), а председателем был один из лидеров прогрессистов - И. Н. Ефремов. По мнению автора она «служила своего рода клубом, позволявшим договариваться левым кадетам и думским социалистам, не имевшим возможности полноценно взаимодействовать в публичной сфере» и «о системном характере воздействия [ масонства] на положение дел в нижней палате говорить не приходится». Также автор отмечает, что к началу 1917 г. Прогрессивный блок фактически исчерпал свой ресурс - думский штурм конца 16-го года не дал результатов, а к еще большему обострению отношений с правительством блок не был готов. Отдельно автор останавливается на вопросе дворцового переворота. Определенного мнения насчет его существования он не высказывает, но в целом складывается впечатление, что дело ограничивалось в основном разговорами. В то же время сама идея отстранения императора от власти к началу 1917 г. распространилась широко и была популярна в самых разных кругах (включая собственно императорскую фамилию). В целом, как указывает автор: «К февралю 1917 г. сложился «оппозиционный консенсус», который консолидировал разные «элиты» России. Их объединяло неприятие сложившего политического режима, но при этом они не видели реального выхода из положения. Обращение к наиболее упрощенному сценарию дворцового переворота только подчеркивало отсутствие конкретного плана действий. Оставалось лишь рассчитывать на deus ex machina, который бы сделал то, что действовавшие политики, придворные, генералы сделать были не в силах».
На пути к финансовой катастрофе читать дальше(Ю. А. Петров)
«Революционная» часть монографии почти целиком отдана на откуп Булдакову, поэтому ограничимся только финансовыми вопросами. Временное правительство в целом продолжило финансовую политику прежнего, включая финансирование войны за счет, прежде всего, эмиссии и внутренних займов, однако масштабы этих операций резко возросли. В первую очередь, резко возросли масштабы эмиссии. Так, уже в марте 1917 г. объем выпуска денежных знаков подскочил примерно вдвое (1 031 млн руб.), в апреле он снизился до дореволюционного уровня (476 млн руб.), но затем вновь начал быстро расти. Всего с марта по октябрь 1917 г. «царских» кредитных билетов было напечатано на 6412,2 млн руб. Начиная с весны 17-го выпускались и деньги нового правительства, с упрощенным оформлением - кредитные билеты достоинством в 1000 руб., с изображением Таврического дворца [постановление от 26 апреля] и 250 руб., с двуглавым орлом без регалий [постановление от 22 августа, в обращение поступили соответственно в июне и сентябре]. В конце лета [постановление от 22 августа, в обращение поступили в сентябре] начался выпуск также казначейских знаков достоинством в 20 и 40 руб. («керенок»), печатавшихся неразрезанными листами по 40 штук, без нумерации, подписей и даты эмиссии. Вместе с «думскими» деньгами и «керенками» Временное правительство эмитировало бумажных денег на 9 533,4 млн руб. [по другим данным - 7,3 млрд, военные расходы в 1917 г. составили примерно 12 млрд руб.] (царское правительство за 2,5 года войны напечатало примерно 7,5 млрд). К ноябрю 1917 г. бумажных денег в обращении находилось на 19 574,7 млн руб. Покупательная способность рубля упала к октябрю до 6-7 довоенных копеек (т. е. снизилась в 4 раза по сравнению с началом года). Продолжена была и практика внутренних займов (что должно было, помимо прочего и ослабить негативное влияние эмиссии). Основные надежды возлагались на т. н. «Заем свободы» [помимо него был выпущен и размещен железнодорожный - на 750 млн.], подписка на который была открыта в апреле 1917 г. Реализацией займа занимался синдикат в составе Государственного и ряда частных банков, обязавшийся принять от казны облигаций на 3 млрд руб. по цене 85 руб. за 100 номинальных. К концу октября эмиссия займа в целом была закончена - всего размещено облигаций на 3 040,7 млн руб. - на 1344,6 млн реализовано через коммерческие банки, на 614,8 млн через Государственный банк, на 585 млн руб. через сберкассы, остальные - путем свободной подписки. Средняя сумма подписки клиентов Государственного банка составила 4 - 4,2 тыс. руб., клиентов сберкасс - 900 руб., всего через банк и сберкассы подписалось 967 тыс. лиц (в т. ч. 632,8 тыс. через сберкассы). Несмотря на внешний успех эмиссия не принесла ожидаемого результата - население оплачивало облигации в основном не наличными деньгами, а краткосрочными обязательствами казначейства (и в итоге краткосрочный долг казны просто переводился в долгосрочный). Последних Временным правительство было выпущено на 10 млрд руб. (прежним правительством - на 11,5 млрд), от учета их в казну поступило 8 190,8 млн руб., из которых Государственным банком было принято к учету на 6 215,7 млн руб., а на частном рынке размещено на 2 млрд. Внешние заимствования также были расширены - Временное правительство успело занять ок. 2 млрд руб. (царское за 2,5 года - 5,2 млрд) [обе суммы в довоенных золотых рублях]. Золотой запас (виртуальный - см. выше) почти не изменился - 3 605,1 млн против 3 617,9 млн руб. Общий государственный долг, как пишет автор, к октябрю 1917 г. по самым осторожным оценкам увеличился до 39,4 млрд. [Выше, заметим, сам автор приводил ту же цифру на начало 1917 г. В более раннем тексте, явно послужившим основой соответствующих глав этой монографии, автор указывал, что общая сумма долга к октябрю составляла 39,4 млрд, из которых на царское правительство приходилось 25 млрд (63,6%), на Временное - 14,35 млрд (36,4%). Примерно 82% приходилось на внутренние и 18% на внешние заимствования. С учетом некоторых других заимствований общая сумма к октябрю достигала 40,2 млрд. Однако это только долг накопившийся за время войны, с учетом довоенного (12,5 млрд) общий долг доходил до 52,7 млрд руб. См. - Петров Ю. А. Государственный долг России в начале XX в. // История Министерства финансов России. Т. 1.]. Несмотря на масштабную эмиссию все более обострялся дефицит денежных знаков. Реальная их стоимость сократилась за полгода с 3,2 до 1,9 млрд довоенных золотых рублей, рост цен опережал эмиссию - во втором полугодии 1917 г. количество денег в обращении превышало уровень начала 1914 г. в 8,2 раза, индекс цен - в 11,7 раз. Дефицит денежных знаков вел к расширению выпуска разного рода суррогатов (чеков, марок, бон) на местах. Почти полностью прекратился возврат денежных знаков в казну - к осени 1917 г. из почти 20 млрд руб. выпущенных царским и Временным правительствами на руках у населения оставалось 13 - 14 млрд. Налоговая система также переживала кризис, налоговая дисциплина падала, сборы прямых налогов после февраля сократились, в зависимости от вида сбора, на 19% (промысловый) - 43% (квартирный). Идя на уступки социалистам, 12 июня 1917 г. Временное правительство приняло три новых налоговых закона - о единовременном налоге на доходы, о повышении ставок подоходного налога [максимальная ставка увеличена с 12 до 30% и пр.] и о налоге на сверхприбыли [в зависимости от предприятия от 30 до 80%]. Эти законы обеспечивали беспрецедентный рост обложения имущих граждан и предпринимательских заведений [с изъятием до 90% прибылей] и вызвали ожидаемо острую реакцию последних. Правительство рассчитывало получить от новых налогов примерно 680 млн руб. (500 - подоходный, 100 - на сверхприбыль и 80 - единовременный), однако ввести их в действие так и не решилось. [Вместо этого правительство обратилось к идее повышения акцизных ставок и введения казенной монополии на товары массового спроса - сахар, табак, чай, спички - с последующим, не менее беспрецедентным, повышением цен на них. Ее реализовать уже не успели, см. - Захаров В. Я, Петров Ю. А., Шацилло М. К. История налогов в России. IX - начало XX в. ]. В целом, к концу октября 1917 г. финансовое положение страны можно было назвать катастрофическим. Последующие мероприятия большевистского правительства его только усугубили. Так, масштабы эмиссии еще более возросли и денежная масса в стране между октябрем 1917 и мартом 1918 г. удвоилась, увеличившись с 17,3 до 33,6 млрд руб.
Финансовый итог войны: Берлинское соглашение августа 1918 года читать дальше(Ю. А. Петров)
Заключая 3 марта 1918 г. Брестский договор стороны согласились, что «с заключением мира оканчивается война и в экономических и финансовых отношениях». Дополнительное соглашение к договору обязывало стороны после ратификации мирного договора возобновить уплату процентов по государственным обязательствам гражданам другой стороны, предусматривалось также восстановление прав собственности и возмещение ущерба гражданам другой стороны от действий законов военного времени. Окончательное урегулирование претензий должно было произойти в рамках особого финансового соглашения. По подсчетам Иностранного отделения Кредитной канцелярии Министерства финансов общая сумма государственных обязательств России по отношению к Германии на конец 1917 г. составляла 2 904 млн марок или 1 345 млн руб., с учетом частных инвестиций и пр. - 4 925 млн марок. По данным, приведенным в письме 12 ведущих немецких банков в МИД Германии (26 февраля 1918 г.) общая сумма германских претензий по государственным и частноправовым обязательствам России определялась в 4 - 5 млрд марок. Современный германский исследователь вопроса общую сумму германских вложений в России на 1914 г. оценивает в 3,7 млрд марок (2 843 млн государственных и 850 млн частных). В соответствии с подписанным 27 августа 1918 г. в Берлине финансовым соглашением статьи Брестского договора об уплате Россией процентов по государственным долгам (ст. 8) и о вознаграждении за частноправовые убытки (ст. 13 - 15) отменялись. Вместо этого Россия обязывались выплатить Германии 6 млрд марок в качестве компенсации по всем долгам (включая довоенную задолженность, убытки от законов военного времени и большевистского декрета о национализации промышленности от 28 июня 1918 г.). 1 млрд марок был отнесен на счет отпавших Украины и Финляндии, большевистское правительство обязывалось выплатить Германии 5 млрд марок, из которых 1,5 млрд до 31 декабря 1918 г. (кредитными билетами царского образца на 544,4 млн марок, остальное золотом - 245,6 тонн). Оставшиеся 3,5 млрд предполагалось позднее покрыть поставкой русских товаров на 1 млрд марок и новым 6-процентным германским займом на 2,5 млрд марок. 6 сентября 1918 г. соглашение было ратифицировано ВЦИК. Уже 13 ноября, в связи с революцией в Германии, большевистское правительство аннулировало Брестский договор и соглашение 27 августа. Однако до ноября 1918 г. в Германию успели отправить 93,5 тонны золота (на 120 млн золотых руб.) и кредитных билетов на 203 млн руб., всего ценностей на сумму в 584 млн марок. По условиям перемирия 11 ноября 1918 г. Германия обязана была выдать союзникам захваченное и полученное ею русское и румынское золото - на хранение до заключения мирного договора. По Версальскому договору русское золото перешло к победителям и было передано Франции. Немцы и большевики от взаимных финансовых претензий отказались в Рапалло (16 апреля 1922 г.).
*** Подводя итоги проведенному исследованию, уместно сопоставить экономические, социальные и политические процессы периода Первой мировой войны, происходившие в России и в других воюющих странах, чтобы попытаться понять, насколько российские события были уникальными. Разумеется, у каждой страны есть своя собственная неповторимая история, однако в периоды глобальных катастроф, охватывающих целые континенты, участники этих событий испытывают схожие проблемы и пытаются разрешить их примерно одними способами. Уникальность российского военного опыта историки обычно мотивируют тем, что революционные события 1917 г. явились частью национальной истории России, и не принимают во внимание схожие процессы в других воюющих странах, которые не привели к столь же драматичным результатам. Начнем с экономики. Серьезных испытаний в финансово-экономической жизни не удалось избежать ни одной из стран - участниц войны. На этом фоне показатели России не выглядят безнадежными: сокращение внутреннего валового продукта на душу населения за 1914-1917 гг. здесь составило около 18 %, тогда как в Германии - свыше 20 % и более 30 % в Австро-Венгрии. Военные противники, таким образом, испытали экономический спад не меньший, а даже больший, чем Россия. Его причины аналогичны везде: это огромные затраты на войну, милитаризация экономики и свертывание рыночных механизмов снабжения населения. Российская империя, как и ее союзники по Антанте, вступила в войну не подготовленной к продолжительным и широкомасштабным боевым действиям, но в целом сумела справиться с задачей мобилизации экономики. Британский историк П. Гэтрелл в этой связи полагает, что так же, как и российская армия, ее союзницы на Западном фронте начали испытывать проблемы с вооружениями и боеприпасами примерно с середины ноября 1914 г. Промышленность Франции, временно нейтральной Италии и даже несравнимо лучше других подготовленной к войне Германии столкнулась с не меньшими трудностями, чем российская индустрия, вследствие потери значительной части квалифицированных рабочих, мобилизованных в армию. Выход виделся в мобилизации экономики на нужды войны. Потребности времени предопределили повсеместное усиление влияния военного руководства на экономическую жизнь. В воюющих странах военные структуры существенно расширили административный контроль над всеми сферами общественной жизни, включая высшую бюрократию, владельцев частных предприятий и т. д. Ради наращивания производства вооружений и мобилизации ресурсов в Германии, Великобритании и Франции, так же как и в России, создавались разного рода полугосударственные-полуобщественные агентства; частные предприятия, в том числе средние и мелкие, оказывались под их контролем и были вынуждены перестраивать производство с учетом потребностей войны. Процессы в России укладывались, таким образом, в рамки общеевропейских тенденций. Правда, созданная в империи система военно-регулирующих органов (Особых совещаний) едва ли не с самого начала своего функционирования стала давать организационные «сбои», что обусловливалось недостаточно четким разграничением полномочий и сфер деятельности, несовпадением ведомственных интересов, усугубленных министерскими амбициями. Так, из-за опасений социального взрыва, а фактически в силу разногласий ведомств не удалось своевременно законодательно закрепить меры по милитаризации промышленности и труда, что, однако, было сделано в других воюющих странах. Тем не менее российским властям удалось значительно увеличить производительность казенных военных заводов за счет их расширения и модернизации, привлечь широкий круг частных предприятий и заключить соглашения на поставку необходимой продукции союзниками и зарубежными торговыми партнерами. В организации военного производства Россия добилась успехов, удачно используя опыт воюющих держав в создании военно-промышленных объединений на основе кооперации крупных, средних и мелких предприятий и новых отраслей промышленности (химической, авиационной, автомобильной, средств связи и т. п.). Наряду с этим многие отрасли, обеспечивавшие потребности частного рынка, городского и сельского населения, в годы войны стагнировали и даже деградировали. Приток импортных машин в отрасли, не связанные с производством вооружения, а также в сельскохозяйственный сектор сократился. Эту неизбежную плату за милитаризацию экономики заплатили все страны - участницы мирового конфликта. Война дала мощный импульс этатистским тенденциям во всех воюющих странах. Расширился и укрепился государственный сектор экономики; была мобилизована значительная доля частной промышленности; предпринимательство, как и взаимоотношения труда и капитала, оказалось в той или иной мере ограничены законодательством и нормативами военного времени. Процессы, связанные с ростом роли государства в экономике, подготовили почву для послевоенного периода, особенно в условиях финансово-промышленных кризисов на Западе, получив обоснование в экономический теории «кейнсианства». В России 1914-1917 гг. все эти явления также имели место, тем более что в экономической жизни страны казенные заводы, железные дороги и другие государственные предприятия традиционно играли огромную роль. Однако на Западе государственное военно-экономическое регулирование осуществлялось по соглашению с предпринимательскими и рабочими организациями, опиралось на установившиеся традиции и нормы, наконец - на сформировавшуюся культуру взаимоотношений труда и капитала. В Великобритании Конгресс профсоюзов был непосредственно вовлечен в управление военной экономикой, и в качестве ответной меры профсоюзные лидеры поддержали некоторые ограничения прав рабочих, в том числе в области трудовой мобильности. В Германии организации рабочих тоже участвовали в переводе экономики на военные рельсы, а в 1916 г. был принят закон, в соответствии с которым вводились институты арбитража между предпринимателями и работниками. Организациям рабочих были предоставлены особые полномочия, ставшие своего рода компенсацией за воинскую повинность и ограничение свободы передвижения. Во Франции в январе 1917 г. также был создан институт арбитража для урегулирования отношений труда и капитала, решения которого имели обязательную силу. В России ничего подобного предпринято не было. Несмотря на призывы общественности к правительству признать роль рабочих организаций и попытаться привлечь их к общему делу, предубеждение царской бюрократии к профсоюзам не изменилось. Более того, сохранялось в целом негативное отношение власти и к деловым кругам, и к общественной инициативе вообще; государство с недоверием и опаской взирало на им же санкционированную систему военно-регулирующих органов, рассматривая их прежде всего как уступку предпринимателям и «общественности». Потому, применяя термин «государственный капитализм» к России, видимо, следует иметь в виду его особенность - здесь власть до февраля 1917 г. по сути своей была социально чужда предпринимательской массе, фактически даже антибуржуазна, и не стремилась урегулировать отношения между трудом и капиталом, чтобы избежать роста социальной напряженности. После Февральской революции новое поколение либеральных политиков попыталось наладить сотрудничество с «организованным трудом», но было уже поздно. В то время как Германия достигла компромисса между трудом и капиталом, в России дело завершилось установлением контроля над предприятиями со стороны фабрично-заводских комитетов. Общей для всех воюющих стран являлась и проблема обеспечения населения продовольствием. Мобилизация в армию значительного мужского контингента повсюду негативно повлияла на состояние сельхозпроизводства. Великобритания и Франция сумели предотвратить продовольственный кризис отчасти путем наращивания поставок из США, отчасти благодаря стимулированию собственных производителей к расширению посевных площадей и, соответственно, увеличению производства продовольствия. Германия же и Россия не смогли избежать продовольственных затруднений. При этом в России, в отличие от ее главного военного противника, продовольственных ресурсов, несмотря на снижение урожайности, было достаточно, поскольку в годы войны вывоз хлеба из страны прекратился. Однако расстройство транспортной системы затрудняло доставку произведенного зерна в районы потребления. При этом царское правительство пыталось преодолеть дефицит продовольствия путем ограничения частной торговли и ее замены государственными и общественными распределительными организациями. Несмотря на очевидную недостаточность этих мер, вводить систему жесткого нормирования потребления продовольствия российские власти не решились из опасений социального взрыва. Германское правительство, напротив, ввело нормирование продовольственного обеспечения. Это вызвало серьезное недовольство населения и безусловно привело к временному росту социальной напряженности, однако для Российской империи отказ от такой политики обернулся катастрофой. Продовольственный кризис зимы 1916-1917 гг. послужил благоприятной почвой для массовых протестных движений, которые в итоге завершились Февральской революцией. Война перевернула весь уклад жизни европейских стран, привела к сокращению численности населения в результате огромных потерь на фронте, сорвала с насиженных мест миллионы людей. Помимо деформации естественных общедемографических процессов (сокращение брачности и рождаемости, дисбаланс половозрастного состава населения и т. д.) война повлекла за собой важные гендерные перемены: в условиях массовой мобилизации в армию мужчин существенно повысился уровень социализации женщин, которые оказались небывало широко представлены в хозяйственной жизни страны, а также в общественных и филантропических организациях. На общеевропейском фоне Россия выделялась беспрецедентными масштабами вынужденных перемещений населения, что являлось значимым признаком нового, тотального характера войны. Основной миграционный поток составили беженцы из прифронтовой полосы. Значительная их часть, лишившись имущества и работы, двигалась на восток и оседала в глубоком тылу. В отношениях с местными властями и населением беженцы создавали новое «поле» социального напряжения, требуя жилья, трудоустройства, медицинского, продовольственного и иного обеспечения. Решение многих из этих проблем государство и общество вынуждено было брать на себя. Поддержка вынужденных переселенцев тяжким бременем ложилась на провинциальный социум и подрывала местные системы здравоохранения и социального обеспечения, и без того работавшие на пределе возможностей. Конечно, подобные проблемы вставали и в других странах, часть территории которых была оккупирована вражескими войсками. Тем не менее нигде проблема беженцев не превратилась в такой грозный вызов для центральной и местной администрации, а также общественных организаций, как в России. Немало совпадений с ситуацией в западноевропейских странах можно обнаружить, исследуя влияние войны на российское общество, его взаимоотношения с властью, социальную психологию, настроения и повседневную жизнь людей в тылу. В первые недели войны для всех европейцев были типичны скорее фаталистические настроения, чем массовый энтузиазм, всячески подогреваемый официальной пропагандой. Историки, изучавшие общественную психологию, отмечают покорность людей неотвратимости участия в войне, в равной степени присущую жителям Берлина и Лондона, Парижа и Петрограда. Для российского общества в первый период войны был характерен порыв патриотизма, настроения массового самопожертвования, усилилась его самоорганизация и активность. Однако по мере затягивания войны все отчетливее стали проявляться тенденции деструкции, социального пессимизма, склонности к стихийным анархическим действиям. Военные поражения и ухудшение материального положения тыла настолько усилили эти тенденции, что они превратились в реальную угрозу единству империи и самой государственности. Ни власть, ни здоровые общественные элементы оказались не в силах ее преодолеть. Специфика России заключалась и в том, что в глазах большинства населения стремление немедленно прекратить войну любым способом стало императивом - такой же жизненной необходимостью, как решение земельного вопроса в пользу крестьян. Вопреки успокоительным предсказаниям, эти настроения выбитых войной из привычной колеи людей в конце концов вылились в акты социальной агрессии. В условиях падения авторитета верховной власти проявления национального или социального недовольства становились малоконтролируемыми, правительство столкнулось с массовым протестным движением. Несмотря на масштабность и многообразие этих социальных конфликтов, в мирное время Российская империя еще была способна их «переварить». Однако в экстремальных условиях войны это оказывалось невозможно. В сознании российских рабочих и крестьян желание покончить с войной соединилось со стремлением сокрушить государственную машину и уничтожить систему частнособственнических отношений. Внутриполитические последствия проблем, порожденных войной, повсеместно были крайне серьезными: ключевые члены правительств воюющих стран вынужденно уходили в отставку, государственные структуры подвергались реорганизации, парламентская жизнь утрачивала значимость. Состояние дофевральской России и в этом отношении укладывается в общеевропейское русло, хотя масштабы и острота политического кризиса здесь были на порядок выше. Мобилизация российского общества на участие в войне была изначально нацелена на поддержку правительства и проходила под патриотическими лозунгами, но в конечном итоге обернулась против власти. Большая доля ответственности за радикализацию общества лежала на имперской администрации. Пытаясь мобилизовать общественность на решение задач военного времени, власть продолжала рассматривать общественные организации не как союзника, но конкурента. Она была готова приостановить любое, даже очевидно полезное общественное начинание в случае малейшего подозрения его участников в нелояльности себе. Такая политика вела к разочарованию властью общественной среды и, как следствие, к политизации ее деятельности. За годы войны общественные организации и их лидеры прошли путь от реализации проектов, связанных с заботой о раненых и беженцах, до выдвижения требований правительства общественного доверия и ответственного министерства. К февралю 1917 г. сложился «оппозиционный консенсус», который консолидировал разные «элиты» России. Их объединяло неприятие правящего режима, но реалистического плана выхода из тупиковой ситуации они не имели, и обращение к сценарию дворцового переворота только подчеркивало их бессилие. В условиях общеполитического кризиса ведущие политические партии не смогли выработать адекватную ситуации стратегическую и тактическую линию и сошли с политической авансцены. Лишь либералы (кадеты) удержались «на плаву» и, сыграв определенную роль в дестабилизации авторитарного режима, сумели временно прийти к власти после Февральской революции. Что касается социалистических партий, то в условиях обострения политического кризиса они набирали все больший вес, что позволило им оказывать серьезное влияние на выработку политического курса Временного правительства. В отличие от России, в других воюющих государствах проявления социального недовольства были направлены, как правило, не против системы, а на преодоление отдельных, наиболее болезненных, последствий войны. Покушения на основы социально-политического строя как такового если и происходили, то либо оперативно подавлялись государственной властью, либо нейтрализовались реформами. Поэтому в то время как практически повсеместно в Западной Европе завершение войны ознаменовалось наступлением эры реформ, перед Россией открылась совершенно иная перспектива. Революционный выход из войны на несколько десятилетий вперед предопределил развитие нашей страны. И если XX век для человечества, как признают многие историки, начался с Первой мировой войны, то и его досрочное окончание для советской России в 1991 г. оказалось связано с распадом той политической и экономической системы, которая, в свою очередь, явилась порождением тотального военного конфликта 1914-1918 гг.
Человек в посольской машине — это Эльман Байрамов, член ближнего круга Года Нисанова. Он владеет «Мосазервинзаводом», выпускающим коньяки, портвейн и водку. Помимо всего прочего, Байрамов — член семьи первого вице-премьера Азербайджана Ягуба Эюбова: дочь бизнесмена замужем за сыном политика. С Нарышкиным Байрамов дружит еще с нулевых, когда они были соседями по дачам на Рублево-Успенском шоссе . Именно Байрамов и познакомил Нарышкина с Нисановым. Помимо приватного бассейна, семья главного разведчика России пользуется и другими бонусами от бизнесмена: например, личным бизнес-джетом Нисанова — Gulfstream G65. В распоряжении «Проекта» есть подтверждающий документ, из которого следует, что Вероника Нарышкина, дочь главы СВР, летала в Баку на самолете Нисанова. Кроме того, Нарышкины всей семьей неоднократно летали на джете бизнесмена кататься на лыжах, например, зимой 2014 года — в Австрию, говорит Ильгар Гаджиев, который, по его словам, летал вместе с ними. Нисанов трудоустроил Нарышкину, поклонницу серфинга, мастера спорта по плаванию, в свою компанию, «Инвестиционную группу Сигма» — та управляет модным фудкластером «Депо». 30-летие Вероника отмечала на корабле принадлежащей Нисанову «Флотилии Radisson» вместе со своей подругой — дочерью президента Азербайджана Лейлой Алиевой. www.proekt.media/portrait/god-nisanov/
Назначение племянника главы Тувы, диджея и рэпера MC Белека замминистра экономики всколыхнуло не только Туву. Больше всего удивила всех трудовая биография нового высокопоставленного чиновника: секретарь-референт Ресбольницы и специалист в Россельхозбанке, и вдруг бам-бам-ба-ам: заместитель министра экономики Тувы, курировать он будет развитие промышленности и стратегическое планирование! О родстве диджея с Кара-ооолом под # 13. Ниже представлю всех родственников главы Тувы. Ничего удивительного в том, что нищий бюджет республики не выдерживает родственных связей Кара-оола. 1. Кара-оол Юрий Валерьевич, родной брат главы Тувы, депутат Верховного Хурала. Дочь Юрия Кара-оола - Татьяна Юрьевна возглавляла налоговую службу города Кызыла. После задержания руководителя управления ФНС по РТ Вероники Суге-Маадыр за хищение более 30 млн рублей о Татьяне Кара-оол ничего не слышно, на ее месте другой руководитель. 2. Кара-оол Леонид Валерьевич, родной брат главы Тувы, бывший депутат Верховного Хурала, руководитель Фонда помощи ветеранам, воевавшим в Афганистане. В Красноярске он был задержан сотрудниками ФСБ, у него изъяли наркотики в особо крупном размере - 2 килограмма 680 граммов гашиша. Красноярский суд признал его виновным по ч. 1 ст. 30, ч. 3 ст. 228.1 УК РФ (приготовление к сбыту наркотиков). «КоммерсантЪ» писал, что он признал вину и получил три года колонии. читать дальше3. Кара-оол Анай Балчыровна, мать главы Тувы, совладелец ООО «Фирма ВУК», которое, по данным сервиса «Контур-Фокус», занималось торговлей алкоголем. Фирма была ликвидирована в марте 2012 года, а выручка в 2008-м (последние открытые данные) составила 77,2 млн. 4. Кара-оол Лариса Саган-ооловна , супруга главы Тувы, владелица многочисленных магазинов и ресторанов в Туве, а также компаний, в том числе связанных с рекламой. 5. Солангы Михайловна Тамчай, министр образования Тувы. Ее отец Чаш-оол Мыкылай (Михаил) МАКСИМОВИЧ - сын родного брата отца Кара-оола Шолбана Валерьевича, то есть она приходится родной племянницей отцу главы Тувы. 6. Смоленцева Урана Октяброовна, министр РТ по регулированию контрактной системы в сфере закупок. В девичестве Донгак. Мать министра Александра МАКСИМОВНА, тоже дочь родного брата отца Шолбана Кара-оола. Племянница отца главы. Урана Смоленцева возгласила главное коррупционное ведомство, где должен быть только свой родной человек. 7. Раля Арапчаа (Кама), главный редактор газеты "Шын". Самого крупного издания Тувы возглавила двоюродная сестра главы Тувы - дочь родной сестры отца главы Тувы. Сестру отца зовут Надежда Кара-Кысовна Кама. Дело в том, что родного дедушку Шолбана Кара-оола звали Кара-кыс из рода Ховалыг. То есть отец главы изначально Ховалыг Валерий Кара-Кысович. Но после имя Кара-Кыс было заменено на более звучное - Кара-оол. Таким образом, отец главы стал Кара-оолом Валерием Ховалыговичем. А мать главного редактора "Шын" сохранила отчество Кара-Кысовна по сей день. Очень интересна трудовая биография новоиспеченной главной редакторши. Пока ее Кара-оол не назначил, никто не знал о ней ничего, даже журналисты. Известна лишь своими лайками под постами главы Тувы в соцсетях. Кто она, откуда явилась - тайна за семью печатями. Позже выясняется, она работала инспектором ГИБДД, после чего сразу становится главным редактором главной газеты региона. Мне непонятно, как она могла работать в полиции, если ее родная сестра осуждена за мошенничество организованной группой по предварительному сговору и привлекалась по тяжкому преступлению - убийству. Роля Тюлюш (Кама) - родная сестра Рали Арапчаа (Кама), двоюродные сестры Шолбана Валерьевича, родные племянницы отца главы Тувы. Вот что пишет газета "Центр Азии" от 08.11. 2012 года: «Кызылский городской суд РТ вынес приговор членам организованной преступной группы Роле Тюлюш, Аделине Чимит, Ольге Костюк, которые спаивали инвалидов, психически больных людей и продавали их квартиры. Возглавляемая Ролей Тюлюш троица выявляла одиноких инвалидов, психически больных и злоупотребляющих спиртными жителей Кызыла, в собственности которых были квартиры". После освобождения родная сестра главного редактора была судима и за убийство сожителя. И опять каким-то чудесным она оказалась на свободе, сейчас живет в Турции. О своих приговорах, судимостях и жизни за колючей проволокой госпожа Тюлюш Роля и не скрывает, а подробно пишет в автобиографической книге «Путь к звёздам». За тяжкое преступление против жизни и здоровья человека был осужден и отбыл наказание и отец Рали Арапчаа и Роли Тюлюш - Данил Кама. 8. Конгул-оол Мира Александровна, главный редактор "Тыванын аныяктары", легендарной, некогда любимой всеми тувинской газеты, а сейчас превратившейся, благодаря дилетантству главного редактора, в подобие газеты. Мать Миры - Биче-оол Анна Ховалыговна - дочь брата отца главы Тувы, родная сестра матери вышеупомянутых братьев Чаш-оол. 9. Монгуш Саяна Чодураеана, советник главы Тувы, куратор газеты «Шын», рулит холдингом ТуваМедиаГрупп. У Саяны Монгуш и Леонида Кара-оола, старшего брата главы Тувы, отец один, сводная сестра. 10. Чаш-оол Олег Кызыл- оолович. Мать его Тамара Ховалыговна - дочь родного брата отца главы Тувы. Успел поработать руководителем всех социальных учреждений республики, подведомственных Министерству труда и социальной политики. Был директором Буренского психоневрологического диспансера, не имея ни опыта, ни профильного образования. А имея за спиной стаж водителя и корочку агронома. Про многочисленные нарушения в данном интернате периодически появлялись обращения в соцсетях. Несмотря на это, Олег Кызыл-оолович успел поработать директором и Кызылского дома престарелых и руководителем Тоджинского кожууна. Это старший из трех братьев Чаш-оол. 11. Чаш-оол Артур Кызыл-оолович, руководитель МУП "Благоустройство". Огромный по меркам Кызыла денежный поток проходит через эту муниципальную организацию. Это и благоустройство города и озеленение, зачистка от снега и грязи. Был личным водителем главы Тувы, затем дорос до руководителя денежной организации. В настоящее время является депутатом Верховного Хурала Республики Тыва, занимается правотворчеством, что не мешает ему быть под уголовным преследованием. По материалам проверки прокуратуры г. Кызыла, направленным в порядке п. 2 ч. 2 ст. 37 УПК РФ для решения вопроса об уголовном преследовании, 01.08.2020 СУ СК РФ по РТ в отношении директора МУП «Благоустройство» Чаш-оола А. возбуждено уголовное дело по признакам состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 159 УК РФ (мошенничество, совершенное лицом с использованием своего служебного положения в крупном размере). Ход и результаты расследования уголовного дела находится на контроле прокуратуры республики. 12. Ещё один родственник главы Тувы, Чаш-оол Орлан Кызыл-оолович, родной брат Артура и Олега Чаш-оолов, на нем мы остановимся дольше. Он был директором ГУП "Суй-Белек" (магазины "Азия", где торговали днем и ночью водкой), и ГУП "Чагытай". Сейчас представлю информацию из официальных источников: 15 февраля 2013 года сотрудники УБЭП совместно со Службой по лицензированию и надзору отдельных видов деятельности РТ провели рейд по точкам продажи алкоголя. В итоге рейда из магазина "Азия" (ОАО "Суй-Белек") изъято 10 ящиков водки с поддельными сертификатами, и ни для кого не секрет, что именно в этом магазине таксисты по ночам затоваривались водкой, чтобы развозить своим клиентам. 100 процентов акций ОАО «Суй-Белек» принадлежат Министерству земельных и имущественных отношений. (Это просто невероятно! Государственный орган торгует водкой с поддельными сертификатами и торгует в обход ночного сухого закона!) А что было до этого? Согласно проверке Счетной палаты РТ « О фактах нецелевого, неправомерного и неэффективного использования бюджетных средств, направленных на развитие сельского хозяйства Республики Тыва за 2007-2009 годы»: - «Нецелевое использование средств государственной программы в сумме 54,3 млн. рублей: - Израсходовано 33,9 млн. рублей для организации розлива вино-водочных изделий в ГУП «Чагытай». Согласно мероприятиям программы средства предназначались для развития переработки сельскохозяйственной продукции. Бюджетные средства, предназначенные на техническую и технологическую модернизацию сельского хозяйства, были направлены на ремонт цеха и закупку оборудования по производству ликероводочных изделий. - Закуплено за счет средств РЦП оборудование для розлива вино-водочных изделий на сумму 5,7 млн. рублей и передано в ГУП «Чагытай». Согласно мероприятиям программы средства предназначались на приобретение в лизинг техники и оборудования для животноводческих комплексов». В результате проверки Счетной палаты был уволен не Чаш-оол Орлан, а руководитель Счетной палаты РТ Валерий Салчак! ГУП "Чагытай" полностью обанкротилось, просто исчез с лица земли вместе с бюджетными деньгами. А у Чаш-оола Орлана все благополучно. 13. Анай-оол Вера Ховалыговна - Руководитель тувинского отделения Фонда обязательного медицинского страхования. Племянница отца главы Тувы. Бывший супруг госпожи Анай-оол - Мерген Анай-оол назначался Кара-оолом на должность министра энергетики. Но после развода пал, как говорится, в опалу и превратился в обычного пенсионера. Сын данной четы назначен заместителем министра экономики Республики Тыва в эти дни, что вызвало общественный резонанс и справедливую ироничную критику даже со стороны таких медийных лиц федерального уровня, как Иван Ургант. 14. Двоюродный брат главы республики Чигден Евгений - его мать и отец главы Тувы родные брат и сестра. Чигден признан виновным в совершении мошенничества в особо крупном размере. Евгений Чигден или "Мелкий". Так его любил называть Юрий Кара-оол. Сумма ущерба почти 17 миллионов!!! Следствием и судом установлено, что в ноябре 2014 года администрация муниципального района «Улуг-Хемский кожуун Республики Тыва» в лице председателя администрации, выступая в качестве заказчика, заключила с обществом с ограниченной ответственностью «Титан РТ» в лице его генерального директора Чигдена, являющегося подрядчиком, два муниципальных контракта, стоимостью 12 017 400 рублей и 8 710 300 рублей соответственно на выполнение аварийно-восстановительных работ на объектах города Шагонар Республики Тыва. Затем, в ноябре 2014 года Чигден добился подписания заказчиком заранее подготовленных им подложных актов о приемке выполненных работ формы КС-2 и справок о стоимости выполненных работ и затрат формы КС-3 при отсутствии фактического и надлежащего исполнения условий муниципальных контрактов. На основании подложных документов заказчиком были произведены расчеты по муниципальным контрактам на общую сумму 16 690 274 рубля, что является особо крупным размером, которыми обвиняемый распорядился по собственному усмотрению, чем причинил материальный ущерб администрации Улуг-Хемского района Республики Тыва на указанную сумму. Благодаря таким родственникам главы Тувы, как Чигден, Шагонар сегодня представляет яркий пример коммунального коллапса. Город мёрзнет, город погряз в нечистотах и мусоре. Тут не упомянуты мелкие чиновники, многочисленные родственники главы Тувы. tinyurl.com/ybczsql4
Высокие тарифы на иностранные товары вынуждали жителей империи систематически за них переплачивать, поскольку импортер закладывал таможенную пошлину в продажную цену товара. В итоге же цены на ряд импортных товаров в отнюдь не богатой России оказывался выше, чем в Западной Европе. Чай, например, в России облагался таможенной пошлиной в 78 коп. с фунта, тогда как в Германии — 4,8 коп. В Петербурге поэтому чай стоил втрое дороже, чем в Берлине и Лондоне. Как справедливо отмечали дореволюционные исследователи вопроса, «интересы фиска совершенно заслоняют интересы потребителей, для которых чай успел сделаться предметом первой необходимости»... О казенной винной монополии и ее значении в системе налогового обложения потребителя выше было сказано достаточно. Заметим лишь, что Министерство финансов, парируя обвинения думской оппозиции в «спаивании народа», подчеркивало, что «казенка», скорее, благо для жителей империи, так как государство гарантирует потребителю высокое качество водки, и что душевое потребление алкоголя в стране растет медленнее, чем в других державах: «По размерам душевого потребления вина Россия занимает предпоследнее место между государствами Европы». читать дальшеТем не менее ни для кого не было секретом, что главный резон введения монополии — фискальный: казенная продажа водки приносила чуть менее половины (42,6% в 1913 г.) всех налоговых поступлений государства. Хотя продажные цены на водку были повышены, она оставалась наиболее доступным для малосостоятельных слоев алкогольным напитком. Так, наиболее популярная емкость «1/20 ведра», то есть 600 г., стоила 64 коп. вместе со стеклянной посудой. За 1913 г. каждый из 170 млн. подданных империи, включая женщин, стариков и детей, уплатил косвенных налогов 2 руб. 07 коп., а на казенную водку потратил вдвое больше (4 руб. 23 коп.). Что касается такого своеобразного вида государственного обложения, как пошлинные сборы, то основным их видом являлись пошлины гербовые, судебные и канцелярские. По новому Гербовому уставу 1900 г. были повышены ставки гербового сбора и расширена сфера его применения. Взимаемый в виде гербовой бумаги и гербовых марок, этот сбор являлся наиболее часто вторгающимся в повседневную жизнь обывателя. «Куда ни повернешься, — сетовали по этому поводу современники, — непременно должен заплатить гербовую пошлину: попросил счет из лавки более чем на 5 рублей — пожалуйте гербовую марку, подписался на газету — гербовая марка, сделал заявление в участок о потере или пропаже вещей — две гербовые марки, служишь в казенном месте — в случае болезни подавай прощение об отпуске не иначе, как с двумя гербовыми марками, и свидетельство врача тоже с гербовой маркой». В. Н. Захаров, Ю. А. Петров, М. К. Шацилло. «История налогов в России. IX - начало XX века».
Поскольку сам redstarcreative почему-то не собрал свои комментарии у ivanov_petrov в одну запись, сделаю это за него, тема того стоит. Сам я последние годы изучаю Власть как систему личных связей, а идеологии отложил на потом; но это не значит, что идеологии не работают, а значит, что они - еще более сложная тема. Итак, wokeism:
"Идеология wokeism'а еще ждет своего исследователя. Попытаюсь дальше вкратце перечислить основные корни и положения этого интеллектуально-философского активистского течения.
1. Началось все, если игнорировать ранних утопистов, конечно, с Маркса. Маркс добавил к философии, в числе прочего, во-первых, представление о том, что общественная наука должна не изучать принципы функционирования общества, а менять общество (активизм). Вторая важная нам мысль Маркса - теория конфликта, т.е. представление что общественные силы (разделенные, в его понимании, по экономическому признаку) находятся в постоянном конфликте с нулевой суммой за материальные ресурсы, власть и возможнoсти для самореализации. Третья релевантная идея - предположение о том, что массы держатся в подчинении в том числе и при помощи культуры, созданной господствующим классом; то, что в целом впоследствии критики назвали культурный марксизм.
2. Франкфуртская школа, в попытках разобраться, почему же пролетарской революции на Западе не случилось, соединив идеи Маркса и Фрейда, решила, что причина - то, что они назвали структурным или системным угнетением. Пролетарские массы инернализировали угнетение потому что последнее присутствует во всех общественных институтах: семья, церковь, культура, мораль и нормы приличия. Ее представитель Макс Хоркхаймер в 1934 сформулировал основные положения того, что сейчас в западных вузах преподают как критическую теорию. Общественные науки должны четко понимать конечную точку общественного развития (коммунизм), искать и находить недостатки общества, под которыми понимаются расхождения между текущей ситуацией в обществе и конечной точкой, а также организовывать деятельность по социальному активизму.
В то же время в итальянской тюрьме, коммунист Антонио Грамши пишет о том, что единственный способ осуществить значимые социальные изменения - медленно и планомерно оккупировать (путем устройства туда на работу) все общественные институты: университеты, школы, госслужбу, газеты, театры (Долгий марш).
Потом Европе на некоторое время стало не до общественных наук, а затем пришел второй большой компонент идеологии СС - постмодернизм.
Постмодернизм.
Если у марксистов и последователей все еще присутствовал материализм, т.е. представление о том, что существует объективная реальность, совпадение представлений о которой с ее проявлениями есть истина, то постмодернизм покончил с этим пережитком XIX века.
3. Мишель Фуко успешно запустил в ноосферу идею о том, что реальность, даже если она и существует, неважна и недоступна. Знания неполны, чувства неточны; то, что в обществе считается истиной формирует тот, у кого есть власть. Истина - социальный конструкт, продукт общественной системы. Наука, к примеру, процесс осуществления власти через претензию на знание истины. Власть применяется через дискурс. Дискурс - то, что допустимо говорить о каком-либо событии или явлении. Все общество, сознательно или нет, принимает участие в создании и формировании дискурса. Так появился еще один ключевой тезис идеологии СС - о принципиальной недоступности истины.
4. Герберт Маркузe в работе 1965 г. "Одномерный человек" впервые сделал вывод, что культурное доминирование и консьюмеризм настолько расчеловечили обывателя, что социальный активизм возможен только альянсом из либеральной интеллигенции (мозг) и этнических меньшинств (мускулы). Имя самой известной его студентки, Анджелы Девис, знает каждый советский человек. Его студенты сыграли значительную роль в бунтах середины 70-х. Он же - автор эссе "Репрессивная толерантность”, где сформулирована очень актуальная сейчас идея, что настоящая толерантность состоит в агрессивном неприятии согласия (других людей) с любыми идеями, несоответствующими его представлениям об истинной свободе.
5. Вот мы и добрались до ключевого инструмента идеологии СС - деконструкции. Деконструкция придумана философом-постмодернистом Жаком Деррида для анализа текстов, понятий и значений. Если формулирование понятий - осуществление власти, то деконструкция - анализ высказывания, текста или понятия до тех пор, пока не прояснится, кем и в целях доминирования над кем оно сформулировано.
Дальше произошло соединение элементов марксизма, критической теории и постмодернизма в единый всепобеждающий комплекс идей, захвативший в конечном итоге интеллектуальный мир.
Wokeism.
Итак, представления об истине прошли путь от "объективная реальность" к "твоя/моя реальность", следующий шаг - "моя реальность как женщины, гея, черного или трансгендера".
6. Постмодернизм установил, что представления о реальности формируются с целью осуществеления доминирования одной общественной группы над другой, и истина принципиально недоступна. Критическая теория в целом приняла понятия и инструментарий, но внесла одно уточнение: если все на свете есть осуществление доминирования и власти, то единственный объективный опыт, не поддающийся деконструкции - опыт подвергшегося насилию или угнетению. Таким образом, мы можем отличить объективное и реальное от деконструируемого или иллюзорного по тому, слушаем мы угнетателя или угнетенного. Единственный критерий реальности - lived experience, или нарратив человека, пережившего опыт угнетения.
7. Ключевой элемент уже современной нам идеологии социальной справедливости - интерсекциональность, сформулированная Кимберли Креншоу в 1991 в небольшой, но эпохальной работе "Исследуя границы", критикующей движение борьбы за гражданские права. Границы здесь - границы борьбы за гражданские права, где, по представлениям Креншоу (черной феминистки, это не констатация фактов о ней лично а культурно-философское течение), борьба чернокожих за расовое равноправие концентрируется на мужчинах, а борьба феминисток - на белых женщинах. Таким образом, она сама оказывается не только испытывающей два угнетения по цене одного (т.е. интерсекционально), - расовое и по признаку пола, - но и оказывается за теми самыми границами. Ключевым элементом личности, таким образом, становится осознание всех граней своего угнетения по уникальным для себя внешним признакам. Она же придумала писать расовый идентификатор Black с заглавной буквы; Black здесь не внешние признаки расы, а общий опыт угнетения по расовому признаку; единственное, что у людей (по представлениям этой группы интеллектуалов) вообще может быть общего.
Эта работа же также положила начало тому, что на языке идеологии СС называется progressive stack или иерархия угнетения. Тот из присутствующих, кто испытывает наибольшее количество аспектов угнетения, т.е., к примеру, черная лесбиянка-трансгендер с инвалидностью, представляет наиболее близкую к реальности картину мира и имеет право на приоритет в высказывании своего мнения и командный голос в активистской деятельности.
8. Вот мы и подошли к текущим событиям. Идеология wokeism'а или социальной справедливости в настоящее время считает, что:
- общество находится в постоянном конфликте за власть, ресурсы и возможности между белыми мужчинами-угнетателями и маргинализированными группами; - весь дискурс создан и поддерживается белыми гетеросексуальными мужчинами с целью угнетения маргинализированных групп, даже и особенно если белые мужчины это не осознают или отрицают; - традиционные инструменты белого человека, такие как научный метод или либерально демократическое государство являются инструментами угнетения, не подходят для маргинализированных групп и должны быть деконструированы; - единственная доступная человеку объективная истина - опыт угнетения; единственное, что может связывать людей - совместный опыт угнетения; - наиболее полным знанием о реальности обладают наиболее угнетенные представители меньшинств, особенно нескольких сразу; - общество, таким образом несправедливо и подлежит переустройству путем деконструкции поддерживающих угнетение институтов: семьи, государства, культуры, белых мужчин; - белые в борьбе за переустройство общества могут быть только союзниками (allies), их роль состоит в выполнении команд маргинализированных меньшинств; - если представитель угнетенного меньшинства (к примеру, чернокожий) не считает необходимым деконструкцию институтов, он больше не Black так как инериоризировал whiteness и отказался по факту от своей идентичности; - цель переустройства общества определяется как equity, diversity и inclusion.
В дополнение к описанным мною основным положениям идеологии, я забыл добавить главное: что это, в представлении носителей, за система, которую надлежит деконструировать?
Называется она фаллологоцентрическая гетеронормативная патриархия или whiteness (в отличие от Blackness, обязательно с маленькой буквы). Это комплекс понятий, представлений о реальности, методов познания мира и общественных институтов, созданных белыми гетеросексуальными мужчинами для маргинализации и угнетения расовых меньшинств, LGBTQIA+ и женщин (порядок неслучаен), АКА современная технологическая либерально-демократическая западная цивилизация. В числе подлежащих деконструкции - такие институты угнетения как гетеросексуальная семья, наука вообще и точные науки в частности, технологии массового производства и евроатлантическая культура, в особенности элитарная.
Итак, о diversity, inclusion и equity, сокращенных критиками в акроним DIE.
Diversity – цель и процесс достижения такой композиции населения страны или сотрудников организации, в результате которой представлен весь ассортимент реального опыта, т.е. опыта угнетения и всевозможных пересечений разных аспектов такового. Начинается с требования нанять/пустить одного трансгендера, женщину или представителя BAME, а заканчивается требованием полного паритета (см. equity).
Inclusion – представление о недопустимости в стране или организации травматического опыта, напоминающего маргинализированным группам об угнетении. К мерам по достижению относятся триггер-предупреждения, цензура и деплатформинг, а также safe spaces - расово-сегрегированные пространства, где у представителей меньшинства есть возможность избежать травматического опыта созерцания белых угнетателей.
Equity – равенство результатов (в отличие от equality - равенства возможностей и равенства перед законом; это как раз институт угнетения). Состоит в предоставлении исторически угнетенным меньшинствам бОльших стартовых возможностей (позитивная дискриминация), а также исправления любого финального неравенства как продукта системного угнетения.
Если у вас остались вопросы и вы живете и работаете в США, Великобритании, Австралии или Новой Зеландии, можете спросить члена Diversity and Inclusion Committee, который несомненно присутствует в вашей организации, будь она государственная или частная.
Литература:
1. James Lindsay – Cynical Theories 2. Herbert Marcuse – One-Dimensional Man: Studies in the Ideology of Advanced Industrial Society 3. Herbert Marcuse – A Critique of Pure Tolerance (1965), Essay "Repressive Tolerance" 4. Kimberlé Williams Crenshaw – Mapping the Margins: Intersectionality, Identity Politics, and Violence Against Women of Color 5. Peggy McIntosh – White Privilege: Unpacking the Invisible Knapsack 6. Robin DiAngelo – White Fragility 7. Ibram X. Kendi – How to Be an Antiracist" (с) redstarcreative schegloff.livejournal.com/1233090.html?fbclid=I...
1 декабря: Hewlett-Packard переезжает из Калифорнии в Техас 8 декабря: Илон Маск переезжает из Калифорнии в Техас 11 декабря: Oracle переезжает из Калифорнии в Техас
Надо твердые цены на подсолнечное масло в Калифорнии ввести
Посетителям кафе Подмосковья будет нужно предоставлять результаты теста на COVID Посетителей кафе в Подмосковье обяжут предоставлять результаты тестов на коронавирус нового типа. Для допуска в заведение общепита тест на COVID-19 должен быть отрицательным. Данная мера сбудет действовать с 31 декабря по 10 января, говорится в постановлении губернатора Московской области Андрея Воробьева. В документе указано, что в этот период организации, который оказывают услуги общественного питания и проведения зрелищно-развлекательных мероприятий, «вправе допускать в здания... только при наличии отрицательного результата лабораторных обследований в отношении» коронавирусной инфекции нового типа. После проведения исследования методом ПЦР результат должен быть получен не ранее чем за три дня до планируемого посещения таких заведений, а при сдаче теста методом иммуноферментного анализа (ИФА) — не ранее чем за пять дней... www.gazeta.ru/business/news/2020/12/11/n_153492...
На алиэкспресс последний раз покупал в 2015, не заходил вообще черте сколько. Мой аккаунт сохранен и активен. «Нате вам скидочный купончик. И вот еще один». Кошельком Киви последний раз пользовался в марте прошлого года, потом не заходил - «ваш кошелек деактивирован из-за неактивности».
Банк «Россия» был создан в 1990 году ленинградским обкомом, но после запрета компартии его работа приостановилась, а деньги КПСС в нем зависли. Быстрее всех в ситуации сориентировались физики — бывшие коллеги по институту имени Иоффе Ковальчук, Фурсенко и возглавлявший там иностранный отдел прикомандированный офицер КГБ Якунин. Получить контроль над банком было непросто, и группе понадобились связи в руководстве города. Тогда Якунин вспомнил своего сослуживца по госбезопасности Владимира Путина (они были шапочно знакомы), который к тому времени стал вице-мэром Петербурга. Якунин познакомил Путина с Ковальчуком: так началось многолетнее взаимовыгодное сотрудничество. maski-proekt.media/yury-kovalchuk/
Кассовая борьба нарастает. Но про Ковальчука почти ничего нового.