который свойственен каждому императору и, в свою очередь, определяется как личными качествами монарха, так и объективными условиями, в которых ему приходится действовать.
Во второй половине XIX в. общая бюрократизация управления привела к тому, что верховный правитель, оставаясь такой внешней силой, оказался в то же время вписан в административную систему. Став ее частью, он, с одной стороны, потерял полную свободу действий, отчасти подчинившись существующим бюрократическим правилам и традициям, а с другой – получил возможность ближайшего руководства текущим процессом управления страной. От него зависели соотношение сил в правительственных структурах, поддержка того или иного политического деятеля и воплощаемых им идей, но и – что не менее важно – выбор между опорой на разные высшие учреждения, или предпочтение работы с руководителями ведомств. Эта ключевая роль верховного правителя облегчалась (и, может быть, в какой-то мере провоцировалась) нечеткостью компетенцией высших учреждений.
Метаморфоза, превратившая монарха из суверена, стоящего над законом и непринужденно пользующегося своим правом принимать самоличные решения, в высшего чиновника, который, хотя и имел решающий голос в любом вопросе, действовал строго в рамках сложившейся системы управления, особенно заметна при рассмотрении стилей управления, свойственных Александру II и Александру III.
Н. В. Черникова «Государственный совет в политической системе Российской империи второй половины XIX века»