Возведение Китаем военной базой на Соломоновых островах станет для Канберры и Вашингтона красной линией, заявил австралийский премьер Скотт Моррисон. russian.rt.com/world/news/994739-solomonovy-ost...
Бесконечно уважаемый мной labas недавно сказал горькие слова: «моя гуманистическая и просветительская миссия провалена». Думаю, многие в эти дни если не говорят, то ощущают ровно то же самое. navlasov.livejournal.com/223654.html
Надеюсь, среди них много историков, подавших заявки на грант РНФ. А то там конкурс большой, если хотя бы часть к ноябрю вымрет — у моей команды шансы прибавятся. navlasov.livejournal.com/201505.html?thread=899...
Сяу, что Самарский университет создан Комучем, Иркутский - Сибирским правительством, а Владивостокский - правительством земской управы. Что они при советской власти-то писали про себя - «наш вуз организован антинародными лакеями мирового капитала»?
Бывший топ-менеджер компании «Новатэк» Сергей Протосеня вместе с женой и дочерью найден мертвым в Испании, сообщает Telegram-канал Baza, ссылаясь на местное телевидение. По информации местной полиции известно, что тела троих человек были найдены 19 апреля в доме курортного города Льорет-де-Мар в провинции Жирона. В полиции поделились версией, что мужчина мог убить семью, а затем покончить с собой. По данным СМИ, состояние Протосени оценивалось в €400 млн. Кроме этого, было установлено, что топ-менеджер проживал во Франции, а в Испанию приехал с семьей на пасхальные праздники. 18 апреля на западе Москвы была найдена убитой семья бывшего вице-президента «Газпромбанка» Владислава Аваева. По приоритетной версии Следственного комитета, Аваев совершил убийство супруги и несовершеннолетней дочери, после чего покончил с собой. www.gazeta.ru/social/news/2022/04/21/17607824.s...
Бывшие окологазовые топ-менеджеры-мультимиллионеры наперегонки кончают с собой и своими семьями.
Временное закрытие магазинов и интернет-магазинов Издательства Уважаемые покупатели! В связи с инвентаризацией свою работу на неопределенное время приостанавливают интернет-магазин naukabooks.ru (с 21 апреля) магазины «Академкнига» и научная электронная база данных libnauka.ru (с 25 апреля). naukabooks.ru/akademkniga/novosti/2022/15400/
Пиздарики походу пришли издательству «Наука». Но «молодцы» как всегда - о закрытии с 21 апреля объявляют вечером 20 апреля.
Спецоперация в целом нормально освещается и без АП. Силами общества. Уже устоялась сетка военкоров, уже устоялась система структурирования сигналов. Никто лишнего не говорит. Когда надо, врем всей страной не хуже арестовичей. t.me/holmogortalks/20071
Любой разговор о русской интеллигенции (и университетском сообществе) этого периода в социальных терминах упирается в сложность концептуальных определений этого слоя - когда историку приходиться иметь дело одновременно с нынешними политологическими и социологическими определениями, сложными социальными самоидентификациями людей того времени, западными представлениями и российскими реалиями. Разумеется, окончание университета вовсе не делало автоматически молодого человека (а применительно к той эпохе в университетском вопросе речь идет преимущественно о мужчинах) представителем интеллигенции, поскольку университет с точки зрения правящей власти исполнял в первую очередь миссию подготовки сотрудников государственного аппарата и государственной же системы образования. Именно видение университета не просто как высшей школы лучшего и наиболее полного, универсального типа, но как структуры, воспроизводящей социальную элиту, двигало сторонниками «контрреформ» конца XIX столетия... читать дальше Человек с университетским дипломом (и тем более интегрированный во внутреннюю жизнь университета -- преподаватель или аспирант, «оставленный для подготовки к профессорскому званию») в России не становился автоматически членом «среднего класса». Ведь само это понятие среднего класса как особого рода группы (куда принято относить как professions, так и Bildungsbürgertum), находящейся между политическими и экономическими элитами и низшими слоями - пролетариатом и крестьянством, и связанной с промышленностью, торговлей и сложной инфраструктурой растущей городской жизни, сформировалось на материале западноевропейского и американского обществ. Прямое проецирование представлений, связанных со средним классом (как о более-менее едином организме), с унифицированными экономическим базисом, политическими запросами и идеологическими «картинами мира», на сложную и мозаичную структуру российского общества начала ХХ века большинством исследователей видится сейчас весьма проблематичным. «Отсутствующий» средний класс в России (Х. Бальцер) складывался в недрах традиционного сословного общества и пополнялся выходцами не только из мещанства, гильдейского купечества и почетных горожан, но также и из низших страт дворянства. Кроме того, выпускники университетов и преподаватели (как государственные чиновники) были вписаны в табель о рангах и также определялись в рамках сословной парадигмы. В рамках «осадочного общества» России начала ХХ века (А. Рибер), в котором модерная экономическая дифференциация накладывались на прежние сословные принципы стратификации, место западного среднего класса занимали несколько социальных групп, одной из которых и было образованное сообщество, заключенное «между царем и народом». Соответственно, и аналогом гражданского общества - или публичной сферы (по Ю. Хабермасу) - в России была скорее совокупность локальных «местных сообществ» (Л. Хефнер), с большим трудом поддающихся унификации и резко различающихся в столицах и на периферии, в университетских центрах, губернских столицах - и в небольших уездных городках. Еще одной важнейшей особенностью российского образованного класса начала ХХ века была его непосредственная связь с государственными институтами и государственной службой -- в гораздо большей степени, чем в случае Англии, Франции, Германии и т.д. Государство было не просто гарантом или верховным координатором социального развития (по модели national state), но самым его средоточием: даже в городах, где сфера частного предпринимательства, независимой юридической или медицинской практики после Великих реформ была уже достаточно развита, все начинания в высшем образовании (кроме женских курсов) до 1905 года оставались исключительно государственной прерогативой. И даже после событий революции 1905 года, которая способствовала развитию частной и общественной инициативы в делах высшей школы, именно государственная политика осталась ведущим фактором эволюции университетской системы. Прямое влияние государства (главным образом через распоряжения Министерства народного просвещения) на состояние университетского вопроса в то же время неизбежно осложнялось и компенсировалось давлением студенческого движения и позицией политически неоднородной профессорской корпорации, а с начала ХХ столетия к этому многофакторному процессу стал добавляться и еще один вектор - участие местных и городских верхов, органов регионального самоуправления и представительства.
Вместе с тем развитие российской университетской системы и образованного класса в России не было просто контрастным по отношению к «нормальному» западному сценарию. Как и для европейских стран, одним из важных факторов интеграции образованного сословия в России становилась общность ценностных ориентаций, определенного стиля жизни (или более обще - Lebensführung). В то же время в России эта общность определялась «интеллигентским» этосом служения народу и делу его просвещения (с сильными либеральными и радикальными акцентами), что часто контрастировало с традиционным монархическим лоялизмом руководящих городских слоев - мещанской верхушки и купеческого сословия. Просветительская идеология большей части российской академической интеллигенции была в описываемый период схожа с радикальным мировоззрением французских интеллектуалов-республиканцев, а не с немецким «мандаринским» идеалом государства - гаранта культурных ценностей (описанного в известной книге Фрица Рингера «Закат немецких мандаринов»). Эти радикально-эмансипаторские устремления также препятствовали восприятию жизненных норм и установок образованного класса -- в рамках местных сообществ - как образцовых и модельных для всего городского среднего класса, достаточно патриархального и религиозно-консервативного по мировоззренческим ориентирам. Разумеется, эта разница уже мало напоминала период прямых силовых инцидентов с участием радикального студенчества и «охотнорядцев» 1860-1880-х годов, но специфика ценностных устремлений образованного человека относительно «среднего» состоятельного горожанина отчетливо осознавалась большинством современников (в 1880--1890-е годы став темой и художественного осмысления, особенно в прозе Чехова). Мещанство и обуржуазивание стало пугалом и даже «внутренним врагом» интеллигенции, как ясно показывают ожесточенные споры вокруг сборника «Вехи» на рубеже 1900-1910-х годов. Так или иначе, университет в России был напрямую связан с городом и городскими сообществами, и по мере экономической и социальной модернизации эта связь укреплялась, росла и усложнялась. Важную роль в этом играла деятельность различных общественных организаций, научных и профессиональных обществ (с их региональными отделениями), просветительских комитетов и учреждений, а также местных клубов - как формы социализации и совместного досуга. В то же время не стоит забывать и о культуре городского низшего класса, с которым только отчасти соприкасалось студенчество, поскольку городская культура не ограничивается только тем элитным полюсом, где располагается университет. Ведь в кризисные моменты 1905-го и особенно 1917-1918 годов отсутствие связи образованного сообщества с низшими и наиболее массовыми слоями городского населения способствовало реализации самых радикальных программ общественного переустройства, что привело в итоге к прекращению существования этой социальной группы. Рост профессионального признания и общественной востребованности академической интеллигенции после 1905 года не мог сопровождаться в должной мере параллельным ростом ее социального веса, престижа и гегемонии, поскольку процесс этот блокировался на уровне государственных институтов, особенно жестко именно между 1907 и 1914 годами, когда развитие страны было как раз относительно спокойным и благоприятным.
В конечном счете главным - охранительным - вектором правительственной политики и исторической ролью первенствующего учебного учреждения, где уже практически реализован идеал сообщества знания, классический университет был обречен и на своего рода «блестящую изоляцию» в социальной композиции российского общества. Уже упомянутый лозунг автономии мог пониматься двояко в разных политических кругах профессуры - как невмешательство правящей администрации (особенно чувствительно задевающей была власть попечителей) в дела университета для либералов или же как свобода от «гражданских бурь» и политических конфликтов, сосредоточение исключительно на внутренней учебной работе для «правых» или для умеренных...
Необходимо особенно отметить, что взаимоотношения трех рассматриваемых нами элементов - университета, города и правительственного аппарата - были принципиально тесно переплетающимися. Первую причину мы уже указали - специфика российского развития состояла в своеобразной этатизации социальной и интеллектуальной жизни в силу экономической отсталости и слабой в целом динамики гражданской сферы. Далее - и университетские преподаватели, и чиновники администрации принадлежали к высшим слоям городского сообщества; особенно наглядно это было в Петербурге, но именно в Петербурге... университет оказался наиболее изолирован от городской жизни, оставаясь чем-то вроде «государства в государстве». С другой стороны, и случай министра просвещения в 1905--1906 годах И.И. Толстого, который в 1913 году был избран столичным городским головой, и то, что в прочих университетских городах профессора куда чаще, чем в Петербурге, играли весьма заметную роль в местной общественной жизни и в высших городских учреждениях, -- все это показывает, что непроницаемых стен между властью, университетом и становящимся гражданским обществом не было. Наконец, именно из людей университетского мира складывался и правительственный аппарат вообще, в том числе и высшие эшелоны государственной бюрократии, а верхушка Министерства народного просвещения и попечители учебных округов (нередко наиболее ненавидимые из-за мелочной опеки над вверенными учреждениями) в начале ХХ века чаще всего рекрутировалась именно из людей знания, университетских профессоров консервативной ориентации в первую очередь. Это стоит отметить хотя бы потому, что и в публицистике и мемуарах университетских преподавателей, и у историков университетской жизни (однозначно следовавших за этими «партийными» схемами и ценностными предпочтениями) решения министерства и властей однозначно изображаются как действия абсолютно чужеродных и внешних по отношению к «нам» сил. В то же время не следует считать реальное взаимодействие этих сфер исключительно конфронтационным; между ними продолжался своего род обмен и взаимодействие идеями, персонами (на важные позиции по ведомству МНП) и так далее. Кроме того, эти самые «они» были зачастую членами той же корпорации, что только способствовало обострению отношений, ибо подобные «чиновники» очень хорошо знали университетский мир изнутри, а идеологическая и политическая поляризация лишь подпитывала указанный антагонизм, но не уничтожала определенного единства (статусного, социального) этих лагерей, которого не может не видеть и которое непременно должен учитывать современный исследователь. А. Дмитриев По ту сторону «университетского вопроса»: правительственная политика и социальная жизнь российской высшей школы (1900--1917 годы) // Университет и город в России
читать дальшеСтарая Русса читать дальше Расцвет города пришелся на первую половину XVI века - к концу пятнадцатого столетия здесь было около 1 000 дворов, а ко времени «литовского разорения» только тяглых дворов имелось 1 254. В 1581 году Старая Русса была захвачена и разорена армией Стефана Батория. Не успевший полностью оправиться город подвергся новому разорению в Смуту (к нему добавилось моровое поветрие 1606 - 1607 годов). На 1607 год в городе имелось 1 402 двора, на 1625 год - всего 147 жилых дворов из которых тяглых лишь 68 (в 14 из которых жили нищие). Ради восстановления города в 1625 году было приказано рушан, «выбежавших» в Смуту в иные города (Москву, Псков, Новгород и пр.), высылать обратно и селить на прежние места. Однако прежних размеров город уже не достиг.
До середины XVII века большая часть (примерно 3/4) городских дворов располагались на монастырских и церковных землях. По не полностью сохранившейся писцовой книге 1498 года монастыри и церкви владели в Старой Руссе сотнями дворов - новгородский Юрьевский - 112, старорусская Дмитриевская церковь - 110 и т. д. На 1625 год из 1272 пустых дворов на монастырской земле располагались 639, на церковной - 316. Больше всего дворов имел старорусский Спасский монастырь - 260 дворовых мест (плюс 9 садовых и одно варничное), три других старорусских монастыря совместно владели 69,5 дворовыми местами. Из иногородних монастырей больше всего дворов имел новгородский Юрьев - 198 дворовых мест (+ 3 садовых места, 2 кузницы, 33 варничных места и 1 действующая варница), Островскому Никольскому монастырю принадлежало 118,5 дворовых и 2 садовых места, еще 5 новгородским монастырям совокупно - 83,5 дворовых места и 5 варничных (3 - Хутынскому + одна-две варницы и 2 - Духову). Среди церквей больше всего дворов имела Георгиевская - 126. Большая часть варниц и варничных мест при этом находилась на посадской земле. На 1625 год из 192 варничных мест монастырям принадлежало 42 пустых + 3 действовавших варницы (ок. 23%). В 1650 году, в рамках ликвидации белых слобод, почти все владения монастырей и церквей были приписаны к посаду - всего 1 005 дворовых мест, 2 кузницы, 16 огородов и садовых мест и пр.
По переписи 1678/79 года в городе было 356 дворов гостей и посадских и 908 взрослых мужчин, в т. ч. 363 «подсоседника» (живших на чужих дворах). На 1727 год в городе имелось 569 дворов и 2 050 душ мужского пола. Самодеятельного мужского населения по подсчетам автора имелось 1 420 чел. (в т. ч. 110 чел. зарубежных выходцев).
Производство соли читать дальше Район Старой Руссы богат соляными источниками и выварка соли велась здесь с давних времен. Производившиеся раскопки обнаружили в слоях середины XI века массу предметов относящихся к солеварению (детали цренов, печей и пр.). В это же время видимо было фактически основано и само городское поселение (первое упоминание - 1167 год). К XV веку старорусская соль была уже широко известна и часто упоминается в источниках. В конце XV - первой половине XVI вв. соляным промыслом занималось видимо почти все местное население, а сам город был одним из самых богатых в России.
Основным преимществом местных соляных источников была легкая доступность - здесь не требовалось дорогостоящих буровых работ (в Сольвычегодске и Соликамске соль добывалась из скважин глубиной 35 - 70 саженей), соленая вода била из под земли фонтаном даже при небольшом углублении. Основным недостатком - слабая насыщенность рассолов - всего 1,3% (в Соликамске - 10-14%), что увеличивало время выварки и сопутствующие расходы.
О технике и организации производства соли в ранние времена почти ничего не известно. По сообщению С. Гербенштейна, посетившего Новгород в 1517 году, в Руссе у соленого источника было оборудовано что-то вроде бассейна из которого рассол по каналам распределялся по дворам, где и производилась выварка. Приправочная книга 1607 года фиксирует громадное количество варниц и варничных мест - 509. Вероятно в большинстве случаев выварка во дворах велась не на полноценных варницах, а в сравнительно небольших цренах. Характерно, что и сами солевары в ранних источниках именуются обычно «цренниками», а принадлежности варения (дрова и пр.) - «цренницкими». Во второй половине XVII века, когда варка соли велась уже исключительно в варницах, солевары именуются уже «варничными промышленниками» (и никогда - «цренниками»), а принадлежности варения - «варничными».
Из 509 варничных мест, зафиксированных в 1607 году, 335 были пустыми, причем 292 места числились местами «старой пустоты», т. е давно заброшенными. Варниц имелось 174, в т. ч. 15 государевых, 9 монастырских и 150 посадских (при этом посадские названы «цренницкими», см. выше). Пустые места были вероятно следствием не только разорения, но и роста концентрации производства. На 1625 год в городе имелось 8 действующих варниц (1 государева, три монастырских и 4 посадских), 3 пустых варницы и 180 пустых варничных мест. Из 424 дворовладельцев [включая видимо пустые дворы] к производству соли имели отношение 315 - 319 [у автора две цифры на одной странице], т. е. примерно 74%.
Система добычи и распределения рассола подробно описана в писцовой книге 1625 года. Главным источником рассола было «соленое ключевое озерцо» (100 саженей в длину, в ширину - 30 саженей по одному концу и шесть - по другому). Оно сохранилось до сих пор - озеро Верхнее на курорте Старая Русса. Озеро питалось соленым источником, однако вероятно имело искусственное происхождение - было вырыто или углублено в стародавние времена (уже в начале XVII века озеро воспринималось видимо как естественный водоем). Помимо «ключевого» озера существовало еще 3 «копаных», видимо вырытых сравнительно недавно (длиной в 20-30 саженей и шириной в 3-4 сажени). Во второй половине XVII века они уже не упоминаются. По варницам рассол распределялся с помощью сложной системы труб и колодцев. Из озер соленая вода самотеком шла по трубам в 3 больших «рознимальных» (распределительных) колодца, длиной и шириной в 6-10 саженей и глубиной в 3 сажени. Позднее, для защиты от засорения, поверх колодцев были построены крытые амбары. Из больших «рознимальных» колодцев рассол по трубам шел в многочисленные (250 штук) деревянные чаны (2-3 сажени по окружности) при варницах, в писцовой книге 1625 года также именуемые рознимальниками, а во второй половине XVII в. именовавшиеся уже «ульями». Из «ульев» рассол (во второй половине XVII в.) вычепывался бадьей на журавле и по желобу заливался в варницу. Рассольные трубы представляли собой высверленные древесные стволы, швы между ними конопатились пенькой и заливались смолой. Трубы прокладывались и под землей, и по дну реки Порусья и периодически менялись и перекладывались. Вся эта система существовала видимо уже в XVI веке, постепенно совершенствуясь и усложняясь. Так, упоминаемые Гербенштейном каналы к началу XVII века были заменены трубами и пр. Во второй половине XVII века система распределения рассола сохранялась в целом в прежнем виде. За функционирование этой системы в XVII веке отвечали государевы трубные мастера, получавшие жалованье из казны (в 1620-х годах - один, в 1640-х - уже двое).
Во второй половине 1640-х годов общее число варниц в Старой Руссе увеличилось до 20 с лишним, а к началу 1650-х годов - до примерно 40. Начиная с 1630-х годов прежние варницы «старорусского строения» постепенно заменяются новыми, устроенными «по-балахонски» и «по-пермски». К 1650-м годам видимо уже все старорусские варницы были устроены на новый манер. От прежних варницы нового типа отличались значительно большими размерами. Был существенно (примерно в 2,5 раза) увеличен размер црена - в «старорусских» он видимо имел примерно 2 аршина в длину, 3/4 аршина в ширину и был в аршин глубиною. Црены в варницах Иверского монастыря во второй половине XVII века были размером 2,5 на 2 сажени и (с конца века) более глубокими. Помимо увеличения размеров црена, в новых варницах был введен предварительный нагрев рассола - для его «сгущения» и повышения солености. Рассол теперь подогревался, сливался в колоды и затем заливался и варился вновь. Стоимость постройки «пермской» варницы (с годовым запасом дров для нее) на 1720-е годы оценивалась примерно в 800 руб.
Производительность варниц «старорусского строения» была невысока. Так, на вторую половину 1620-х государева варница в Старой Руссе вываривала в среднем 78-80 пудов за одну варю, продолжавшуюся 7-8 суток (т. е. в среднем 10-11 пудов в сутки). В Сольвычегодске Строгановы на 1622 год вываривали в среднем 50 пудов за 3-суточную варю (17 пудов в сутки), в Балахне, на то же время, 6-суточная варя давала 300-400 пудов (58-66 пудов в сутки), в Соли Галицкой 7-суточная варя давала 160 пудов (20-23 пуда в сутки). Варницы нового типа со второй половины XVII века давали за 4-суточную варю в среднем по 90 пудов (22,5 пуда в сутки), т. е. производительность выросла примерно в 2 раза.
На 1662 год в Старой Руссе имелось не менее 52 варниц - 2 государевых, 1 боярина И. В. Морозова (куплена в 1645/46 году у Кирилло-Белозерского монастыря), 13 монастырских (11 валдайского Иверского монастыря* и по одной новгородских Юрьева и Хутынского) и 36 посадских.
В 1730-х годах соль на старорусских варницах начали варить «новым маниром» - к действующей варнице пристраивалась еще одна, в одной варнице рассол только нагревали и затем «спускали» в другую, где производилась варка. Новый способ варки повышал качество соли, время одной вари сокращал вчетверо - до одних суток, а выход продукта повышал почти вдвое - в среднем до 40 пудов за суточную варю. В 1736 году указом Соляной конторы всем промышленникам было предписано варить соль «новым маниром», однако из-за дополнительных расходов на устройство новых варниц перейти на него смогли не все. На 1743 год на «новый манир» были перестроены 47 варниц, а 28 посадских запустели. Из 11 варниц Иверского монастыря перестроены были две, варницы Хутынского монастыря вообще не перестраивались. На 1705 год общее производство соли в Старой Руссе доходило почти до 300 000 пудов - примерно 253 000 на посадских и 41 000 на монастырских варницах. В 1710 - 1719 годах солеварение в Руссе было запрещено «для сбережения лесов» и возобновилось только в 1720 году. В 1720 году здесь действовало 16 варниц, в 1721 году - 60. На 1741 год имелось всего 25 действующих и 17 недействующих по разным причинам варниц. На начало 1752 год в Старой Руссе работало 39 варниц, 20 стояло «впусте», к 1753 году было выварено примерно 278 000 пудов соли. В 1753 году частное солеварение в Старой Руссе было вновь запрещено и уже не возобновлялось. В 1771 году здесь был устроен казенный Соляной завод, работавший до середины XIX века, когда выварка соли в городе окончательно прекратилась
До конца первой четверти XVII века соль варили только зимой - «с Дмитриева дня по Велик день», т. е. примерно 6 месяцев, с октября по апрель. Со второй половины 1620-х варочный сезон мог доходить и до 10-11 месяцев в году, однако в среднем редко составлял более 6-7 месяцев. На начало XVIII века сезон в Руссе при самых благоприятных обстоятельствах продолжался до 200 суток в году (в Соликамске - 264). Варка прекращалась во время весеннего половодья, иногда надолго - если половодье заливало сами варницы. Помимо этого, варка оставливалась для ремонта варницы и црена (обычно несколько раз в сезон), для очиски црена от «костяги» - накипи на дне (2-3 раза в сезон), «цренной отряски» - полной чистки црена (4-5 раз в сезон), а также для чистки и починки печей, труб и пр. Летом обычно делался перерыв для капитального ремонта - «большого правежа» црена. После очистки и ремонта выварка обычно сокращалась на 20-30% - варка в новом или чиненом црене давала поначалу много грязной соли, которую приходилось выкидывать или переваривать. В силу этого солевары стремились производить максимально возможное число варь без перерыва. В варницах Иверского монастыря во второй половине XVII века подряд производилось не более 10-12 варь. Расход дров на варю был очень велик - на варницах Иверского монастыря в XVII веке тратили 30 куб. саженей на варю (в Соликамске - 12), а в 1720-х годах уже 34-40 саженей.
* Так у автора. Фактически 6 из 11 варниц в 1661 - 1667 годах принадлежали Новоиерусалимскому монастырю, см. ниже.
Владельцы читать дальше По части принадлежности старорусских варниц известно следующее. Государевых варниц до Смуты было 15, на 1625 год - одна, на 1662 год - две, в первой половине XVIII века - три. О способе управления ими в ранние времена ничего не известно, во второй половине XVII века они были «на вере», в XVIII веке сдавались на откуп.
До Смуты 6 варницами в Старой Руссе владели новгородские монастыри (по 2 у Хутынского, Духова и Отенского), одной старорусский Спасский [в другом месте у автора указано 9 монастырских варниц на 1607 год и о принадлежности еще двух остается гадать]. Новгородский Юрьев монастырь до Смуты в Руссе варниц не имел, но владел 33 варничными местами, сдававшимися в аренду посадским людям. Монастырские варницы видимо варили соль в первую очередь на свой обиход и только часть ее шла на продажу. На 1625 год варницы имелись видимо у Хутынского (2 на новых местах) и Юрьева (одна новопостроенная) монастырей. В 1640-х годах собственной варницей ненадолго обзавелся Кирилло-Белозерский монастырь уже 1645/46 году продавший ее боярину И. В. Морозову. В 1650-х годах в Старой Руссе появился основанный Никоном в 1653 году валдайский Иверский монастырь. В 1654 году ему были отданы в вотчину окружавшие город 11 дворцовых погостов Старорусского уезда. В том же году монастырь обзавелся солеварнями в городе, получив от Парфения Веневитова (см. ниже) 6 варниц в качестве вклада на помин души. В 1654 -1656 годах монастырь построил еще 4 варницы, а в 1660/61 году - еще одну. В 1661 году 6 бывших варниц Веневитова были переданы другому детищу Никона - Новоиерусалимскому монастырю, но в 1667 году были возвращены Иверскому. Таким образом, в 1660-х годах Иверский монастырь владел 5-11 варницами. Еще по одной оставалось у Юрьева и Хутынского. В первой половине XVIII века у Иверского монастыря оставалось 11 варниц, варницами продолжали владеть и Хутынский и Юрьев монастыри. В 1705 году все три монастыря совместно подрядились поставить в казну 41 000 пудов соли - 32 000 пудов Иверский монастырь, 5 000 пудов Хутынский и 4 000 пудов Юрьев. После возобновления солеварения в 1720 году Иверский монастырь* отремонтировал одну и построил две новых варницы в самой Руссе, однако остальные восстанавливать не стал, построив 8 новых в пригородной деревне Перхино. Из-за общего упадка старорусского солеварения и падения прибылей монастырь вскоре потерял интерес к соляному производству - с 1737 года его варницы прекратили работу.
* В 1712 году Иверский монастырь был приписан к петербургскому Александро-Невскому монастырю и снова стал самостоятельным только в 1730 году.
Светские землевладельцы в местном солеварении почти не были представлены. С 1645/46 года одной варницей владел боярин И. В. Морозов, после 1662 года продавший ее кадашевцу Гр. Урюпину. Какими-то варницами во второй половине XVII в. владел также кн. Я. И. Лобанов-Ростовский.
Основная масса местных варниц всегда принадлежала посадским людям. В первой четверти XVII почти все они были мелкими владельцами, большей частью индивидуальными. На 1625 год из 187 владельцев варниц / варничных мест 124 (66%) владели одной варницей / местом, 29,5% - половиной варницы / варничного места. 1,5-2 варницы / места имели 7 человек, 3 - лишь один (Яков Солодырев, помимо варниц владевший гостиным двором и 2 лавками).
В 1630-х годах в Старой Руссе появились крупные иногородние предприниматели, инвестировавшие значительные средства в местную солепромышленность. Наиболее заметную роль среди них играло семейство Веневитовых. В 1635/36 году гость Федор Веневитов (по происхождению муромец) получил право на строительство в Руссе 6 варниц. Позднее еще 6 варниц построил здесь его брат Парфений Веневитов («москвитин гостиной сотни», в 1654 году завещал свои варницы Иверскому монастырю - на помин души). На 1662 год из 36 посадских варниц 18 принадлежало пришлым предпринимателям - 11 Никифору, Афанасию и Василию Веневитовым (сыновьям Федора), 4 «москвитину» Федору Смывалову, 3 гостю Ивану Буйкову (вероятно владимирцу). Долевое владение по-прежнему было редкостью - лишь 4 из 36 варниц имели двух владельцев и одна - нескольких. Старорусская соль не оправдала в целом надежд пришлых инвесторов - часть из них разорилась (И. Буйков, Ф. Смывалов и пр.), семейство Веневитовых перенесло большую часть своей деятельности в более перспективный Соликамск и т. д. Наиболее заметным иногородним предпринимателем в 1680-1690-х годах оставался новгородский гость Семен Гаврилов, владевший в Руссе 8 варницами.
К концу XVII века все более заметную роль начинают играть предприниматели местного происхождения - Иван Тверь, братья Красильниковы, Исак Хабаров, а в начале XVIII века - Борис Савостин, Денис Леонтьев, Михаил Кучков и др., владевшие 2-3 варницами. На 1705 год крупнейшим солепромышленником Руссы был Петр Маленький (внук и наследник Семена Гаврилов), владевший 8 варницами и подрядившийся поставить казне 27 000 пудов соли. Помимо него крупными производителями были Борис Савостин (12 000 пудов), Денис Леонтьев (10 000), Михаил Кучков (8 000), Дементий Прокофьев (8 000), Афанасий Быков (7 000), Иван Филимонов (7 000 пудов), Агафон Вагин (7 000) и др. К концу XVII века в Руссе распространяется долевое владение, активно покупаются и продаются доли варниц - 1/3, 1/4, 1/6. Широкое распространение получает и аренда варниц, в т. ч. и краткосрочная (на 3-5 варь), варницы в аренду сдают как обедневшие солепромышленники, не имевшие оборотных средств, так и вполне успешные (Иверский монастырь). Из 92 человек подрядившихся поставлять казне соль в 1705 году крупными производителями (от 5 000 пудов) были 15 чел. (49% всего подряда), средними (2 000 - 4 000) - 17 чел. (19%), мелкими (до 2 000) - 60 чел. (31%). Мелкие и средние производители, таким образом, еще играли в Руссе немалую роль, в отличии от Соликамска и др. регионов, где уже господствовало крупное производство. В 1753 году из 278 000 пудов местной соли на крупных производителей приходилось уже 88%, средних - 9% и св. 2% на мелких.
Отношения между старорусским посадом и Иверским монастырем, появившимся в Руссе в 1650-х годах и быстро сделавшегося крупнейшим местным производителем соли, с самого начала были конфликтными. Конфликт развивался одновременно по нескольким линиям. Спор шел по земельному вопросу - посад и монастырь с переменным успехом спорили о принадлежности части пригородных земель; по вопросам налоговым - монастырь обладал налоговыми льготами, монастырские крестьяне саботировали налоговые раскладки и т. п.; по вопросу снабжения варниц дровами (см. ниже); о ценах на соль - монастырь пользуясь своим положением не стеснялся демпинговать; из-за бегства крестьян на посад и т. д. То утихая, то обостряясь конфликт между монастырем и посадом продолжался до начала XVIII века. В феврале 1701 года стороны (со стороны посада - 2 бурмистра и 47 виднейших старорушан) подписали своеобразный мирный договор, простив друг другу долги и разрешив к общему удовлетворению спорные налоговые вопросы (монастырь при этом поступился своими налоговыми льготами).
Рабочая сила читать дальше Состав работников промыслов известен по материалам второй половины XVII века. Каждую варницу Иверского монастыря в сезон обслуживало 5 работников - 2 варца, 2 водолива и один дрововоз. Варцы, непосредственно варившие соль, являлись наиболее ценными работниками и работали по многу лет, остальные менялись едва ли не каждый сезон. Изготовлением и ремонтом цренов занимались цренные мастера (они же видимо отвечали и за очистку цренов), прочего металлического оборудования - кузнецы. Крупные промыслы (Иверского монастыря и пр.) нанимали цренных мастеров и кузнецов на постоянную работу, средние и мелкие обращались к ним по мере необходимости. За трубами следили трубные мастера (частные, не путать с государевыми), они же иногда занимались и изготовлением труб, но чаще это поручалось отдельным специалистам - трубникам. Печные работы выполнялись каменщиками, постройкой и ремонтом деревянных сооружений занимались плотники (работавшие обычно артельно). В «штате» трубных мастеров, трубников, каменщиков и плотников обычно не держали и все они работали сдельно. Помимо этого на промыслах имелись разнообразные чернорабочие, копавшие ямы, переносившие дрова и т. д.
На варницах Иверского монастыря в 1681 - 1684 годах варец получал 7 алтын за варю, за сезон (при 40-50 варях) - от 8 до 11,5 руб. Водолив получал по 5 алтын за варю и (при том же числе варей), 6-8 руб. за сезон. Дрововоз - 7 алтын за варю и 8-11,5 руб. за сезон. Цренный мастер получал 11,5 - 12,5 руб., а кузнец - 8 руб. годового жалованья. Трубный мастер за 2 сделанных водяных улья получил в 1682 году 3 руб., каменщик за одну починенную в 1683 году печь - 25 коп., плотник за установленные в двух варницах трубы в 1682 году - 45 коп. Как отмечает автор, к 1680-м годам, из-за роста конкуренции со стороны пермской и астраханской соли и падения цен, зарплаты на промыслах заметно понизились по сравнению с предыдущими десятилетиями. Так, в 1660-х года варец получал по 10 алтын с вари и в год (видимо в пересчете на серебро) - 18-21 руб., водолив - 13-15 руб., дрововоз - 17-20 руб. В 1670-х плата варцу за варю понизилась до 8 алтын, а к началу 1680-х - до 7 алтын, соответственно снизились зарплаты и других работников. Понижение платы и сокращение масштабов солеварения вынуждали работников прибегать к совместительству - варцы работали одновременно на двух варницах и т. п.
Почти все работники были вольнонаемными и набирались из местного населения. В большинстве своем они были жителями старорусского посада. На варницах Иверского монастыря работали также и монастырские крестьяне. Будучи формально крепостными, крестьяне работали на тех же условиях, что и вольнонаемные.
Перепись 1727 года подразделяет население Старой Руссы на «посадских людей» (выделяя отдельные подгруппы «старинных» посадских людей, живших в городе на момент предыдущей переписи 1678/79 года и «пришлых» - поселившихся позднее, а также «посадских работных людей», кормившихся работой по найму); «ремесленных» людей (среди которых выделяется подгруппа «работных ремесленных людей» - подмастерьев и пр.) и «работных людей» (среди которых выделяется подгруппа «зарубежных выходцев»). «Старинных» посадских людей на 1727 год имелось 892 души м. п. (в т. ч. взрослых - 516, посадских работных - 81) в 256 дворах. «Пришлых» посадских - 711 душ м. п. (в т. ч. взрослых - 378, посадских работных - 115) в 216 дворах. «Ремесленных» - 280 душ м. п. (в т. ч. взрослых - 190) + 30 «работных ремесленных». «Работных» - 167 душ м. п. (в т. ч. взрослых - 110), почти все они «зарубежные выходцы» - в основном русские из Речи Посполитой и Швеции. Всего, по подсчетам автора, «работных людей» всех разновидностей, кормившихся работой по найму, в Старой Руссе на 1727 год имелось 336 чел. (24% населения). Автором найдены сведения о переселившихся (в 1620-х - 1723 году) в Руссу 223 работных людях. 30% из них были выходцами «из-за польского рубежа», 4,5% - из-за шведского; 23% из уездов Севера России; 16% из соседних новгородских уездов и 19% из других районов. Почти половина была по происхождению посадскими людьми, 1/5 - черносошными крестьянами и столько же крестьянами монастырскими и помещичьими (последние в основном зарубежные выходцы). Пришлые работные люди отличались от посадских прежде всего отсутствием собственного жилья - большинство из них жило на чужих дворах, снимая жилье у местных. На 1709 год примерно треть посадских рушан сдавала в наем дворы, избы, подклети и углы.
Дрова читать дальше Материалы для строительства и эксплуатации варниц поставляли в основном крестьяне Старорусского и, отчасти, Новгородского уездов. Крестьяне поставляли бревна для труб и варничного строения, драницы для крыш, варничные колоды и сливальные ковши, ведра, ушаты, рогожи и холсты, древесный уголь для кузниц и т. д. Главным продуктом поставляемым крестьянами были дрова, поглощавшиеся варницами в огромном объеме. На начало XVIII века старорусские промыслы ежегодно потребляли 120 000 [кубических?] саженей дров. Заготовка дров для варниц была основным промыслом местного крестьянства и велась на коммерческой основе - крестьяне подряжались поставить определенное число дров к определенному времени, получая деньги вперед. Даже Иверский монастырь дрова для своих варниц получал от своих же крестьян на договорной основе. Попытка превратить поставку дров в повинность успеха не имела и уже в 1662/63 году (за более ранние годы сведений нет) почти все дрова для монастырских варниц покупались у крестьян. Ежегодно закупалось в среднем по 17 000 - 20 000 саженей. Рубка дров обычно производилась в ноябре-декабре, на Рождество они вывозились на берег ближайшей реки и весной сплавлялись на плотах. Оговаривалось качество продукции - полено (елтыш) должно было иметь длину в 6-7 пядей, нормальную толщину и не быть суковатым. Мелким промышленникам дрова доставлялись в Старую Руссу, крупные занимались сплавом дров самостоятельно, нанимая специальных сплавщиков из числа тех же крестьян. До середины XVII века заготовка дров велась в основном на окружавших Руссу дворцовых землях и за право заготовки дров солевары платили казне небольшой оброк. В середине века окрестные 11 погостов были переданы в вотчинное владение Иверскому монастырю, начавшему чинить препоны сторонним дровозаготовщикам. Это привело к затяжному конфликту между посадскими солеварами и монастырем, продолжавшемуся всю вторую половину XVII века. За право заготовки дров Иверский монастырь брал с крестьян-дровопоставщиков или солеваров, бравших на оброк лесные пустоши, оброк - брязгу. На рубеже XVII - XVIII веков брязга составляла 2-4 деньги с кубической сажени дров. Крупные промышленники заготавливали дрова и на землях помещиков соседнего Новгородского уезда. Последние либо получали брязгу (от 2 до 6 денег за сажень), либо сдавали свои леса в аренду. Так, в 1708 году Д. Прокофьев и Д. Сторожев взяли на 10 лет лес у помещика И. Оничкова - при условии уплаты 20 руб. и 8 пудов соли за каждую 1000 саженей дров. При необходимости промышленники платили землевладельцам также и за право провоза дров через их земли - обычно деньгами (несколько рублей) и солью (от нескольких пудов до нескольких десятков пудов). Иверский монастырь, помимо покупки дров непосредственно у своих крестьян, покупал их и у подрядчиков-посредников, во второй половине XVIII века большая часть дров покупалась уже у последних. Часть заготовенных дров Иверский монастырь и крупные промышленники перепродавали - в основном мелким промышленникам и государевым варницам. В дровяном промысле участвовало большинство крестьян Старорусского уезда. По сохранившимся неполным данным на 1694/95 год в заготовках дров участвовало до 60% дворов, а в вывозе дров - от 64 до 73%. Во второй половине XVII века среди крестьян выделилась группа подрядчиков-посредников, скупавших дрова у мелких заготовителей и подряжавшихся на поставку больших партий дров (до нескольких тысяч саженей). Значимость их со временем все более возростала (что, помимо прочего, способствовало росту цен на дрова).
Дровяные заготовки вели к быстрому истощению местных лесных ресурсов. К XVIII веку леса вокруг Старой Руссы были большей частью вырублены, а оставшиеся давали дрова низкого качества. Районы заготовок все более удалялись от города и дровяная проблема становилась острее с каждым годом. В 1710 - 1719 годах «для сбережения лесов» выварка соли в Старой Руссе была временно запрещена. Запрет солеварения вызвал экономический кризис, сопровождавшийся массовым оттоком населения в другие города, однако проблемы истощения лесов не решил. По мере истощения лесов росли и цены на дрова. На рубеже 1640-1650-х сажень дров с вывозом к реке, но без доставки в Руссу стоила промышленникам Веневитовым 10-11 коп. за сежень (с доставкой в Руссу видимо ок. 15 коп.). Иверский монастырь в начале 1660-х платил 13 коп. за сажень (с доставкой в город). В 1670-х монастырь платил 6-7 коп., в 1680-х - 8,5-9 коп. за сажень дров, а продавал ее уже за 16-17 коп. (видимо цена с подноской к варнице). В 1690-х монастырь платил за сажень 9-12 коп., а в начале 1700-х - 13,5 коп. (с подноской к варнице - 16 коп.). Посадские солепромышленники в начале XVIII века платили крестьянам по 15-20 коп., а иногда по 24 или даже 30 коп. за сажень. В 1720-1724 годах Иверский монастырь платил за дрова по 21-30 коп., в 1729 году - от 20 до 40 коп. за сажень (в зависимости от качества). Посадские промышленники - от 22,5 до 50 коп. В целом, за 50 лет (1670-е - 1720-е) цена дров в номинальном выражении выросла в 5 раз [с учетом инфляции вероятно в 2,5 раза?].
Истребление лесов вокруг Старой Руссы привело к серьезным экологическим проблемам, сохраняющимся и поныне - заболачиванию местных земель и обмелению озера Ильмень.
Сбыт соли читать дальше О сбыте соли можно судить в основном по сохранившейся документации Иверского монастыря. Сведений о продажах государевых и посадских варниц почти нет. Соль из Руссы вывозилась в основной зимой, санным путем. Покупателями соли были посадские люди других городов, крестьяне других уездов, а также местные старорусские крестьяне. Мелкие покупатели во второй половине XVII века все более вытеснялись крупными оптовиками, сделавшимися в конце концов основными покупателями местной соли. Во второй половине XVII века район сбыта старорусской соли охватывал часть Новгородчины и Псковщины, Смоленщину (Смоленск, Белая, Дорогобуж), прилегающий район ВКЛ (Полоцк, Витебск, Орша) и северо-запад и запад Замосковного края (Тверь, Ржев, Старица, Можайск, Вязьма, Волоколамск, Дмитров, Переяславль-Залесский и пр.), доходя даже до Москвы. Впрочем, в соседние Новгород и Псков соли продавалось немного, еще реже появлялись покупатели из столицы. Среди покупателей в 1660-е годы первое место занимали представители Торопца, Великих Лук и Осташкова, а в 1670-х годах - жители Ржева. Торопчане, ржевичи и зубцовцы значительную часть купленной соли затем продавали в Смоленске. В 1662/63 году Иверский монастырь продал 12 713 пудов соли, к 1671/72 году его продажи достигли максимума - почти 67 974 пуда. Позднее продажи начали падать и в 1680-х - 1690-х монастырь продавал в год обычно не более 35 000 - 45 000 пудов. Резко упало и число иногородних покупателей - вместо прежних 20 городов покупатели представляли не более 3-4. Большая часть монастырской соли теперь сбывалась жителям Старорусского и других окрестных уездов.
Падение продаж было вызвано усилившейся конкуренцией. Приток на рынок пермской и астраханской соли привел к значительному снижению цен на соль в последней четверти XVII века. Астраханская соль уже в 1660-х - 1670-х годах стоила (в Астрахани, без доставки) всего 1,3 - 2 коп. за пуд. В Соликамске пуд соли в 1667/68 году стоил 10 коп., в 1671/71 году - 5,3 коп., в 1680-х - 1690-х - 2,5-6,5 коп. Пуда соли Соловецкого монастыря в Вологде в 1660-х стоил 31-38 денег, в 1670-х - 21-29 ден., в 1680-х - 12-16 ден., в 1690-х - 17-18 ден. Пуд соли Иверского монастыря стоил 32-42 ден.в 1660-х, 18-21 ден. в 1670-х, 15-18 ден. в 1680-х и 19-20 ден. в 1690-х. Старорусская соль, таким образом, была дороже прочей (и при этом хуже качеством - менее соленой и малопригодной для засолки), однако опустить цены ниже старорусские производители не могли - из-за высокой (и все более растущей, из-за роста стоимости дров) себестоимости производства.
Падение цен и продаж привело и к падению доходов промышленников. Иверский монастырь, изначально рассчитывавший получать по 800 руб. в год с каждой варницы, в 1667/68 году получал ок. 2 500 руб. общего дохода, к 1671/72 году доход достигал 4 491 руб., но к 1680/81 году сократился всего до 300 руб. Позднее он несколько подрос, однако и в лучшие годы не превышал 1 500 руб. В 1690-х годах Иверский монастырь фактически полностью переориентировался на местный рынок, продавая практически всю соль в Старой Руссе и окрестностях. Помимо продаж, часть монастырской соли безденежно отсылалась на Валдай и на подворья монастыря в разных городах - на свой обиход и для раздачи «почестей» нужным лицам (часть этой соли возможно тоже продавалась).
Начало Северной войны и строительство Петербурга привели к временному оживлению старорусского солеварения. Существенно вырос спрос, выросли и цены - соль подорожала с 8-9 коп. за пуд в 1699 году, до 10-20 коп. в 1702 году и 15-17 коп. в 1703 году. Однако уже в 1704 году распоряжением Петра была введена локальная государственная монополия - всю старорусскую соль было указано брать в казну. В 1705 году казенная монополия на продажу соли была введена повсеместно. Казна покупала соль по 13,5-16 коп. за пуд и продавала на месте в Руссе уже за 20 коп. В марте - июне 1705 года казной в Старой Руссе было продано 79 745 пудов соли и вывезено в другие города еще 24 434 пуда (из них 20 000 в Петербург). Позднее 92 местных промышленника и 3 монастыря подрядились поставить казне зимой 1705 - весной 1706 гг. еще 294 500 пудов соли (по 16 коп. за пуд).
Введение казенной монополии вскоре привело к новому упадку промыслов. Казна регулярно задерживала выплаты за соль и при этом постоянно снижала закупочные цены. Уже в 1707 год закупочная цена понизилась до 9 коп. за пуд, тогда как продажная казенная составляла 20 коп. ( на этом нехитром фокусе казна получала до 40 000 руб. прибыли в год).
Соляными делами в петровские и постпетровские времена ведала Камер-коллегия. В мае 1720 года было учреждено подчиненное Камер-коллегии Соляное правление в Москве. В 1725 году оно было переименовано в Соляную контору, с 1731 года подчинявшуюся напрямую Кабинету, а позднее Сенату. Соляная контора ведала продажей соли и сбором соляных доходов, а после 1731 года также казенными и частными соляными заводами, подрядами и откупами. С марта 1754 года она именовалась Главной соляной конторой.
В 1710 - 1719 годах солеварение в Руссе было запрещено «для сбережения лесов» и возобновилось только в 1720 году. Казенная монополия на соль сохранялась и в 1723 году казна покупала ее по 10,5 коп. за пуд, а продавала по 30. При такой закупочной цене выварка соли становилась занятием малорентабельным или нерентабельным вовсе. По «сказкам» самих промышленников (по мнению автора, несколько преувеличивавших свои расходы), собранным Камер-коллегией в 1724 году, себестоимость пуда соли составляла от 9,25 до 14,5 коп., а с таможенными и прочими пошлинами - минимум 13,5 коп.
В 1727 году казенная монополия была отменена. Указом от 26 декабря 1726 года местным посадским промышленникам разрешалось продавать соль вольною ценою (с уплатой фиксированного оброка - по 350 руб. с варницы в год), однако лишь в городах указанных Камер-коллегией.
Уже в 1731 году казенная монополия была восстановлена - на прежних условиях. При этом дополнительно устанавливалась годовая норма выварки на каждом промысле: в Перми - не менее 4 000 000 пудов в год, В Балахне, Солигаличе и на Севере - не менее 600 000 пудов, в Старой Руссе - 312 364 пуда. Были определены также районы сбыта для каждого промысла. Старая Русса должна была снабжать Петербург, Кронштадт, Шлиссельбург, Новгород, Ладогу, Великие Луки, Торопец, Тихвин, Псков, Порхов. Казенная закупочная цена в 1732 году была увеличена до 13,5 коп., причем задним числом - с 1720 года. Недополученные рушанами за этот период деньги должны были пойти в зачет их долгов казне. Фактическая выварка в Старой Руссе была ниже определенной казной и колебалась от 217 000 до 286 000 пудов в год. В 1741 - 1751 годах из Руссы в другие города вывозилось в среднем ок. 163 000 пудов соли в год, в самом городе продавалось от 10 000 до 173 000 пудов.
До 1734 года соль из города вывозила казна - силами подрядчиков, в основном самих рушан. В 1734 году вывоз был возложен на солепромышленников, получавшим за это компенсацию от казны - от 4 до 8 коп. на пуд, в зависимости от города доставки. Была установлена также норма потерь при усушке / утруске - до 40 пудов соли на 1 000 пудов поставки. Новая система вывоза была в целом выгодна крупным промышленникам и невыгодна мелким.
В начале 1740-х спрос на старорусскую соль значительно повысился, видимо в связи со шведской войной 1741 - 1743 годов. В связи с этим местных промышленников приказано было принуждать к повышенной выварке соли (от закрывшего варницы Иверского монастыря также требовали возобновить производство, грозя репрессиями), а слабосильных - к продаже варниц более состоятельным. Была проведена также своеобразная чистка промышленников - в 1740 году их разделили на «действительных» (имевших собственные варницы и варивших соль «с доволством») и «недействительных» (имевших старые, не перестроенные на «новый манир», варницы; не варивших соль или варивших «не с доволством»; сдававших варницы в аренду). Первых набралось 18 человек (22 варницы), вторых - 35. «Недействительных» промышленников лишили льгот - освобождения от служб в иных городах и постоя войск. Помимо административных мер производство соли стимулировалось и экономическими - промышленникам раздавались ссуды (от 250 до 1200 руб. на три года). Однако к середине века положение старорусских промыслов оставалось не блестящим - на начало 1752 год работало 39 варниц, 20 стояло «впусте», из «действительных» промышленников к этому времени совершенно разорились 10 чел. из «недействительных» - 7 чел.
В 1753 году частное солеварение в Старой Руссе было окончательно запрещено. В 1771 году здесь был устроен казенный Соляной завод, работавший до середины XIX века, когда выварка соли в городе окончательно прекратилась.
Как нам обустроить Северную Таврию. 8 первоочередных шагов ...1. Научиться различать Мариуполь и Мелитополь Это не шутка. Приезжают ответственные лица в абсолютно целый, живущий пусть и сильно поменявшейся, но мирной жизнью город и спрашивают: «А где же все эти разрушения, которые показывают в телевизоре»? Немая сцена. Я лично был свидетелем того, как журналистка одного столичного телеканала задавала вопросы респонденту из Мелитополя о том, как обстоят дела в ДНР. Редакторка другого телеканала пригласила меня обсудить в эфире «ситуацию в Донецке и Мелитополе».
... Северная Таврия — аграрный край интенсивного сельского хозяйства. Здесь применяются современные технологии, такие, как, например, беспилотная сельскохозяйственная авиация (впечатлительные блогеры приняли дроны для опрыскивания растений за носители химического оружия). ukraina.ru/exclusive/20220418/1033786195.html
читать дальше Пушкарский приказ читать дальше Впервые упоминается в 1577 году. В первые десятилетия существования именовался то Пушкарским, то Пушечным. Автор отвергает версию Д. В. Лисейцева о тождественности Пушкарского, Городового и Засечного приказов. Приказ управлялся судьей с товарищем(ами) и структурно подразделялся на столы. Сведения о его внутренней организации, впрочем довольно поздние - конец Смуты - первая половина XVII века. В состав приказа входили пушечный (упоминается с 1610-х годов), городовой (упоминается с 1616? года), засечный (упоминается с 1616 года), судный (упоминается с 1620-х годов) и денежный столы. Пушечный стол ведал производством артиллерийских орудий, боеприпасов и колоколов, а также людьми пушкарского чина - артиллеристами и разного рода техническими специалистами и мастеровыми. В ведении стола находился и Пушечный двор со всеми его специалистами и служащими. На 1598/99 год в ведении приказа числились: 1 пушечный и колокольный литец (Андрей Чохов), 2 пушечных (Семен Дубинин и Русин Евсеев) и 2 колокольных (Иван Афанасьев и Михаил Родионов) литца, 13 пушечных учеников, 230 московских пушкарей и пр. На 1618 год в ведении приказа находилось 300 московских служилых людей пушкарского чина (без учета находившихся в отъезде): 1 пушечный мастер (Андрей Чохов) и 3 пушечных литца (видимо Кондратий Михайлов, Григорий Наумов, Алексей Якимов), 1 колокольный мастер, 1 плавильный мастер, 4 паникадильных мастера, 15 пушечных учеников и один плавильный, 236 московских пушкарей, 12 кузнецов, 6 плотников, 4 канатчика, 1 горододелец, 12 пушечных извозиков и 3 сторожа.
Городовой стол ведал городовой артиллерией и укреплениями городов. На 1629 году в его ведении находилось 83 города, на 1637 год - 64. В части городов стол делил обязанности с Разрядом - городовым делом ведал Разряд, нарядом - городовой стол Пушкарского приказа. Засечный стол ведал пограничными засечными линиями, после 1622 года только южными (прочие переданы в ведение Разряда). В 1638 году он был упразднен и все засеки перешли в ведение Разряда, в 1641 году восстановлен (видимо с прежним функционалом), в 1659 году ему было поручено всё засечное дело. Денежный стол ведал приходом и расходом финансовых средств. Собственные доходы приказа были невелики - по Г. Котошихину на середину XVII века он собирал до 2 500 руб. в год. Большую часть денежных средств Пушкарский приказ получал из других ведомств, в основном из четвертей. Судный стол, надо полагать, ведал судными делами в рамках ведения приказа.
Федор Иванович читать дальше В начале правления Федора Ивановича (1584 - 1598) было изготовлено значительное число крупных орудий - проломных пищалей и осадных мортир. В 1584 - 1592 годах были отлиты 9 проломных пищалей: 16-фунтовая «Грановитая» и 12- или 16-фунтовая «Лисица» (обе С. Дубининин, 1584); 25-фунтовый «Соловей» (А. Чохов, 1589), 45-фунтовый «Аспид» (А. Чохов, 1589), 60-фунтовый «Троил» (А. Чохов, 1589), 40-фунтовый «Лев» (А. Чохов, 1589), 40-фунтовый «Медведь» (С. Дубинин, 1589), 24- или 30-фунтовая «Скоропея» (А. Чохов, 1589); 40-фунтовый «Свиток» (А. Чохов, 1590/91). В этот же период возможно изготовлены еще два орудия - 36-фунтовый «Сокол» и 23-фунтовая «Раномыжская». Известны также 3 больших мортиры отлитые в это время - «Егуп» (13-пудовый при стрельбе каменными ядрами и 6-пудовый при стрельбе «тощими» - пустотелыми зажигательными, А. Чохов, 1586/87) и еще 2 чоховских мортиры неизвестного калибра. В 1586 году была отлита последняя гигантская бомбарда - 52-пудовая «Царь-пушка», оставшаяся впрочем незаконченной и не имевшая военного значения. Большая часть тяжелых осадных орудий изготавливалась в рамках подготовки к шведской войне 1590-1595 годов. Сохранились также сведения о производстве значительного числа менее крупных орудий. В 1584 - 1596 годах было отлито не менее 15 однотипных 6-фунтовых полуторных пищалей, отличавшихся только внешней отделкой. Девять из них были отлиты в 1589 году. Автором 5 орудий был литец Русин Евсеев, двух - Семен Дубинин, одного - Андрей Чохов, 6 отлиты учениками Чохова и одно будто бы Кашпиром Ганусовым (последний раз упоминавшимся в 1568 году, вероятно ошибка в описи). Помимо этого, в 1588 году Андреем Чоховым было отлито 100-ствольное (35 стволов были испорчены при отливке и фактически орудие было 65-ствольным, калибр каждого из стволов - полфунта) орудие весом в 330 пудов. Как оно выглядело в точности не известно. Орудие применялось в бою (в 1612 году) и дожило как минимум до 1641 года. Об изготовлении каких-либо других орудий сведений не имеется. Семипядные и девятипядные пищали в это время видимо изготавливать перестали, прочие орудия небольших калибров вероятно делались, но сведений об этом нет. Всего, таким образом, в царствование Федора было отлито не менее 15 крупных орудий общим весом примерно в 90 тонн (из которых, впрочем, 40 тонн приходится на одну «Царь-пушку») и не менее 15 орудий среднего калибра, вместе с которыми общий вес отлитых орудий приближается к 100 тоннам. Общий вес орудий отлитых в более ранний период (1540 - 1582 гг.) по неполным данным составлял более 500 тонн. Иностранцы в это время среди пушечных мастеров уже не встречались и изготовлением орудий занимались исключительно русские специалисты.
Большая часть отлитых при Федоре орудий была использована в шведской войне 1590 - 1595 годов. В осаде Нарвы и Ивангорода участвовало вероятно не менее 11 проломных пищалей: 60-фунтовый «Троил», 36-фунтовый «Сокол», 24- или 30-фунтовая [у автора здесь уже 25-фунтовая] «Скоропея», 23-фунтовая «Раномыжская», 20-фунтовый «Змей Перновский» (трофей Ливонской войны) и предположительно 16-фунтовая «Грановитая», 12- или 16-фунтовая «Лисица», 25-фунтовый «Соловей», 45-фунтовый «Аспид», 40-фунтовый «Лев» и 40-фунтовый «Медведь». Помимо этого были использованы несколько крупных мортир и видимо свежеотлитые полуторные пищали.
Вооружение русских крепостей к концу шестнадцатого столетия принципиальных изменений не претерпело. Основу его составляли малокалиберные семипядные и девятипядные пищали, фальконеты, тюфяки, сороки и затинные пищали, иногда дополняемые полуторными пищалями. Так, в Ельце на 1590-е годы имелось 2 полуторных, 6 девятипядных и 4 сороковых пушек и 50 затинных пищалей, в Дедилове на 1588/89 г. - 2 полуторных пищали, 7 фальконетов, 2 скорострельных пищали и 5 сороковых, в Можайске в 1595 - 1598 гг. - 2 пищали (1 и 0,5 фунта) на испорченных станках, 2 испорченных медных пищали и 10 затинных пищалей, в Туле на 1586 - 1589 гг. - 2-фунтовая пушка и 8 «сорок», в Валуйках на 1599 год - 1 4-фунтовая девятипядная пищаль, 5 скорострельных и 5 полковых, плюс 20 пищалей затинных и т. д. Крупнокалиберные орудия имелись видимо только в главных каменных крепостях - Москве, Новгороде, Пскове.
Борис читать дальше О производстве артиллерийских орудий при Борисе Годунове почти ничего не известно. По описям конца XVII века известны 4 однотипных малокалиберных (3/4 фунта) пушки отлитых в 108 (1600-й) и 110 (1602-й) годах. [Авторами пушек значатся Никита Тупицын и Юшка Бочкарев, на 1598/99 год числившиеся пушечными учениками, а теперь именующиеся литцами, видимо повышены]. По предположению автора в царствование Бориса могли быть отлиты также 2 тяжелых орудия. Первое из них, 145-мм пищаль «Рысь», было захвачено шведами в 1612 году в Ивангороде. Автором его был Семен Дубинин. На пушке нет имени государя при котором она отлита и ранее автор полагал, что пушка отлита при Семибоярщине в 1610 году. Теперь же он склонен считать временем изготовления пушки 1598 - 1600 гг., а отсутствие государева имени объясняет оппозиционными взглядами С. Дубинина (см. ниже). Второе орудие, 197-мм безымянная пищаль, было захвачено шведами в Новгороде в 1611 году. По внешним признакам орудие явно относилось к чоховской школе, на стволе его имелась фигурка, изображающая видимо некоего царевича, предположительно - Федора Борисовича. Надписей на пушке не было никаких (возможно зачищены). Автор относит орудие к 1598 - 1605 гг. Один из трех литцов Пушечного двора - Семен Дубинин, по некоторым сведениям, не ужился с годуновским режимом и на рубеже веков постригся в Псково-Печерский монастырь, где лил колокола. В 1604 году он был сослан за антигодуновскую агитацию.
Смута читать дальше Самозванец, готовясь к турецкой войне, приказал отлить много пушек, однако известна только одна - случайно сохранившаяся [30-пудовая] мортира, отлитая в сентябре 1605 года. Об орудиях царствования Василия Ивановича также известно немного. По описям конца XVII века известны 2 (длинноствольные?) 2-пудовые мортиры отлитые в 1606 году, 2 6-фунтовые полуторные пищали, отлитые в 1608 году учеником Чохова Иваном Алексеевым, 2-фунтовая пищаль Григория Наумова, отлитая в 1608 году, а по альбому Фелотта - пищаль небольшого калибра, отлитая Богданом Блекановым в том же 1608 году. Также по описям известна фунтовая пищаль «Волк», отлитая в Вологде в 1609 году неким Иваном Москвитином. В полевых боях Смуты использовалась в основном легкая артиллерия. Армия царя Бориса при осаде Кром в 1605 году применяла тяжелые мортиры и «огненные» снаряды. Среди прочего наряда наиболее крупным орудием была видимо 9-фунтовая пищаль «Лев Слободской», отлитая еще при Иване Грозном. Армия царя Василия активно использовала артиллерию в боях против болотниковцев при обороне столицы в 1606 году. В ходе решающего сражения болотниковцы были выбиты из укрепленного лагеря «огненными» снарядами. В 1607 году правительственная армия использовала осадную артиллерию при осадах Калуги и Тулы, однако видимо без особого успеха. Артиллерия играла большую роль при обороне Троице-Сергиевого монастыря от тушинцев в 1608 - 1610 годах. К началу осады монастырь имел видимо 50-70 пушек и затинных пищалей, самыми крупными из которых были 6-фунтовые полуторные. Тушинцы, впрочем, осадной артиллерии поначалу вообще не имели, уже по ходу осады обзаведясь одной тяжелой пищалью (вскоре разбитой огнем монастырской артиллерии) и некой пушкой стреляющей калеными ядрами (с калильной печью при ней). В Смоленске, к началу осады 1607 - 1610 гг., имелось, по разным оценкам, 160 - 180 стволов, однако большую часть арсенала составляли малокалиберные пушки и затинные пищали. Орудий калибром более 6 фунтов имелось всего три. У поляков к началу осады тяжелой артиллерии также почти не было (3 пушки), позднее ее состав был существенно усилен, однако несмотря на это город пал только после исчерпания всех внутренних ресурсов. Первое ополчение серьезной артиллерии не имело, Второе обзавелось тяжелой артиллерией уже в Москве, в ходе осады Кремля (видимо за счет арсенала Пушечного двора) и использовало ее для обстрела сидевших в осаде поляков. На северо-западе России имелось немало каменных крепостей (Изборск, Порхов, Псков, Корела, Ладога, Ивангород, Гдов, Новгород и пр.), при осаде и обороне которых активно использовалась артиллерия, в т. ч. и крупнокалиберная. Наиболее мощной артиллерией обладали Новгород, Псков и Ивангород. Новгород летом 1611 года был захвачен шведами, разграбившими его арсенал и вывезшими в Швецию наиболее ценные орудия («Драгон», «Грановитая», «Язь», «Волк» 1579 года и пр.). Обладавший мощной артиллерией Ивангород (помимо прочего - крупнокалиберные пищали «Рысь», «Барс», «Лисица», «Беркут», «Ястреб») безуспешно осаждался шведами в 1610 году, но был взят измором в декабре 1612-го. Наиболее ценные орудия крепости также были вывезены в Швецию. Псков в Смуту неоднократно менял ориентацию однако оставался в руках русских и свой арсенал (включавший среди прочего проломные пищали «Скоропея», «Соловей», «Аспид», «Лев», «Медведь», «Троил», «Свиток») сохранил. В 1615 году город осаждался большой шведской армией короля Густава-Адольфа, имевшей сильную осадную артиллерию, однако вновь успешно отбился. После восстановления центральной власти русское правительство предприняло попытку освободить Новгород и Смоленск. Направленная к Новгороду армия кн. Трубецкого в 1614 году была разбита шведами под Бронницами. Армия осаждавшая Смоленск в 1613 - 1616 годах осадной артиллерии не имела и ограничивалась блокадой города. Имевшиеся в Москве тяжелые осадные орудия («Инрог», «Кашпир», «Коваль», «Вепрь», «Стрела», «Гладкая» и пр.) в сложившихся условиях (тотальное разорение и пр.) использовать под Смоленском было видимо невозможно. В московском походе королевича Владислава (1617 - 1618) участвовало и некоторое число осадных орудий - 45-фунтовая (50-фунтовая в русских мерах) пушка «Василиск», три 30-фунтовых (35-фунтовых) пушки (трофейная русская «Острая панна» Кашпира Ганусова и два «Брата Виленских»), две 15-фунтовых пушки (несвижские орудия «Св. Николай» и «Св. Кристоф» подаренные Владиславу Радзивиллами). В Москве к этому времени оставались 68-фунтовый «Инрог», свежеотлитый 28-фунтовый «Царь Ахиллес», 16-фунтовая «Грановитая», 15-фунтовая «Кашпирова пищаль», 14-фунтовый «Коваль», 12-фунтовые «Стрела», «Вепрь» и «Гладкая», 10- и 13-фунтовые «Гладкие» и пр. В ходе боев за Москву все это богатство видимо особой роли не сыграло, так, поляки в ходе октябрьского штурма полагались на петарды, которыми собирались выбивать ворота.
Восстановление артиллерии читать дальше События Смуты причинили русской артиллерии огромный урон. Множество орудий было потеряно, испорчено, захвачено врагом, выведен из строя Пушечный двор и т. д. К восстановлению артиллерии правительство приступило вскоре после освобождения Москвы. Был восстановлен Пушечный двор, в октябре 1616-го Андреем Чоховым здесь была отлита новая проломная пищаль - 23-фунтовый «Царь Ахиллес». После этого, впрочем, производство крупнокалиберных орудий на Пушечном дворе прекратилось и не возобновлялось до 1627 года. Пушечный двор сосредоточился на производстве более актуальных орудий среднего и малого калибра. Массово производились прежде всего полуторные пищали (большей частью видимо 6-фунтовые «большие», однако делались и 4-фунтовые «средние» и 3-фунтовые «малые»), тюфяки и орудия нового типа - полковые пушки «русково литья». [Последние представляли собой орудия калибром в 1,5 и 2-фунта, весом в 8-9 пудов и относительно коротким стволом (1 аршин 10 вершков) и могли использоваться и как полковые и как крепостные. Пушки этого типа начали производиться не позднее 1617 года]*. По сохранившися записям дворцовых разрядов в апреле 1618 года трое литцов Пушечного двора были награждены за отливку 14 полковых орудий, в ноябре того же 1618-го трое литцов с учениками были награждены за отливку 40 тюфяков, а ученики Чохова - за литье 5 полуторных пищалей и т. д. Бронзовые пушки изготавливались и в провинции, так, в Твери Кондратий Михайлов** с тремя учениками в 1618 году отлил 2 полуторных пищали - 3-фунтовую «Соловей» и «Медведь» - неизвестного калибра. На Пушечном дворе в последние годы Смуты литьем пушек занимались 4 литейщика - Андрей Чохов (пушечный и колокольный мастер) и 3 пушечных литца - Кондратий Михайлов, Григорий Наумов и Алексей Якимов. Помимо бронзовых в значительных количествах делались малокалиберные кованые железные орудия - затинные пищали и, вероятно, фальконеты. Главными центрами подобного производства были Устюжна Железнопольская и Тула.
* См. А. Н. Лобин «Производство русской артиллерии на Пушечном дворе в 1584 - 1654 годах». ** Числившийся литцом московского Пушечного двора
В Петербурге сотрудники полиции пришли в книжный магазин издательства «Чёрная сотня» «Листва», являющийся одним из основных мест для сбора «правых» в городе. Как сообщают в её телеграм-канале 5 апреля, задержаны пятеро читателей и трое сотрудников лавки: Тимур Венков, Дарья Пинигина и Кирилл Колов. «Изымают книги, ищут экстремистскую литературу, забирают с собой [книги Эдуарда] Лимонова, [Юлиуса] Эволы, политические трактаты. Полиция всё прибывает и прибывает», — говорится в сообщении магазина. Муниципальный депутат Фёдор Грудин пишет, что задержанных увезли в отдел полиции № 78. По словам мундепа, силовики вели себя грубо. В самом магазине нам сказали, что полиция приехала к ним после анонимной жалобы. «Фонтанка» запросила подробности в пресс-службе ГУ МВД. 5 апреля в «Листве» должна была состояться лекция про Лимонова, но в итоге её отменили. www.fontanka.ru/2022/04/05/71234159/
Финскую тяжелоатлетку подозревают в домогательствах к членам хоккейной сборной Тяжелоатлетка Анни Вуохийоки, член совета Национального олимпийского комитета (НОК) Финляндии, покинула пост из-за подозрений в сексуальных домогательствах. Якобы она приставала к членам финской хоккейной сборной на зимних Олимпийских играх в Пекине, где они взяли золотые медали. Как пишет 4 апреля «Коммерсантъ», глава Федерации хоккея Финляндии Гарри Нумелла заявил, что от самих спортсменов претензий не поступало. По его словам, игроки «не видели смысла запускать какой-то процесс», но структура приветствует расследование, организованное Центром спортивной этики Финляндии (Suek). Вуохийоки выступала на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро (до 63 кг) и взяла бронзовую медаль на чемпионате Европы 2018 года. После этого она представляла комиссию спортсменов НОК Финляндии. www.fontanka.ru/2022/04/05/70743638/
читать дальшеНачало войны читать дальше К концу 1655 года благодаря успехам русского и шведского оружия польско-литовское государство было почти полностью разгромлено (точнее выглядело таковым) - почти вся Литва была занята русскими, а почти вся Польша - шведскими войсками. [В этих условиях, считая Речь Посполитую уже списанной со счета и опасаясь создания объединенного шведско-польско-литовского государства, русское правительство решило нанести превентивный удар по Швеции]. Главный удар планировалось нанести по Риге, важнейшему центру шведской Прибалтики. Сюда направлялись основные силы русской армии, руководимые лично царем Алексеем Михайловичем. Вспомогательный удар наносила армия кн. А. Н. Трубецкого. Ее целью был Дерпт, важный, но слабозащищенный центр Восточной Прибалтики, опираясь на который можно было в дальнейшем наступать на Ревель или Нарву. Севернее, в Ингерманландии и Карелии должны были действовать отряды Петра Ивановича Потемкина (в будущем - известного дипломата) и Петра Михайловича Пушкина, задачей которых было сковывание сил шведов.
Русская армия читать дальше Русская военная система ко времени войны со Швецией находилась в процессе трансформации, в ходе которой на первый план постепенно выдвигались формирования «нового строя», организованные и обученные на западноевропейский манер. Основу армии действовавшей на Дерптском направлении составляли войска Новгородского разряда [термин использовался с 1656 года]*. К последнему относились Новгород с пятинами, Псков с пригородами, Великие Луки, Торопец и [c 1656 года] также замосковные Тверь, Старица и Торжок.
Основу конницы разряда составляли служилые корпорации перечисленных городов, а также корпорации Невеля (Невля) и Ржевы Пустой. [Невель и Ржева были захвачены в Смуту поляками, однако их корпорации сохранялись и служили по Пскову и Великим Лукам. В новгородской Бежецкой пятине существовала также небольшая отдельная корпорация новокрещенов (татар, черкасов, литвы и пр., большей частью беспоместных)].
Поместная конница, как и прежде, расписывалась по сотням по территориальному принципу. [Средняя численность сотни в армии Трубецкого на 1656 год составляла примерно 50 чел. Обычной практикой также стало формирование при каждом воеводском полку отборных сводных сотен - выборной (из лучших детей боярских) и подъезжей (из лучшей молодежи). По Смете 1651 года во всех пятинах Новгорода имелось (без отставных) 1 634 чел. дворян и детей боярских и 79 новокрещенов; во Пскове, с пусторжевцами и невлянами - 333 чел. (без них - 198); в Торопце - 274 чел.; в В. Луках, с пусторжевцами и невлянами - 223 чел. (без них - 177); пусторжевцев всего - 122 чел., невлян - 58 чел. В Твери на 1651 год - 84 чел., новоторжцев - 114 чел., старичан - 36 чел. Всего по городам разряда на 1651 год - 2 698 чел.]. По наряду на кампанию 1656 года в армию Трубецкого должно было войти: новгородцев - 2 093 чел. (+ 114 новокрещенов), торопчан - 363 чел., псковичей - 240 чел., лучан - 182 чел., пусторжевцев - 152 чел., невлян - 62 чел., тверичей - 94 чел., новоторжцев - 122 чел., старичан - 28 чел., итого - 3 450 чел. Помимо этого в армию Трубецкого было наряжено 239 московских чинов (5 стольников, 8 стряпчих, 66 дворян московских, 150 жильцов) и 7 детей боярских других городов, вместе с ними в армии по наряду - 3 696 чел. служилых по отечеству. В армии кн. И. А. Хованского к концу кампании 1657 года имелось 2 359 дворян и детей боярских: 4 московских чина, 1 166 новгородцев (+ 85 новокрещенов), 327 торопчан, 212 псковичей, 169 лучан, 136 пусторжевцев, 65 невлян, 73 тверича, 106 новоторжцев, 16 старичан. В «нетях» числилось 336 чел., погибло - 58.
Значительную часть конницы разряда составляли казаки, бывшие, большей частью, наследием Смутного времени [хотя сохранялись и небольшие корпорации «невельских» и «себежских» казаков в В. Луках и Опочке - наследие соответственно Ливонской и Смоленской войн]. Большая часть казаков была «кормовыми» - служила за жалованье и жила в городских слободах, мало отличаясь от приборных людей. [По В. Лукам служило некоторое число казаков поместных, мало отличавшихся от детей боярских]. У казаков формально сохранялась прежняя организация - разнокалиберные станицы с атаманами и есаулами, представлявшие собой закрытые корпорации, пополнявшиеся за счет детей и родни самих казаков. [Однако фактически станицами командовали уже головы, назначаемые Новгородской четвертью из местных детей боярских, атаманы и есаулы никакой роли теперь не играли, сами станицы расписывались по сотням и т. д. Казацкие сотни включали обычно всех казаков города вышедших в поход и были существенно больше дворянских - в кампании 1655 года сотня великолукских казаков включала 323 чел., новгородских - 177, а псковских - 80 чел. Кормовой статус большинства казаков позволял использовать их круглогодично (в отличии от дворянских сотен). Большая часть казаков несла конную службу, хотя имелись и пешие. По Смете 1651 года в городах разряда имелось 919 казаков: в Новгороде - 378, в В. Луках - 337 (142 верстаных и 195 кормовых), во Пскове - 100 и в Ладоге - 104 (пеших). В кампании 1654 года участвовало 875 казаков (625 конных и 250 пеших), в кампании 1655-го - 662 чел. (все конные)]. В армию Трубецкого по наряду 1656 года должен был войти 661 казак (341 луцкий, 163 новгородских, 116 псковских и 41 невельский). В армии кн. И. А. Хованского к концу кампании 1657 года имелось 554 казака (351 луцкий, 82 псковских, 46 новгородских и 75 опочецких), еще 152 значились в «нетех» и 9 в погибших.
[В ходе шведской войны в составе войск разряда помимо городовых появились также пришедшие с Дона донские и запорожские казаки и казаки «вольные», набранные в Копорье и Сомерской волости из местных добровольцев. Большая часть донских казаков и черкасов (всего до 600 чел.) в шведскую войну действовала в составе отряда Потемкина. В Псков весной 1657 года пришли 2 станицы донцов (всего 293 чел.) составивших сотню под командованием головы - псковитянина Богдана Бешенцова (Бешенцева), воевавшую под началом М. В. Шереметева и кн. И. Хованского. Донцы служили конную службу за жалованье и корм.].
Помимо местных формирований армии Трубецкого были приданы также темниковские татары. На конец кампании 1656 года их имелось 664 чел.
Формирования нового строя в коннице были представлены приданными «московским» рейтарскими полками. Рейтары «московских» полков [были набраны в начале польской войны, в основном из беспоместных детей боярских, получали большое жалованье (30 руб.), служили фактически постоянно и] отличались высокой боеспособностью. В кампании 1656 года войска Новгородского разряда были усилены полком Дениса Фанвисина (Фонвизина). Полк был сформирован в начале польской войны из детей боярских заоцких и украинных городов (всего 41 город, наиболее заметно был представлены Тула - 114 чел., Мценск - 78 чел. и Кашира - 71 чел.). Полк состоял из 10 рейтарских рот, общая его численность (по наряду) составляла 1 065 чел. К финальному смотру 1656 года в строю имелось 787 чел., потеряно было 30 чел., нетчиков и сбежавших - 62 чел. Полк оставался на новгородском направлении до конца шведской войны. В кампании 1657 года участвовал также рейтарский полк Венедикта Змеева, первый «московский» рейтарский полк. Полк был больше других рейтарских и включал 13 рот - 10 (на лето 1657-го возможно девять) рейтарских и 3 драгунских. Помимо полка Змеева армия Хованского была усилена драгунским полком Христофора Юнкмана (1 000 чел). [Полк был сформирован весной 1654 года из городовых казаков и участвовал в кампаниях 1655 - 1656 гг. под командованием сначала А. Грановского, а затем К. Деспевиля. Драгуны полка были ездящей пехотой].
Основу пехоты русской армии действовавшей на Дерптском направлении составляли полки нового строя из поселенных заонежских и сомерских солдат. Заонежские полки были созданы в 1649 году из записанных в солдаты черносошных крестьян Заонежских погостов Обонежской пятины (Олонецкий уезд) - всего примерно 8 000 - 11 000 чел. В 1649 году здесь было сформировано два солдатских полка, еще один - в 1653-м и еще один - в 1655 году. [В 1656 был сформирован еще один новый полк и распущен один из созданных ранее, таким образом, на службе осталось 4 заонежских полка]. Часть заонежских крестьян была обучена драгунской службе, а сами заонежские полки после 1654 года именовались то солдатскими, то драгунскими, то снова солдатскими (полк Гамильтона какое-то время был «солдатского и драгунского строя»). Изначально предполагалось, что заонежские солдаты в военное время будут служить посменно («по половинам») и недалеко от дома. Однако с началом польской войны заонежские полки сразу же стали привлекаться к дальним службам в Литве и Белоруссии, а посменный характер службы начал систематически нарушаться. В итоге уже на третий год войны заонежские солдаты начали массово уклоняться от службы и у заонежских полков появились хронические проблемы с комплектованием. На службу заонежские полки выходили в 10-ротном составе. [Перед началом шведской кампании 1656 года полк А. Гамильтона предполагалось развернуть в «генеральский» 30-ротный (3 шквадроны по 1 000 чел.), однако из-за неявки солдат этого не случилось]. Сомерский полк был также сформирован в 1649 году - из крестьян Сомерской волости, располагавшейся на границе Шелонской пятины и шведской Ингерманландии. На полноценный полк людей в волости не хватало и сомерский полк содержался в 5-ротном составе [позднее появилась шестая рота, использовавшаяся, впрочем, только для защиты волости, в поход полк по-прежнему выходил 5-ротным. Из-за проблем с комплектованием поселенных полков правительство уже с 1656 года начало прибегать к набору даточных из дворцовых и монастырских крестьян Новгорода и Пскова, используя их для пополнения сомерского, а позднее и заонежских полков]. В армию Трубецкого в 1656 году по наряду были назначены заонежские полки Александра Гамильтона (Гамолтона) и Томаса Краферта (оба по 1 000 чел.) плюс 2 000 заонежских солдат «россыпью» (видимо для вышеуказанного развертывания полка Гамильтона) и сомерский полк Ивана Камала (641 чел.). Позднее, на усиление Трубецкому были посланы солдаты еще 2 заонежских полков - Томаса Гейса (1 000 чел.) и Ирика Лукса, стоявшие гарнизонами в Полоцке и Ковне. Полк Лукса был расформирован, часть его личного состава (400 чел.) влита в полк Т. Краферта. В кампании 1657 года участвовали заонежские полки Т. Гейса [фактически бывший Краферта], А. Гамильтона и сомерский Е. Расформа. Помимо этого, летом 1657 года в Новгороде началось формирование нового солдатского полка из даточных с дворцовых и монастырских земель. Сформированными ротами полка командовал полуполковник Иван Водов.
Помимо поселенных солдат в состав русской пехоты входили стрелецкие части. В 1656 году в состав армии Трубецкого вошли московский приказ Степана Коковинского (на 15 июля - 463 чел.), псковский Григория Вельяшева (470 чел.) и новгородский Панкрата Путилова (293 чел.), всего - 1 226 чел. В кампании 1657 года участвовали московский приказ Андрея Коптева [бывший Коковинского?], новгородский Панкрата Путилова, псковские Ивана Сумарокова и Ивана Волкова. Разряд был дополнительно усилен также московскими приказами Т. Полтева и М. Ознобишина.
* Здесь и ниже см.: О. А. Курбатов Военные реформы в России второй половины XVII в. Конница.; О. А. Курбатов Организация и боевые качества русской пехоты «нового строя» накануне и в ходе русско-шведской войны 1656-58 гг.; Д. В. Брусницина Пашенные солдаты в северо-западном российском приграничье: опыт привлечения карельских крестьян к военной службе (1649 - 1666); Смета военных сил Российского государства 7159 г. (1651 г.) - rusmilhist.blogspot.ru/2012/12/7159-1651.html
Шведская армия читать дальше Шведская армия состояла из частей комплектуемых вербовкой добровольцев и с помощью поземельной повинности. [Последняя представляла собой т. н. «старую индельту», введенную Густавом Адольфом и замененную в 1682 году индельтой «новой». От последней «старая» отличалась способом комплектования пехотных полков - вместо выставления специального поселенного солдата группой хозяйств, на службу фактически принудительно рекрутировался один из каждых 10-20 крестьян. Боеспособность и моральный дух подобных рекрутов оставляли желать лучшего. Кавалерийские полки, как и позднее, комплектовались рейтарами, выставляемыми землевладельцами / землепользователями по определенной норме]. Конницу составляли рейтарские полки, как правило 8-ротные, общей численностью в 750 чел. В ходе русско-шведской войны рейтарские роты имели большой некомплект и включали всего по 20-40 чел. В прибалтийских провинциях сохранялись также местные дворянские «знамена» (адельсфаны) - Лифляндское (8 рот), Эстляндское (4 роты), Ингерманландское (2 роты). Драгуны видимо оставались еще ездящей пехотой, в Прибалтике часть из них состояла из бывших литовских войск, перешедших на шведскую службу после Кейданского соглашения. Стандартный пехотный полк состоял из 12 рот, по 80-100 чел. в роте, однако части в Прибалтике также обычно имели большой некомплект. Незадолго до начала войны была предпринята попытка распространить индельту на Лифляндию, однако успеха она не имела.
Шведская Прибалтика включала провинции Лифляндия (генерал-губернатор гр. Магнус Делагарди (де ла Гарди), сын известного деятеля Смуты), Эстляндия (генерал Бенгт Горн) и Ингерманландия (ген. Густав Горн). Главную роль среди местных шведских наместников играл М. Делагарди, отвечавший, помимо прочего и за контролируемые шведами территории Речи Посполитой. Общая численность шведских войск в Прибалтике к началу войны превышала 12 000 чел. Примерно две трети войск находилось в гарнизонах, большей частью в Лифляндии (ок. 5 600 чел.). Из этого числа примерно 2300 - 3300 чел. стояло в Риге, ок. 550 чел. в Ноймюнде (севернее Риги) и 450 чел. в Дерпте. Численность прочих гарнизонов не превышала 200 - 300 чел. В гарнизонах Ингерманландии имелось примерно 1 700 чел. - почти все в Нарве/Ивангороде (1 100 и 466 чел.). В Эстляндии войск почти не было, гарнизон Ревеля не достигал и двух сотен солдат. Полевые войска были сосредоточены в Лифляндии, их общая численность доходила до 4 500 чел. (4 000 кавалерии и 500 драгун). С началом войны шведские силы в Прибалтике усиливались перебрасываемыми морем подкреплениями - всего за 1656 год сюда прибыло примерно 6 600 чел. (2 080 кавалеристов, 4 300 пехотинцев и 200 драгун).
В кампании 1657 года были задействованы меньшие по численности силы. На сентябрь 1657 года в Прибалтике у шведов имелось примерно 7 500 чел. регулярных войск - примерно 3 500 чел. в полевой армии (2 300 кавалеристов, 950 драгун и 250 солдат) и около 4 000 в гарнизонах - ок. 2 000 в Лифляндии (из них 1 200 чел. в Риге), ок. 1 500 чел. в Ингерманландии (из них 1 233 чел. в Нарве и Ивангороде) и 450 чел. в Эстляндии (из них 250 в Ревеле). Подкреплений из других районов на протяжении года прибыло 2 291 чел. (633 кавалериста, 1 428 пехотинцев и 230 драгун), в т. ч. в июле-августе - 1 700 чел. Действия войск осложнялись бушующей эпидемией бубонной чумы. Эпидемия, в 1654 году опустошавшая центральные районы России, в 1655 - 1656 годах сместилась к западным границам русского государства. В ноябре 1656 года первый очаг чумы обнаружился в Пернове, оттуда она распространилась к Ревелю и Риге, где заболеваемость достигла максимума летом 1657 года. Осенью 1657 года эпицентром чумы была уже Нарва. Конфликтовавшего с Делагарди Густава Горна на посту генерал-губернатора Ингерманландии в начале 1657 года сменил Кристер Горн (старший брат губернатора Эстляндии и бывший ландсхёвдинг Риги, ранее служивший с Делагарди), что существенно повысило уровень взаимопонимания местного шведского руководства.
Первым воеводой армии наступающей на дерптском направлении был назначен боярин кн. Алексей Никитич Трубецкой, успешно руководивший отдельными группировками войск в первых двух кампаниях польской войны и особенно отличившийся в кампании 1654 года (разгром литовской армии у Шепелевичей, взятие Мстиславля и Дубровны). Вторым воеводой в армии Трубецкого был боярин кн. Юрий Алексеевич Долгоруков, наиболее способный полководец эпохи Алексея Михайловича, позднее самостоятельно командовавший армиями. Князь был вторым воеводой у Трубецкого в литовских кампаниях 1654 и 1655 годов. Третьим воеводой был окольничий кн. Семен Романович Пожарский, племянник национального героя и лихой кавалерийский командир, также ранее служивший под началом Трубецкого. Четвертым - окольничий Семен Артемьевич Измайлов [в тексте, видимо за компанию, тоже обозван князем], сын печально известного Артемия Измайлова, второго воеводы Шеина, казненного, вместе со старшим сыном, за позорную капитуляцию под Смоленском. Сам С. А. Измайлов, также бывший под Смоленском, судьбы отца и старшего брата избежал и позднее вернулся на службу. Для него это также была уже третья подряд кампания под началом Трубецкого. Высший командный состав «дерптской» армии, таким образом, служил вместе уже третью кампанию подряд, представляя собой сыгранную команду. Почти все (кроме псковских и новгородских стрельцов) войска назначенные в армию Трубецкого участвовали в кампаниях 1654 и 1655 годов, приобретя соответствующий боевой опыт. Часть из них (темниковские татары и рейтары Фанвисина) служили в этих кампаниях под началом Трубецкого.
Армия кн. А. Н. Трубецкого в кампании 1656 года состояла из 4 воеводских полков. Полк кн. А. Н. Трубецкого по наряду должен был включать московских чинов (76 чел.), дворян и детей боярских Водской и Шелонской пятин (408 и 242 чел.), Торопца (363), В. Лук (182), Твери (94), Старицы (28), Ржевы Пустой и Невеля (служащих по В. Лукам - 29 и 13 чел.), прочих городов (5), великолукских и невельских казаков (341 и 41 чел.), темниковских татар (фактически - 664 чел.), рейтарский полк Д. Фанвисина (1 065 чел.), московский стрелецкий приказ С. Коковинского (фактически - 463 чел.). Всего примерно 4 142 чел. - 3 679 чел. конницы (1 568 дворян и детей боярских, 382 казака, 664 татарина, 1 065 рейтар) и 463 стрельца. К полку Трубецкого видимо были приписаны и солдатские и драгунские полки А. Гамильтона (1000 + 2000 росыпью), Т. Краферта (1000), И. Камала (641). С ними общая численность доходила до 8 783 чел. (3 679 чел. конницы, 5 104 чел. пехоты - 463 стрельца и 4 641 солдат). Полк кн. Ю. А. Долгорукова по наряду должен был включать московских чинов (28 чел.), дворян и детей боярских Деревской пятины (387 чел.), Пскова (240), Торжка (122), Ржевы Пустой и Невеля (служащих по Пскову - 123 и 46 чел.), прочих городов (1), псковских казаков (116), псковский стрелецкий приказ Г. Вельяшева (фактически 470 чел.). Всего примерно 1 536 чел. - 1 066 чел. конницы (950 дворян и детей боярских, 116 казаков) и 470 стрельцов. Позднее полк был видимо усилен подошедшим из Полоцка солдатским полком Т. Гейца (1 000 чел.). В приводимой авторами табличке здесь же показан еще и полк Е. Расформа (фактически это полк И. Камала с новым командиром, сменившим в августе погибшего прежнего). Полк кн. С. Р. Пожарского по наряду должен был включать московских чинов (7 чел.), дворян и детей боярских Бежецкой пятины (736 чел.) и прочих городов (1), новгородский стрелецкий приказ П. Путилова (фактически 293 чел.). Всего примерно 1 037 чел. - 744 чел. дворян и детей боярских и 293 стрельца. Полк С. А. Измайлова по наряду должен был включать дворян и детей боярских Обонежской пятины (320 чел.), новокрещенов Бежецкой пятины (114) и новгородских казаков (163). Всего примерно 597 чел. Осадной артиллерии Трубецкой не имел, имелось лишь некоторое число полковых и полевых орудий, наиболее тяжелыми из которых были 6-фунтовые полуторные пищали. Армии были приданы 30 псковских пушкарей. Общая численность армии по наряду достигала примерно 11 593 чел. (6 083 чел. конницы и 5 867 чел. пехоты - 4 641 солдат и 1 226 стрельцов).
Первоначальный сбор армии Трубецкого происходил в Новгороде. 9-10 июня 1656 года Трубецкой выступил из города в направлении Пскова, однако из-за скверного состояния дорог во Пскове армия сосредоточилась лишь к 24 июня. Здесь Трубецкой простоял до 8 июля, ожидая опаздывающих и проведя смотр войск.
Численность войск собравшихся к началу кампании оказалась существенно ниже ожидаемой - вместо 10 063 чел. по наряду (без учета стрельцов и татар), имелось лишь 4 552 чел. - 2 979 чел. конницы (вместо 5 422 чел., не учитывая татар) и 1 543 чел. пехоты (вместо 4 641, не учитывая стрельцов). Полностью отсутствовали не успевшие подойти татары, не было большей части рейтар Фанвисина и значительной части новгородских детей боярских. Заонежские солдаты «россыпью» не явились вовсе, в полку Краферта было всего 245 чел., однако большая часть солдат Гамильтона и Камала явилась на службу. С учетом стрельцов общая численность армии доходила видимо примерно до 5 800 чел., а пехоты - до 2 800 чел. Опоздавшие подтягивались позднее - пришли темниковские татары, рейтары, многие дети боярские и казаки, была усилена заонежская пехота и к концу кампании численность армии Трубецкого была больше начальной. По некоторым служилым корпорациям людей в итоге явилось больше чем было положено по наряду - за счет неверстанных новиков.
В соответствии с планом войны, местное шведское командование должно было упорно оборонять основные центры региона, нанося полевым мобильным корпусом удары по уязвимым местам русских и дожидаясь подхода основных сил шведской армии. При этом главный удар ожидался на псковском направлении и основным центром шведской обороны должен был стать Дерпт. Однако с началом войны стало ясно, что основной удар будет нанесен по Риге и М. Делагарди стянул основные силы к ней, предоставив прочие города своей судьбе. Шведский Дерпт на 1656 года представлял собой крепость старого типа - с каменными стенами и башнями на земляном валу. План перестройки крепости в современную бастионную реализован не был, имелись лишь два небольших бастиона, устроенных на месте разрушенной башни и Рижских ворот и небольшой равелин, выполнявший роль предмостного укрепления на другом берегу р. Эмбах. Состояние укреплений оставляло желать лучшего, артиллерия также была слаба - имелось всего 10 современных пушек (по 2 24-, 12- и 4-фунтовых и 4 6-фунтовых) и 38 устаревших и малых. Гарнизон крепости составляли 5 рот вербованного Колониального полка (424 - 426 чел.), рота вербованного рейтарского полка Л. фон Фитингофа (100 чел.), 32 артиллериста и 2 роты городского ополчения (200 - 262 чел.), всего примерно 800 чел. Функции командующего выполнял дерптский ландсхёвдинг (военный и гражданский руководитель лёна - уезда, аналог русского воеводы) Ларс Флеминг, человек энергичный и жесткий, но неуживчивый, постоянно конфликтовавший с местной городской общиной. В окрестных городках стояло несколько небольших гарнизонов, а к юго-западу от Дерпта, у Кирумпэ располагался отряд ген. Г. Штрайфа из состава полевых войск Делагарди (4 рейтарских полка, лифляндский адельсфан и драгунский полк) - всего 26 рот и 960 чел. по списку (фактически существенно меньше). По первоначальному плану Штрайф должен был прикрывать развертывание основных сил шведов у Дерпта, однако в связи с изменением обстановки остался единственным полевым соединением в Восточной Лифляндии.
15 июля Трубецкой перешел границу Лифляндии, вечером того же дня выйдя к Нейгаузену. Замок защищал небольшой шведский гарнизон - 50 чел. из состава Колониального полка. 16 июля им было предложено сдаться, комендант крепости отказался, но к вечеру солдаты, «воодушевленные» видом русских осадных приготовлений, взбунтовались и сами вступили в переговоры с русскими. В итоге гарнизон сдался без боя и был большей частью (49 чел.) зачислен на службу в русские солдатские полки. Отряд Штрайфа при приближении русских очистил дорогу на Дерпт и отошел к юго-западу. 26 июля передовые части русских вышли к Дерпту, 28 июля к городу подошли основные силы Трубецкого и шведы, спалив предместья, сели в осаду. Осадной артиллерии у Трубецкого не было и осада шла ни шатко ни валко - русские ограничивались блокадой города. Попытка использовать подкопы успеха не имела - один подкоп был обнаружен шведами, видимо с помощью перебежчика и перекопан, другой видимо не был закончен до конца осады. Отправленные из Смоленска тяжелые орудия до Трубецкого так и не дошли, не имела успеха и попытка раздобыть осадные орудия во Пскове - к двум из трех найденных мортир не нашлось ядер, а к третьей имелось всего несколько. Также нашлось некая большая «проломная» пушка, по предположению авторов [ну видимо Лобина] - чоховская мортира «Егуп» [которая, будучи мортирой, в общем-то никак не могла быть «проломной» пушкой]. Обе мортиры было решено отправлены к Трубецкому, однако до Дерпта они также не добрались. Шведы довольно активно оборонялись, регулярно совершая вылазки, в основном - силами рейтарского эскадрона, однако из-за падежа лошадей и сокращения числа боеспособных солдат активность гарнизона постепенно падала.
Шведское командование почти ничем осажденному Дерпту помочь не могло. На рижском направлении русская армия 30 июля взяла Динабург, 14 августа - Кокенхаузен и 24 августа осадила Ригу. Ингерманландский генерал-губернатор Г. Горн был занят борьбой с отрядами Потемкина и Пушкина. Борьба вокруг самого Дерпта ограничивалась мелкими стычками. 7 или 8 августа, выдвинувшийся из под Дерпта полк Измайлова (усиленный рейтарами Фанвисина, новгородскими и луцкими казаками, всего ок. 2 000 чел.), атаковал северо-восточнее Вольмара отряд Штрайфа. Обе стороны рапортовали о победе. Штрайф утверждал, что после напряженного боя разбил русских, перебив 400 рейтар и 80 драгун и захватив 7 знамен (его слова отчасти подтверждаются сохранившимися в Стокгольмском музее армии двумя русскими знаменами). Измайлов доложил о захвате шведского обоза при потере 4 чел. убитыми и 36 ранеными. Сам он был ранен и позднее отпущен со службы, сдав полк однородцу, стольнику С. Т. Измайлову. Ранен был и рейтарский полковник Фанвисин. 8 или 9 августа русские (200 стрельцов, заонежские солдаты, псковские и луцкие казаки, под общим командованием кн. С. Горчакова) штурмом взяли небольшой замок Кастер в устье Эмбаха, перекрывавший водный путь к Дерпту через Чудское озеро. Небольшой шведский гарнизон (70-90 чел.) оказал отчаянное сопротивление - при штурме погибло 15 стрельцов и казаков, ранено было 76 чел. Эстляндский губернатор Б. Горн тем временем развил бурную деятельность по укреплению обороны своей провинции, где почти не было войск (помимо небольшого гарнизона Ревеля имелось лишь 400 солдат финской индельты, прибывших в июле вместе с губернатором). Были объявлены сбор Эстляндского адельсфана, а также т. н. «генерального ополчения» (по рейтару и 2 пехотинца с лана земли). 15 августа собранный Горном небольшой отряд под командованием полковника Ф. Тизенгаузена соединился с присланным Штрайфом конным отрядом полковника Толя северо-западнее Дерпта. Отряд Тизенгаузена (12 рот рейтар и 4 роты драгун, всего примерно 2 000? чел.) должен был пробиться в Дерпт и усилить тамошний гарнизон. Однако идти к Дерпту Тизенгаузен не решился и отступил в направлении Ревеля. В конце августа отряд Тизенгаузена был обнаружен русскими и против него был выслан усиленный полк кн. С. Р. Пожарского (ок. 3 000 чел.). Тизенгаузен укрепился в районе мельницы Пипа, однако 17 сентября его отряд (к тому времени видимо сильно разросшийся за счет крестьян-ополченцев) был атакован Пожарским и бежал. В начале октября русскими был взят еще один небольшой замок - Адзель (Говья), северо-западнее Мариенбурга.
В начале октября была снята осада с Риги и главная русская армия начала отход вдоль Двины. Со снятием осады высвобождались и силы Делагарди оборонявшие город и возникала потенциальная угроза для армии Трубецкого. 26 сентября Алексей Михайлович направил Трубецкому приказ о снятии осады с Дерпта. Князю приказывалось идти к Нарве, соединившись там с отрядом Потемкина (предполагалось видимо разорить окрестности города, поскольку об осаде речи не шло). 13 октября Трубецкому был направлен новый приказ, фактически предоставлявщий князю свободу рук - идти на Нарву или отступать к Пскову и Новгороду. Ни один из этих приказов Трубецкому выполнять не пришлось. 30 сентября или 1 октября по инициативе командования гарнизона Дерпта были начаты переговоры о сдаче и 10 (или 11) октября Дерпт капитулировал. Как отмечают авторы, возможности для сопротивления отнюдь не были исчерпаны и сдача произошла видимо под давлением городской общины. Шведскому гарнизону было разрешено покинуть город с оружием и знаменами. 13 октября руководство городской общины присягнуло русскому царю, получив от Трубецкого письменные гарантии своих привилегий (позднее подтверждены государем) - сохранения свободы лютеранского исповедания, местного суда, и т. д. Во взятом городке был оставлен гарнизон - полк Т. Краферта, часть московских и новгородских стрельцов и псковских казаков (всего ок. 1 500 чел.).
Со взятием Дерпта кампания 1656 года была окончена. Русской армии она обошлась в общем недорого - погибло 70 чел., ранено было 273 (из них при осаде Дерпта 25 и 127 чел. соответственно).
Русское правительство в связи с изменением внешнеполитической обстановки активных действий в Прибалтике не планировало и готово было к миру со шведами - в обмен на территориальные уступки. Шведы были не против мира однако поступаться ничем не желали. Магнус Делагарди, фактически отвечавший и за военные операцции в Прибалтике и за переговоры с Россией, рассчитывал улучшить переговорные позиции шведов путем военного давления на Россию и, после некоторой паузы, весной 1657 года боевые действия в Прибалтике возобновились. В роли активной стороны теперь выступали шведы. В отличии от шведов, где фактически всеми военными делами теперь заправлял М. Делагарди, русская сторона в этой кампании единого командования фактически не имела (в отличии от прошлой, в которой роль аналогичную роли Делагарди играл кн. А. Н. Трубецкой). Войсками командовали городовые воеводы напрямую подчинявшиеся Москве, но не подчиненные друг другу. Уровень взаимодействия между ними в огромной степени определялся сложившимися личными отношениями. За занятый русскими юго-запад Лифляндии (включая Адзель) отвечал воевода Кокенхаузена (Царевича-Дмитриева) Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, за восток Лифляндии - воевода Дерпта (Юрьева-Ливонского) кн. Иван Андреевич Хилков (в 1656 году бывший воеводой Пскова). В Новгороде с февраля 1657 года сидел воеводой боярин кн. Георгий Семенович Куракин, в Пскове - молодой выдвиженец Алексея Михайловича стольник Матвей Васильевич Шереметев. Основные военные силы Новгородского разряда, т. н. Новгородский разрядный полк подчинялись не новгородскому, а менее статусному псковскому воеводе (М. В. Шереметеву, позднее - кн. И. А. Хованскому). Район комплектования заонежских полков, основы пехоты разряда, был сферой ответственности воевод Олонца - стольника Петра Михайловича Пушкина, позднее окольничего Василия Александровича Чоглокова, ведущих боевые действия в Карелии и неохотно расстававшихся с солдатами местных полков. Проблемным местом был Гдов. Сам город являлся псковским «пригородом» и местные воеводы подчинялись псковским. Однако соседняя Сомерская волость была уже частью Новгородчины и ее воевода подчинялся Новгороду, что создавало постоянные проблемы с высылкой во Гдов подкреплений из местных солдат.
М. Делагарди, с января 1657-го стоявший с армией в Вольмере, в начале марта перешел в Мариенбург, готовясь к демонстрации на псковском направлении и заодно перерезав основную линию снабжения русского гарнизона в Адзеле. М. Шереметев выслал в помощь Адзелю отряд под командованием рейтарского майора Д. Беклемишева и стрелецкого головы Г. Вельяшева. Отряд включал шквадрону рейтарского полка Фанвисина (5 рот, 257 рейтар), 4 дворянских сотни (псковичи, пусторжевцы и невляне, 189 чел.), луцких и псковских казаков (2 сотни, 296 чел.), псковский стрелецкий приказ Г. Вельяшева (5 сотен, 338 чел.), всего - 1 080 чел. Вечером 16 марта в районе Псково-Печерского монастыря русский отряд неожиданно встретился с передовым отрядом Делагарди (15 рот, под командованием подп. Ф. Тизенгаузена). После напряженного боя шведы отступили в сторону Нейгаузена. Преследовавшая их русская конница утром 17 марта натолкнулась на основные силы Делагарди и после ожесточенного боя отошла к к монастырю. Русские в двух боях потеряли 43 человека убитыми и пропавшими без вести (среди убитых был голова одной из дворянских сотен). Шведы во втором бою потеряли 12 чел., помимо этого в руках у русских осталось 10 «языков». Продолжать поход Делагарди не рискнул и отошел к Валку. Армия его к маю 1657 года включала примерно 3 400 чел. (2 600 рейтар и ок. 800 драгун). В первых числах июня ген. Ф. фон Лёве, замещавший временно отсутствовавшего Делагарди, небольшим отрядом (200 рейтар и 150 драгун) блокировал Адзель. На выручку Адзелю выступил М. Шереметев с Новгородским полком (дворянские сотни, городовые казаки, рейтары Фанвисина, донские казаки Бешенцова, псковские стрельцы). Численность его была невелика (ок. 3 000? чел.) - недавно распущенные дети боярские собирались плохо, заонежская пехота еще не прибыла и т. д. 8 июня Шереметев разбил шведский отряд под Адзелем и совершив ночной марш утром 9 июня атаковал основные силы шведов у Валка. Бой какое-то время шел с переменным успехом пока внезапно не разразилась катастрофа. В одной из атак 4 дворянских сотни были расстроены огнем спешенных шведских драгун, а затем смяты контатакой шведских рейтар. Бегущие сотни увлекли за собой остальную русскую конницу, в панике бежавшую с поля боя, бросив своего воеводу. Бегство удалось остановить лишь в районе обоза, в нескольких верстах от Валка. Общие потери были относительно невелики - 108 убитых, 5 пленных и 322 раненых, однако командовавший армией М. В. Шереметев был тяжело ранен, попал в плен и вскоре скончался. Оставшийся в строю второй воевода кн. Тимофей Щербатов отвел войска к Пскову. Шведы, несмотря на громкие реляции (по официальным шведским заявлениям они разбили 8 000 - 10 000 московитов, убив не менее 1 500 чел.), возобновить осаду Адзеля не решились и даже, опасаясь подхода более значительных сил русских, отошли от Валка к Эрмесу. Гибель близкого к царской семье М. В. Шереметева привела к специальному расследованию обстоятельств поражения под Валком. Виновные, впрочем, избежали наказания, реабилитировавшись победой под Гдовом (см. ниже). Вместо погибшего М. В. Шереметева во главе Пскова и Новгородского полка в начале июля 1657 года был поставлен кн. Иван Андреевич Хованский.
Развивая успех, в середине июля 1657 года Делагарди осадил Дерпт. Передовые части шведов подошли к городу 16 июля, основные - 24 или 25 июля. Усилиями энергичного воеводы кн. Хилкова город был хорошо подготовлен к обороне - старые каменные укрепления усилены дерево-земляными (тарасами, острогом и рвом), гарнизон обеспечен припасами и получил жалованье и пр. К началу осады в состав гарнизона входили шквадрона (половина) заонежского полка Т. Гейса, московский стрелецкий приказ Андрея Коптева, новгородский приказ Панкрата Путилова и сотня конных казаков, всего (на конец осады) - 1 712 чел. Армия Делагарди к началу осады насчитывала всего 2 600 чел. (2 020 рейтар и 560 драгун) и имела 8 пушек (6 3-фунтовых и 2 6-фунтовые). Осадной артиллерии у Делагарди не было, практически не было и пехоты и перспективы осады были призрачными изначально. Она фактически свелась к неплотной блокаде города. В ночь на 6 августа шведы пытались штурмовать город с речной стороны, переправившись на лодках и плотах и организовав поджог подкреплений, однако были отбиты огнем со стен. Русский гарнизон неоднократно ходил на вылазки, отбив, помимо прочего, одну из пушек небогатой артиллерии шведов. Осознав бесперспективность осады и обеспокоенный (ложными) слухами о подходе армии Хованского 11 августа Делагарди отступил от Дерпта и ушел к Вассенштейну (Пайде). Единственным успехом шведов стало взятие Кастера. По утверждениям самих шведов он был захвачен внезапной ночной атакой 2 августа, однако в реальности стоявшие в замке стрельцы (200 чел.) самовольно сдались, на условиях пропуска с оружием и знаменами и ушли во Псков (отказавшийся сдаваться воевода попал в плен к шведам). После снятия осады с Дерпта шведы ушли и из Кастера, предварительно полностью его разрушив.
Посовещавшись с эстляндским и ингерманландским губернаторами Делагарди решил нанести новый удар - по слабозащищенному Гдову. Армия его была усилена эстляндским и ингерманландским контингентами и к началу сентября сосредоточилась у Нейшлосса (Сыренска). Общая ее численность не превышала 3 000 чел. (1 770 рейтар, 950 драгун и 250 пехотинцев), имелось также 10 пушек (8 3-фунтовых и 2 6-фунтовые). Сам Гдов представлял собой старую каменную крепость XV века, сильно запущенную и давно не ремонтировавшуюся. Городской посад был окружен земляным валом с деревянной стеной. Слабость укреплений отчасти компенсировалась сильным гарнизоном - к началу осады в Гдове находились заонежский полк А. Гамильтона, казаки Бешенцова (300 чел.), часть сомерских солдат и пр. 10 сентября 1657 года Делагарди перешел границу у Нейшлосса и двинулся к Гдову, 11 сентября к городу подошли передовые шведские части под командованием ингерманландского губернатора К. Горна. Не сумев взять город с ходу шведы приступили к осаде. Отписка гдовского воеводы Б. Нащокина рисует картины ожесточенной битвы за город, что, впрочем, слабо согласуется со сведениями о потерях - за время осады гарнизон потерял 3 человек убитыми и 36 ранеными. Делагарди рассчитывал взять Гдов до подхода основных сил кн. Хованского однако расчет его не оправдался. Сбор Новгородского полка во Пскове был в целом закончен к последней декаде августа. После поражения под Валком он был дополнительно усилен рейтарским полком В. Змеева и драгунским полком Х. Юнкмана. К августу прибыл также заонежский полк А. Гамильтона. В конце августа кн. Хованский предпринял рейд на Мариенбург, опустошив окрестности города. Узнав о нападении на Гдов он немедленно выступил на выручку (13 сентября?). Армия кн. Хованского включала 2 529* дворян и детей боярских, 715* городовых казаков, донских казаков Б. Бешенцова [на весну 1657-го - 293 чел., фактически в гарнизоне Гдова], рейтарские полки Д. Фанвисина (5-7 рот, ок. 300 рейтар) и В. Змеева (теоретически до 1 300 чел.), драгунский полк Х. Юнкмана (теоретически - 1 000 чел.), заонежский полк А. Гамильтона (менее 1 000 чел., фактически - в гарнизоне Гдова), псковские стрелецкие приказы Ивана Волкова и Ивана Сумарокова (примерно по 300 чел. в каждом), всего, по оценке авторов, примерно 7 000 - 8 000 чел. Армия Хованского, таким образом, была примерно в 2,5 раза больше армии Делагарди. К вечеру 15 сентября армия кн. Хованского подошла к Гдову. Делагарди, узнав о подходе Хованского (силы которого он оценивал в 6 000 чел.) решил отступать ночью, рассчитывая в темноте оторваться от русских. Отход шведов прикрывал арьергард полковника Глазенапа (6 рейтарских и 2 драгунских роты). Кн. Хованский, убедившись в отходе шведов, двинулся за ними, пользуясь относительно светлой лунной ночью. Конница Хованского догнала арьергард шведов у переправы на р. Черма (7-8 км от Гдова). Шведы отбили несколько атак конницы, но были сбиты подошедшими основными силами Хованского. Как пишут авторы, шведский арьергард был разбит (убито 26 чел. и потеряно знамя), бежал и внес беспорядок в ряды отступающих, а отступление шведов превратилось в бегство. Тем не менее, к утру 16 сентября армия Делагади беспрепятственно переправилась через Нарову у Нейшлосса. Русские прекратили преследование еще за несколько километров до города - по версии Хованского «приустали лошади» и «истомились» ратники, по шведской - русские были остановлены все тем же отрядом Глазенапа. Хованский рапортовал о великой победе, убив 2 генералов, 3 полковников, 22 начальных человека, 800 рейтар и 2700 пехотинцев (т. е. истребив больше шведов чем было в армии Делагади вообще). Скромность захваченных трофеев (6 знамен и 20 пленных) воевода объяснял излишней самостоятельностью подчиненых - всех прочих пленных они будто бы посекли, а знамена, мушкеты и пр. расхитили. Пушки же свои коварный Делагарди будто бы выбросил в пропасть утопил в Чудском озере. Сам Делагарди рапортовал о потере 160 чел. убитыми и пленными. Некие «русские осведомители» сообщали о гибели 400 шведов. На начало октября у Делагарди оставалось 1 735 чел. конницы и драгун (1 309 рейтар и 424 драгуна). Как указывают авторы - на 1200 чел. меньше чем на начало похода [на самом деле, на 950, поскольку не учитывается пехота], однако в эту цифру входят и солдаты вернувшиеся в Нарву с ингерманландским губернатором К. Горном [последний, судя по приведенной авторами таблице, привел в армию Делагарди от 280 до 580 чел.]. По русским данным среди убитых под Гдовом числились генералы Фитингоф и фон Лёве (победитель под Валком). Последний, будто бы убитый и даже похороненный под Гдовом, в 1659 году был назначен губернатором Эзеля и умер 10 лет спустя. Имена трех будто бы убитых (и тоже похороненных) шведских полковников остались неизвестными, поскольку пленные шведы не смогли их назвать (!). Также безымянными остались 18 из 22 будто бы убитых шведских офицеров. [В целом, очевидно, что Делагарди потерпел болезненную неудачу, был сильно потрепан и едва унес из под Гдова ноги, но ни о каком разгроме шведов говорить не приходится]. Все это, впрочем, не помешало русскому правительству отпразновать великую победу по всему государству. Прощены были и лишенцы бросившие своего воеводу и бежавшие под Валком. Русская армия потеряла под Гдовом 25 чел. убитыми и 143 ранеными. Делагарди, со своей стороны, утверждал, что русские потеряли 400 чел. Шведы также взяли пленных - минимум трое были позднее обменяны под Нарвой.
24-25 сентября кн. Хованский переправился через Нарову у Нейшлосса. Шведы к этому времени разделились - Делагарди пошел к Ревелю, а К. Горн - в Нарву. Хованский попытался было догнать Делагарди, однако не доходя до Везенберга повернул назад, к Нарве. Разорив окрестности Нарвы и спалив ее посад**, Хованский перешел на правый берег и разорил окрестности Яма и Копорья, вернувшись в Псков 19 октября. В ходе этого рейда русские потеряли 11 чел. убитыми и 25 ранеными.
На рижском направлении после Государева похода 1656 года активных боевых действий не велось. Сидевший в Кокенхаузене А. Л. Ордин-Нащокин располагал относительно скромными силами - на 27 августа 1657 года у него имелось 400 рейтар и 1136 солдат. Осенью 1657 года здесь активизировались сторонники польского короля Яна-Казимира. Воспользовавшись уходом армии Делагарди литовский польный гетман В. Гонсевский вторгся в шведскую Лифляндию, занял Вольмар, позднее Венден и Феллин и угрожал Пернову и Риге. Успехами литвы воспользовался Ордин-Нащокин, 24 ноября 1657 года осадив Мариенбург и взяв его штурмом 11 декабря.
* Так у авторов, к «естям» смотренного списка конца кампании добавлены нетчики и потери. ** Из посада, как сообщают авторы, добрый Хованский вывел 2 000 православных жителей, ниже превратившихся уже в 1 000 православных жителей.
Кампания 1658 года и окончание войны читать дальше Кампания 1658 года началась раньше обычного. Только что распущенные дети боярские Новгородского разряда уже в декабре 1657 года получили указ о новом сборе. В январе 1658 года кн. Хованский выступил с Новгородским полком (ок. 1 700 чел.) из Пскова к Нейшлоссу. Шведский гарнизон бросил крепость и бежал без сопротивления (по утверждению шведов - ушел по приказу К. Горна), оставив 17 пушек. В Нейшлоссе (Сыренске) был оставлен русский гарнизон. В конце января новгородский второй воевода кн. Сонцев-Засекин с отрядом новгородских войск осадил Ям. Осада города продолжалась до конца февраля, однако затем кн. Сонцев-Засекин отступил опасаясь подхода деблокирующих сил. В марте 1658 года кн. Хованский с Новгородским полком (ок. 1 900 чел.) появился под Нарвой, блокировав город, однако уже в апреле здесь было заключено неофициальное перемирие, а к маю боевые действия на русско-шведском фронте прекратились. [Целью зимней кампании 1657-1658 года было принуждение шведов к переговорам и цель эта в целом была достигнута]. 20 декабря 1658 года сторонами было подписано трехлетнее Валиесарское перемирие зафиксировавшее сложившееся положение. В руках у русских остались занятые Дерпт, Кокенхаузен, Дюнабург, Мариенбург, Нейгаузен, Нейшлосс и Адзель. Переговоры о заключении полноценного мира стороны вели исходя из складывающейся международной и военно-политической обстановки. Для России с весны 1660 года она стремительно ухудшалась. 23 апреля (3 мая) 1660 года Польша и Швеция подписали Оливский мир, завершив войну друг с другом, что позволило полякам бросить все силы на русский фронт. 27 мая (6 июня) 1660 года Швеция замирилась с Данией, полностью высвободив свои силы на прочих фронтах. Все это давало основания опасаться возобновления войны со шведами, что, с учетом тяжелейшего положения на польском фронте, грозило полной катастрофой. В итоге, в ходе очередного раунда мирных переговоров проходившего на мызе Кардис в районе Дерпта, русская делегация вынуждена был пойти на максимальные уступки шведам. В соответствии с подписанным 21 июля (5 августа) 1661 года Кардисским мирным договором Швеции возвращались все занятые русскими территории.
Ну Гэри Олдмен разве что, там по крайней мере актеры умеющие играть собрались. Может еще Джош Бролин. Остальное какая-то повесточная дрянь даже по синопсису.