Сяу, что князь Валерио Боргезе, командир 10-й флотилии MAS, «Черный князь» и проч. был праправнуком графа А. Х. Бенкендорфа и был счастливо женат на графине Дарье Васильевне Олсуфьевой.
Принципы отбора: а) отдельно стоящее здание нецерковного назначения более-менее похожее на палаты (соответственно, не включены Патриаршие палаты в Кремле, Крутицы, монастырские палаты, приворотные палаты в Измайлове и Коломенском, палаты Украинцева, Шуйских etc); б) я их видел и фотографировал
читать дальше1) Грановитая палата Кремль, 1491 год. Внутрь теоретически можно попасть с экскурсией.
2) Старый Английский двор Зарядье, конец XV века - начало XVI века. Филиал Музея Москвы, внутрь можно попасть по билету.
3) Палаты Романовых Зарядье, конец XV века - начало XVI века. Филиал Исторического музея, внутрь можно попасть по билету.
4) Палаты Аверкия Кириллова Берсеневская набережная, напротив ХХС и рядом с «Домом на набережной». 1657 год. Внутри некий культурологический институт.
5) Палаты Симона Ушакова Ипатьевский переулок, у пересечении Варварки и Старой площади. Третья четверть XVII века. Территория администрации президента и внутри что-то апэшное.
6) Палаты Тверского подворья Кузнецкий мост, сразу за зданием Московского международного банка, во дворе дома №17, с улицы не видны. XVII век. Внутри какие-то офисы.
7) Палаты Титовых Лаврушинский переулок, напротив Третьяковки, во дворе «Дома писателей», с улицы не видны. Третья четверть XVII века. Музей «Стрелецкие палаты», доступ внутрь по билету.
8) Палаты Сверчковых Сверчков переулок, 8, стр 3. Во дворах, недалеко от Покровки. Рубеж XVI - XVII веков. Внутри дом народного творчества имени В. Д. Поленова.
9) Палаты Арасланова Угол Брюсова переулка и Большой Никитской. XVII век. Внутри невесть что.
10) «Палаты Мазепы» Колпачный переулок, рядом с лютеранским собором Петра и Павла. XVI - XVII век. Внутри невесть что.
11) Палаты Ратманова Угол Большого Козловского и Большого Харитоньевского, недалеко от Чистых прудов. Конец XVII века. Внутри какие-то заведения.
12) Палаты Юсуповых Большой Харитоньевский переулок, рядом с предыдущими. XVII век. Внутри невесть что.
13) Палаты Александровского подворья У пересечения Староваганьковского переулка и Воздвиженки, за зданием РГБ. Конец XVII века. Внутри какие-то офисы.
14) Палаты Кожевенной слободы Кожевническая улица, дом 19, строение 6, во дворах. Конец XVII века? Раньше здесь размещалась редакция журнала Кровавых воронов «Знание-сила», теперь - невесть что.
15) Гранатный двор У пересечении Спиридоновки и Малой Никитской, напротив дома С. П. Рябушинского, XVII век. Внутри невесть что.
16) Палаты Старого Монетного двора Напротив Исторического музея, во дворе, где теперь Артиллерийский дворик ГИМ, с улицы не видны. 1697 год.
Поквитались за предыдущий матч, молодцы. И это был не день Бареттов конечно - один схватил сначала желтую, потом красную, другой отдал голевой пас «Спрингбокс».
Торговля России со странами Западной Европы в 1710 году
За 1710 год полностью сохранились записи архангельской таможни через которую шел практически весь соответствующий товаропоток.
Общий товарооборот составил 2,661 млн рублей (1,428 млн вывоз и 1,233 млн - ввоз) Участие в архангельской торговле приняло 94 купца - 38 голландцев, 14 англичан, 27 гамбуржцев, по одному купцу из Любека и Бремена, 9 из «цесарской земли», 4 датчанина.
Продано западноевропейскими купцами в Архангельске товаров на 1 233 141 рубль. В том числе, англичанами - на 513 656 рублей (41,6%), голландцами - на 364 987 рублей (29,6%), гамбуржцами - на 347 817 (28,2%), купцами прочих германских городов - на 3 355 руб, датчанами - на 3 326 рублей. Среди продуктов ввоза с большим отрывом лидировали шерстяные ткани - 505 965 руб. (41%) и металлы (железо, медь, свинец и пр.) - 218 489 руб. (17,7%). За ними шли краски и другие химикалии - 89 979 руб. (7,3%), шелковые и хлопчатобумажные ткани - 82 679 руб. (6,7%), вина - 74 918 руб. (6,1%), галантерея - 65 355 руб. (5,3%), фрукты и пряности - 41 347 руб. (3,3%) и проч. Казенные закупки оружия в эту статистику не включены, оружие в табличке ниже это ввоз для продажи частным лицам. Англичане, как и ранее, ввозили в основном товары английского производства, большей частью шерстяные ткани и металлы (89,3% всего английского ввоза), голландцы, гамбуржцы (те же голландцы, осевшие в Гамбурге) и прочие ввозили самые разнообразные товары, ведя в основном посредническую торговлю. читать дальше Куплено западноевропейскими купцами в Архангельске товаров на 1 428 063 рубля. В том числе, англичанами - на 624 422 рубля (43,7%), голландцами - на 399 246 рублей (27,9%), гамбуржцами - на 390 142 рубля (27,3%), купцами прочих германских городов - на 3 468 рублей, датчанами - на 10 785 рублей. Среди продуктов вывоза с огромным отрывом лидировали юфть (выделанная кожа) - 537 790 руб. (37,7%), пенька - 459 621 руб. (31,2%) и говяжье сало - 150 567 руб. (10,5%), на которые приходилось 79,4% всего экспорта. Из прочих товаров можно отметить лен - 36 730 руб. (2,6%) и связанные с ним продукты - льняные холсты - 46 840 руб. (3,3%), масло и пряжу. Пенька продавалась сырая (из-за высоких ввозных пошлин и запретов на ввоз пеньковой пряжи и веревок в соответствующих странах), вывоз пеньковых пряжи, канатов и веревок был невелик (вместе с льняной пряжей - 22 099 руб.). Под «поморскими товарами» подразумеваются рыба, рыбопродукты, шкуры и сало морских зверей. Англичане вывозили прежде всего пеньку, в меньшей степени юфть и были основными покупателями русского льна и продуктов его переработки. Голландцы и гамбуржцы, в рамках той же посреднической торговли вывозили самые разные товары, но прежде всего юфть.
Источник - В. Н. Захаров «Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра I»
читать дальшеЧастная переписка в законодательстве Российской империи читать дальше Неприкосновенность частной переписки в империи формально охранялась государством. Впервые требование неприкосновенности почтовых отправлений прозвучало в указе Петра I от 12 ноября 1698 года - «О сборе в сибирских и поморских городах таможенных прошлин». В разделе об учреждении сибирской почты указывалось: «отнюдь ничьей грамотки не распечатывать и не смотреть». Высочайшее повеление Екатерины II (январь 1782 года) запрещало (ради сохранения и расширения доверия «к почтам») властям, начальству или кому бы то ни было открывать или удерживать письма пересылаемые внутри империи. Александр I, едва взойдя на престол, повелел главному начальнику почт Д. П. Трощинскому дать секретное предписание местным почтовым начальникам чтобы «корреспонденция, производимая между частными людьми, была неприкосновенна и вообще изъята от всякого осмотра и открытия». В 1823 году еще одно высочайшее повеление Александра запретило «заведывающим разными частями отдельных управлений» обращаться к «почтовым местам» с требованием выдачи корреспонденции частных лиц или с требованием «о непринятии» чьей-либо корреспонденции на почту. Николай I в январе 1827 года фактически подтвердил этот запрет, указав чтобы «казенные места и лица, управляющие различными частями» не требовали удержания или непринятия чьей-либо корреспонденции - за исключением случаев Высочайших повелений. О «существующем издавна» правиле неприкосновенности частной переписки почтовым служащим периодически напоминали циркуляры самого почтового ведомста (апрель 1844-го, апрель 1868-го) и т. д.
Судебное законодательство империи предусматривало санкции за незаконное вскрытие почтовой корреспонденции. «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года за незаконное вскрытие казенной или частной корреспонденции грозило виновному строгим выговором, вычетом от 3 до 6 месяцев из времени службы или отрешением от должности (ст. 379). Почтовые служащие наказывались строже - увольнением от должности (при вскрытии письма в личных целях) или исключением со службы (почтовый чиновник) и отправке в армию рядовым (почтальон) - при вскрытии для сообщения содержания другому лицу (ст. 153). Позднее наказания за подобные проступки все более ужесточались. Согласно указу «Об изменении некоторых статей Свода законов» (март 1860) почтовому чиновнику за незаконное вскрытие корреспонденции грозило уже от 6 до 12 месяцев в смирительном доме. В апреле 1884 года смирительные дома были ликвидированы и новое «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» (1885) обещало за незаконное вскрытие корреспонденции («хотя бы из одного любопытства») удаление от должности и тюремное заключение на срок от 4 до 8 месяцев (ст. 1104). За передачу письма или его содержания другому лицу почтовые служащие наказывались лишением всех прав состояния и тюремным заключением на срок от 8 до 16 месяцев. «Уголовное уложение» 1903 года [в полном объеме в действие не введенное] незаконное вскрытие корреспонденции карало арестом на срок до месяца или штрафом - не более 100 рублей (ст. 542). Почтовые служащие за аналогичное преступление (или содействие в нем другому служащему или иному лицу) могли получить до 3 лет тюрьмы.
Неприкосновенность частной переписки ограничивалась специальными законами и высочайшими повелениями. Петровский «Артикул воинский» (1715 год) требовал от иностранных пленных предоставлять свои письма в незапечатанном виде русскому начальству. «Устав о банкротах» (декабрь 1800 года) предписывал всю корреспонденцию банкротов пересылать в судебные места (до учреждения конкурного управления) или в конкурсное управление (после его учреждения) и распечатывать при банкроте и его кредиторах. Постановление Комитета министров от 26 февраля 1818 года предусматривало получение страховых отправлений нижнеми чинами через полковое начальство. В 1826 году, под влиянием восстания декабристов, Николай I повелел всю корреспонденцию политических преступников отправленных на каторгу и в ссылку выдавать и принимать на почту через начальников губерний (для чего МВД должно было снабдить Почтовый департамент списками государственных преступников). В 1833 году, после первого польского восстания, секретным повелением императора, командирам воинских частей было приказано требовать и просматривать письма нижних чинов-поляков. В 1863 году, после нового польского восстания, последовало аналогичное повеление. «Положение об устройстве почтовой части» (октябрь 1830 года) разрешало почтовым служащим при «подозрении о недозволенном вложении» требовать от отправителя вскрытия отправления. Отправленные до востребования и не полученные в срок отправления разрешалось вскрывать после месяца хранения - для обнаружения адреса отправителя. С 1834 года, по соглашению между почтовым ведомством и министром юстиции, письма и посылки арестантам выдавались через прокурорский надзор. «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года фактически предусматривало и возможность нарушения тайны частной переписки - статья 369 разрешала высшим должностным лицам отступать в своих действиях от «обыкновенных правил» по «данному от верховной власти уполномочию». Именно на эту статью ссылались в 1917 году руководители МВД отрицавшие противозаконность перлюстрации. В 1863 году, основываясь на высочайше утвержденном положении Комитета министров «О надзоре за лицами, обнаружившими вредные политические стремления» (26 апреля 1863), МВД предписало местным начальникам полиции наблюдать за перепиской означенных лиц, требуя от почтовых контор сведений об адресатах (но не вскрытия самой корреспонденции). В январе 1864 года Александр II, по докладу министра внутренних дел П. А. Валуева, санкционировал просмотр корреспонденции лиц высланных во внутренние губернии из Царства Польского и Западного края. 5 февраля 1865 года, секретным циркуляром того же Валуева, было предписано направлять в III Отделение на просмотр все письма политических ссыльных за границу и иностранным дипломатам. В том же году был поднят вопрос о допустимости переписки между самими политическими ссыльными - в итоге она была разрешена, но при просмотре писем начальниками губерний Западной и Восточной Сибири. 24 февраля 1868 года, именным указом Александра II, по докладу министра внутренних дел А. Е. Тимашева, судебным учреждениям «в случаях особой важности» было разрешено требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции через Министерство юстиции. В июне 1872 года циркуляр того же А. Е. Тимашева предписал производить просмотр переписки всех осужденных политических преступников и поднадзорных «по политической неблагонадежности» (с объявлением им об этом). 27 апреля 1872 года Александр II повелел прекратить просмотр почтово-телеграфной корреспонденции лиц высланных по политическим причинам из Царства Польского и Западного края и живущих под надзором в губерниях Европейской России. Однако по разъяснению МВД послабление касалось лишь «общей массы высланных за общую политическую неблагонадежность» и не затрагивало наиболее опасных лиц. Фактически от просмотра корреспонденции были видимо освобождены лишь немногие поляки. 3 января 1876 года шефу жандармов и начальнику III Отделения было предоставлено право требовать предоставления сведений о частной почтовой и телеграфной корреспонденции (аналогичное ранее предоставленному судебным учреждениям) и задерживать на почте корреспонденцию лиц привлекаемых по политическим делам. Сама процедура, впрочем, была довольно сложной: губернские жандармские управления должны были обращаться к министру внутренних дел через шефа жандармов, министр секретным распоряжением предписывал управляющим почтовой частью в губерниях словесно сообщить жандармом необходимые сведения (не касавшиеся содержания корреспонденции). Задержка и изъятие корреспонденции жандармами допускались лишь в отношении арестованных лиц. Высочайше утвержденное 30 октября 1878 года мнение Государственного совета «Об осмотре и выемке корреспонденции лиц, против которых возбуждено уголовное преследование» установило общие правила поведения государственных органов в этом вопросе. Судебные следователи могли требовать предоставления им сведений о корреспонденции лиц привлеченных к уголовной ответственности. [По требованию следователя она могла быть задержана почтовым учреждением]. Осмотр и выемка подобной корреспонденции могли осуществляться лишь по постановлению окружного суда. Просмотр и изъятие корреспонденции лиц заподозренных в совершении политических преступлений производился жандармами по разрешению шефа жандармов, согласованному с министрами внутренних дел и юстиции. Члены Судебной палаты, ведущие следствие по политическим делам, могли просматривать и изымать корреспонденцию [лично или посредством судебных следователей и жандармов] без постановления окружного суда или разрешения шефа жандармов. Высочайшим повелением от 19 июня 1880 года вышеописанный порядок был распространен на военных следователей Военного и Морского ведомств [окружной суд в данном случае заменялся военно-окружным и военно-морским соответственно]. Высочайше утвержденное 12 марта 1886 года «Положение о полицейском надзоре, учрежденном по распоряжению полицейских властей» разрешало министру внутренних дел воспрещать отдельным поднадзорным непосредственное получение и отправку почтовой корреспонденции - корреспонденция должна была предварительно просматриваться начальником жандармского управления или уездным исправником (п. 29). В мае 1903 года министр внутренних дел В. К. Плеве предоставил начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений право самостоятельно производить осмотр и выемку телеграфной корреспонденции по особым открытым листам, выданным Главным управлением почт и телеграфов МВД (известно по секретному разъяснению начальника управления почт и телеграфов М. П. Севастьянова от 11 апреля 1905). 7 июня 1904 года, в соответствии с мнением Государственного совета, статья 1035 «Устава уголовного судопроизводства» 1892 года получила новую редакцию - осмотр и выемка почтово-телеграфной корреспонденции теперь дозволялись по согласованию с прокурором наблюдающим за дознанием [неясно, по всем делам или лишь по политическим].
Почтовое ведомство, почтовая цензура и перлюстрация читать дальше [Почта современного типа в России была заведена в 1665 году, но еще долгое время существовала параллельно с традиционной ямской службой, окончательно слившись с последней лишь в начале 1780-х.] В 1727 году для руководства почтовыми конторами был учрежден Генеральный почтамт, в 1758 году его функции были переданы Почтовому департаменту, входившему в состав Коллегии иностранных дел. В марте 1782 года департамент был выделен в отдельное ведомство и стал называться Главным почтовых дел правлением. В 1802 году последнее было формально включено в состав новообразованного Министерства внутренних дел, но фактически сохраняло свою самостоятельность до 1806 года. В ноябре 1819 года правление было преобразовано в Почтовый департамент МВД. В 1830 году департамент стал самостоятельным ведомством на правах министерства. В июне 1865 года на основе департамента было образовано Министерство почт и телеграфов, однако уже в марте 1868 года оно было ликвидировано, Почтовый и Телеграфный департаменты министерства вошли в состав МВД. В августе 1880 года Министерство почт и телеграфов было образовано вновь, однако уже в марте 1881-го снова было ликвидировано, а его Почтовый и Телеграфный департаменты вернулись в состав МВД. В мае 1884 года означенные департаменты были объединены в Главное управление почт и телеграфов МВД, просуществовавшее до марта 1917 года.
Почтовая цензура иностранной прессы в России официально была учреждена указом Екатерины II от 16 сентября 1796 года*. Соответствующие пункты были устроены в Петербурге, Москве, Риге и Одессе. Уже при Павле, в феврале 1798 года, была учреждена цензура при Радзивиловской таможне. В мае 1798 года было указано устроить цензуры при всех портах, однако другим указом (апрель 1799-го) цензуры было приказано учредить лишь в портах Кронштадта, Ревеля, Выборга, Фридрихсгама и Архангельска, а ввоз книг и периодических изданий через другие порты запретить. Этим же указом утверждался штат почтовых цензоров - по два в Петербургском и Московском почтамтах и по одному в Малороссийском, Литовском, Тамбовском и Казанском. Статус почтовой цензуры был окончательно оформлен Цензурным уставом 1823 года - цензорам предписывалось не пропускать издания запрещенные в России и просматривать разрешенные, вымарывая при необходимости информацию не соответствующую цензурным правилам. Хотя официально цензоры служили по почтовому ведомству, по роду своей деятельности они подчинялись министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В ведении МИД цензура находилась до 1862 года. От цензуры освобождались специальные научные издания и журналы на малораспространенных языках, адресованные в редакции русских газет и журналов. Так, из 578 иностранных газет и журналов, на которые принималась подписка, цензуре подлежали 563 (237 на немецком языке, 156 - на французском, 103 - на английском, 38 - на славянских, 19 - на итальянском и 10 - на греческом). Общее число просматриваемых цензурой изданий росло с каждым годом - в 1820-е через почтамты проходило 66 иностранных газет и журналов, на 1839 год - 150, на 1865 - 480, на 1882 - 490, на 1895 - 3 397.
Общее руководство перлюстрацией осуществляли начальники соответствующих ведомств - главный директор почт, президент Главного почтового правления, главноначальствующий над Почтовым департаментом, министр почт и телеграфов, министр внутренних дел. В конце XIX - начале XX века, когда министры внутренних дел менялись особенно часто, перлюстрацией фактически руководили товарищи министров в ведении которых находились Департамент полиции и Корпус жандармов. Непосредственное руководство перлюстрацией в XVIII - начале XIX века осуществляли почт-директора петербургского, московского, виленского и прочих почтамтов. В августе 1829 года повседневное руководство перлюстрацией («особой частью») было возложено на директора Почтового департамента. Фактически эта должность в течении ряда лет (октябрь 1831 - ноябрь 1835 и ноябрь 1841 - июнь 1868-го совмещалась с должностью почт-директора Петербургского почтамта. С октября 1831 - по ноябрь 1835-го ее занимал К. Я. Булгаков. В ноябре 1835 - ноябре 1841-го Почтовым департаментом и перлюстрацией заведывал Е. Л. Кривошапкин, в 1841 - 1857 годах должность директора департамента и петербургского почт-директора занимал Ф. И. Прянишников, а в 1857 - 1868 годах - Н. И. Лаубе. В 1868 году, после разделения должностей директора департамента и петербургского почт-директора, заведывание перлюстрацией и почтовой цензурой было поручено последнему. В 1868 - 1886 годах должность петербургского почт-директора занимал В. Ф. Шор, однако уже в последние годы его службы фактическое руководство и тем и другим осуществлял управлявший петербургской секретной экспедицией старший цензор петербургской цензуры иностранных газет и журналов К. К. Вейсман. В январе 1886 года руководство перлюстрацией и почтовой цензурой уже и формально было возложено на старшего цензора петербургской цензуры иностранных газет и журналов. Официально он числился помощником начальника Главного управления почт и телеграфов, фактически подчиняясь напрямую министру внутренних дел. Эту должность в течении тридцати лет занимали три человека - указанный К. К. Вейсман (январь 1886 - декабрь 1891), А. Д. Фомин (декабрь 1891 - июнь 1914) и М. Г. Мардарьев (сентябрь 1914 - май 1917). При Елизавете Петровне и Петре III материалы перлюстрации передавались монарху канцлером, при Екатерине II - петербургскими почт-директорами (с 1782 года - в основном начальником Главного правления почтовых дел), в 1806 - 1819 годах - министром внутренних дел, в 1819 - 1825 годах - руководителем Почтового департамента. При Николае I по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал руководитель Почтового департамента, а сами материалы перлюстрации - начальник III Отделения. При Александре II материалы перлюстрации доставлялись монарху и начальником III Отделения и главой почтового ведомства. С марта 1881 года эта функция перешла к министру внутренних дел. Рядовые сотрудники перлюстрации до 1829 года не имели определенного статуса, числясь «цензорами Коллегии иностранных дел», «чиновниками при особых должностях» и проч. С августа 1829 года основным прикрытием службы перлюстрации стала вышеуказанная почтовая цензура иностранных газет и журналов.
* До этого предварительным просмотром иностранных газет, книг и журналов занимались сама императрица, вице-канцлер и петербургский почт-директор.
Служба перлюстрации до конца XIX века читать дальше Автор отдельно отмечает, что под перлюстрацией подразумевается тайный просмотр почтовых отправлений, соответственно, официально существовавшая цензура или какой-либо гласный надзор за некими лицами, включавший контроль их переписки, к перлюстрации не относятся.
Первые фактические свидетельства существования перлюстрации в России относятся к середине XVII века. Так, в текстах «курантов»* за разные годы встречаются переводы писем иноземцев и иностранных дипломатов. В выпусках 1644 года помещены тексты писем датским послам из Кенигсберга и Вильно и королевичу Вальдемару из Вильно, переводы писем разных лиц имеются в «курантах» за 1645 - 1646, 1652, 1659 годы и т. д. Письма иноземцев продолжали перлюстрироваться и позднее - в 1718 году голландский резидент Яков де Бри был выслан из России после вскрытия его «ругательных реляций» (описывавших обстоятельства смерти царевича Алексея) на петербургской почте.
Систематический характер подобная деятельность приобрела при Елизавете Петровне. Ставший в марте 1742 года главным директором почт вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин поручил руководство перлюстрацией писем иностранных дипломатов петербургскому почт-директору Фридриху Юрьевичу Ашу (выходцу из Силезии, бывшем офицеру русской армии и секретарю курляндской герцогини). Дешифровка писем была поручена жившему в империи с 1725 года уроженцу Кенигсберга Христиану Гольдбаху, известному математику, члену Академии наук. Масштабы перлюстрации расширялись постепенно - в архивах сохранились перлюстрированные письма английских, французских и шведских дипломатов (начиная с 1742 года), австрийских, голландских, датских, прусских (с 1743-го), саксонских (с 1744-го), польских (с 1749-го), османских (с 1750 года). Секретные чиновники регулярно информировали начальство о корреспонденции иностранных дипломатов проходившей через Петербургский, Выборгский и Московский почтамты. Только за июль - декабрь 1743 года было, например, дешифровано 61 письмо «министров прусских и французских дворов». В ряде случаев императрица отдавала прямые распоряжения о перлюстрации писем тех или иных иностранцев находившихся при русском дворе. Так, по указанию императрицы перлюстрировались письма супруги наследника престола Екатерины Алексеевны и ее окружения - в результате мать будущей императрицы, согласившаяся быть осведомителем прусского короля, была выслана из России. Наиболее известными примерами успехов елизаветинской перлюстрации были дела французского посла маркиза де ла Шетарди (в 1744 году императрице представлен доклад с подробными выписками из дешифрованных писем маркиза - выслан из империи) и лейб-медика Лестока (в 1748 году сослан в Охотск на основании материалов перлюстрации почты прусского посланника).
К концу правления Елизаветы служба перлюстрации видимо пришла в некоторый упадок, однако при Екатерине II пережила второе рождение. Престарелый Ф. Аш в 1764 году был отставлен за растрату и заменен Матвеем Матвеевичем фон Экком (руководил перлюстрацией до 1789 года). Место умершего в 1764 году Х. Гольдбаха в марте 1765-го занял выходец из Пруссии академик Франц Эпинус. Последнему помогал Иван Иванович Кох, будущий директор Петербургского педагогического института (с 1792 года, в связи с преклонным возрастом Эпинуса, фактически руководил дешифровкой). Масштабы перлюстрации дипломатической почты при Екатерине еще более возросли. Так, только в 1771 году было перлюстрировано 150 депеш прусского посла, в 1780 году перлюстрировано 140 депеш (писаных 8 разными шифрами) австрийского посла и т. д. Помимо корреспонденции посланников крупных держав перлюстрировались теперь и отправления дипломатов второстепенных и третьестепенных государств (Сардиния, Генуя, Мальта и т. д.). Как и прежде, помимо дипломатической переписки перлюстрировалась и корреспонденция ряда иных лиц - по прямому указанию императрицы. Императрицу интересовали также настроения остзейского дворянства (переписка видных его представителей перлюстрировалась с 1764 года), «фрондирующих» аристократов, наследника Павла и его окружения (перлюстрировались с 1770-х). Круг лиц попавших под наблюдение со временем все больше расширялся, чему способствовали и события на западе Европы. Екатерина весьма интересовалась перлюстрированными письмами и регулярно читала их сама.
В 1795 году, после третьего раздела Речи Посполитой, специальные «секретные экспедиции» были устроены в Минске и Изяславе (центр новосозданной Волынской губернии). Чиновникам экспедиций было приказано пакеты идущие в Петербург пропускать без досмотра, а прочие перлюстрировать, снимая с них копии или составляя «экстракты». Копии и «экстракты» подозрительных отправлений направлялись генерал-губернатору, наиболее важных - в Петербург, главному директору почт, для доклада императрице. В 1796 году аналогичные секретные экспедиции были устроены при приграничных почтовых конторах в Бресте, Гродно, Вильно и Радзивилове, а минская и изяславская ликвидированы - «яко ненужные». В 1800 году такая же экспедиция была устроена в Палангене (Паланге). Всего, ко времени воцарения Александра I, в империи имелось 8 пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Риге, Бресте, Вильно, Гродно, Палангене и Радзивилове. Материалы перлюстрации при Екатерине II и Павле представлялись на высочайшее рассмотрение директором Петербургского почтамта. При Павле зародилась также практика перлюстрации корреспонденции действующей армии - с 1799 года к полевым почтамтам армий и отдельных корпусов прикреплялись соответствующие секретные чиновники (в статусе помощников полевых почтмейстеров). Так, подобный чиновник (А. П. Штер) служил при почтамте армии А. В. Суворова направленной в Италию, а прикрепленный к отдельному корпусу А. М. Римского-Корсакова Ф. И. Маснер в результате разгрома корпуса под Цюрихом даже попал во французский плен, где и просидел полгода.
Вступивший на престол Александр I высочайшим повелением от 12 апреля 1801 года предписал перлюстрацию внешней дипломатической и частной переписки продолжать «по прежним предписаниям и правилам», а внутреннюю частную, напротив, освободить от всякого «осмотра и открытия». Обстоятельства однако не способствовали поддержанию заявленной либеральной линии и целостность указанного запрета почти сразу же стала нарушаться разнообразными «исключениями». В декабре 1803 года император предписал «иметь крайнее наблюдение» за перепиской с заграницей жителей западных губерний, перлюстрируя все иностранные письма проходящие через почтамты Вильно, Гродно, Бреста и Радзивилова. В 1804 году была учреждена новая секретная экспедиция при пограничной почтовой конторе в Каменец-Подольске, а в 1808 году - в Белостоке (центре новообразованной Белостокской губернии). [Строго говоря, все эти примеры не выходят за рамки перлюстрации частной заграничной переписки, которую никто и не отменял. Не совсем понятно почему автор относит их к «исключениям».] В 1809 году была вновь учреждена секретная экспедиция в Минске, причем последней было указано обратить особое внимание на подозрительных жителей соответствующей губернии. В сентябре 1810 года секретная экспедиция была учреждена в занятых русской армией Яссах. [В приложении указан также некий пункт в Галаце, существовавший в 1801(?!, описка? 1810?) - 1812? годах]. Как и ранее, велось наблюдение за перепиской отдельных лиц по указанию императора, так, перлюстировались письма вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Следили и за настроениями оппозиционно настроенной московской общественности.
Была продолжена возникшая ранее практика перлюстрации корреспонденции действующей армии. Секретные чиновники (теперь уже и в качестве полевых почтмейстеров) прикреплялись к объединениям русской армии действовавшим против французов в 1805 - 1807 годах и против турок в 1806 - 1812 годах. В ходе шведской войны 1808 - 1809 годов на учрежденный при Главной квартире полевой почтамт и служивших в нем секретных чиновников была возложена также перлюстрация писем местного населения. Местные почтамты (Фридрихсгамский, Вильмандстрандский, Нейшлотский) должны были передавать армейскому все отправления получаемые из-за границы и отправляемые за границу или в Россию. Это привело к задержкам в доставке почты, вскоре замеченным населением и письма в Россию разрешено было слать через Выборгский почтамт (где они и подвергались перлюстрации). По окончании войны, в 1811? году была создана местная служба перлюстрации при Финляндском почтамте, начальник которой, впрочем, докладывал ее материалы лично императору, минуя высших финляндских чиновников. В 1812 году полевые почтамты при русских армиях были созданы еще до вторжения Наполеона. В ходе боевых действий ими перлюстрировалась почта не только военных, но и различных гражданских лиц. В это время появляются зачатки т. н. «алфавита» - списка лиц чья почта читалась регулярно. В ходе заграничных походов 1813 - 1814 годов на армейские почтамты была вновь возложена задача контроля переписки гражданского населения - на территориях где действовали русские войска. Так, осуществлявший общее руководство перлюстрациейв ходе заграничного похода, полевой инспектор почт полковник Ф. О. Доливо-Добровольский, в декабре 1814 года рапортовал, что в ходе заведывания «почтовой секретной частью в Саксонии и прочих местах» направлял чиновников полевого почтамта в Лейпциг, Дрезден, Познань, Бромберг, Плоцк и «другие значительные города» для наблюдения за перепиской.
Имевшиеся ранее пункты перлюстрации на западной границе (Белосток, Брест, Вильно, Гродно, Минск, Радзивилов)*** на время наполеоновского вторжения деятельность свою прекратили, позднее вновь возобновив [возможно не все, здесь неясно]. В 1813 году еще один подобный пункт был учрежден в Варшаве, при управлявшем бывшим Герцогством Варшавским В. С. Ланском. В июне 1815 года был учрежден еще один новый пункт перлюстрации - в Бухаресте (при сохранении ясского).
Александр I, по примеру предшественников, сам знакомился с материалами перлюстрации. Последние доставлялись императору директором петербургского почтамта, а позднее - министром внутренних дел. Для поддержания секретности дела большая часть материалов переданных императору и остававшихся у почт-директора позднее уничтожалась. При долговременном отсутствии императора в столице материалы перлюстрации могли передаваться высшим комитетам - Комитету высшей полиции (1805 - 1807), сменившему его Комитету охранения общей безопасности, а также председателю Комитета министров. Со времени Отечественной войны материалы перлюстрации докладывались (через министра внутренних дел) А. А. Аракчееву. В ходе наполеоновских войн круг лиц посвященных в дела перлюстрации расширился. Так, в 1808 году, в ожидании «нашествия французских агентов», министр внутренних дел В. П. Кочубей приказал петербургскому главноуправляющему и виленскому и киевскому военным губернаторам усилить контроль за подозрительными иностранцами. Виленскому (и видимо киевскому)** почт-директорам было приказано сообщать соответствующим военным губернаторам сведения полученные при перлюстрации. В начале 1813 года главнокомандующий русскими армиями М. И. Кутузов предписал начальникам губерний требовать от почтовых мест доставки писем пленных и подозрительных лиц министру полиции. По просьбе Кутузова соответствующий приказ «по почтовой части» отдал и министр внутренних дел О. П. Козодавлев. В результате губернаторы какое-то время имели возможность читать письма не только «подозрительных», но и прочих частных лиц. Вскоре (весна 1813?), однако, тот же О. П. Козодавлев добился восстановления прежнего порядка, указывая что подрыв доверия населения к тайне переписки сделает перлюстрацию бессмысленной. В марте 1815 года главнокомандующий русской армией М. Б. Барклай де Толли в «отношении», направленном белорусскому и литовскому военным губернаторам, указал на необходимость строгого надзора за бывшими польскими солдатами и офицерами наполеоновской армии. Белорусский военный губернатор принц Александр Вюртембергский на этом основании приказал было поставить под контроль переписку означенных лиц, однако вмешательство Петербурга пресекло эту инициативу.
При Николае I перлюстрационное дело продолжало развиваться, чему способствовали как восстание декабристов, так и польский мятеж. К маю 1826 года перлюстрация производилась в Петербурге, Москве, Вильно, Брест-Литовске, Гродно, Каменец-Подольске и Радзивилове****. В 1826 году были устроены новые пункты перлюстрации в Могилеве [закрыт в том же году?] и Тобольске. С начала 1826-го перлюстрация фактически велась и в Киеве, куда был послан секретный чиновник. В 1829 году, как уже отмечалось, был определен официальный статус секретных чиновников - теперь они формально числились в основном служащими почтовой цензуры. По утвержденному в 1829 году штату секретных чиновников имелось 33 человека, в т. ч. 17 - в Петербурге.
Новый толчок развитию перлюстрации дало польское восстание. В ходе восстания был резко усилен контроль за корреспонденцией Царства Польского - все идущие оттуда письма направлялись для просмотра сначала на Петербургский, а позднее на Литовский почтамт; все письма идущие в Польшу из России направлялись для просмотра на Петербургский, Московский и Литовский почтамты. Материалы Литовского почтамта докладывались Главнокомандующему русской армией, а часть их - военному министру и т. д. В ходе восстания временно работал также дополнительный пункт перлюстрации в Минске. В Киев в 1831 году вновь был отправлен секретный чиновник для ведения перлюстрации (подчинен командующему 1-й армией). По распоряжению императора доступ к материалам перлюстрации был предоставлен также военным губернаторам западных губерний - виленскому и гродненскому (1830 год) и киевскому (1833).
В том же 1831 году перлюстрация была заведена в Тифлисе. В отличии от прочих мест она велась полевым почт-директором Отдельного Кавказского корпуса, а полученные сведения докладывались последним Главнокомандуюшему на Кавказе. В 1840 году здешняя перлюстрации была передана тифлисскому почтмейстеру, который, впрочем, по-прежнему предоставлял полученные материалы кавказскому начальству - Главноначальствующему над Закавказским краем, Главнокомандующему Грузией и командиру Отдельного Кавказского корпуса. В 1834 году, под влиянием сообщений о готовящемся бунте ссыльных поляков, пункты перлюстрации были устроены в Томске [в тексте - Тюмени] и Иркутске. Вскоре однако выяснилось, что сибирская перлюстрация никаких важных сведений не доставляет и уже в 1837 году все пункты перлюстрации в Сибири (Тобольск, Томск, Иркутск) были закрыты. В 1839 году пункт перлюстрации размещавшийся в Радзивилове был переведен в Житомир - в связи с изменением почтовых маршрутов. В 1839 - 1840 годах, для контроля за заграничной перепиской, были созданы новые пункты перлюстрации в Одессе и Рени, а в 1843 году - в Галаце [снова?]. Последний должен был контролировать корреспонденцию идущую из Константинополя и Бухареста на Рени и обратно, для чего в местную заграничную почтовую контору был послан (под видом переводчика) секретный чиновник.
В 1848 году, на фоне революционной волны на Западе, контроль за заграничной корреспонденцией был резко усилен, а генерал-губернаторы западных регионов (Литвы, Белоруссии, Малороссии и Новороссии) и командующий русскими войсками в Дунайских княжествах получили доступ к материалам перлюстрации. В том же году вновь был открыт пункт перлюстрации в Радзивилове - для усиления контроля за корреспонденцией из Галиции. В 1852 году режим усиленного контроля за заграничной корреспонденцией был отменен, однако с началом Крымской войны наблюдение за ней вновь было усилено. В январе 1854 года малороссийский генерал-губернатор вновь получил доступ к материалам перлюстрации, в феврале 1854-го все письма из Ревеля в Англию и Гамбург было приказано слать на перлюстрацию в Петербург, в марте того же года корреспонденцию иностранных подданых живущих в южных приморских городах было приказано отсылать с той же целью в Одессу и т. д. Означенные меры были отменены в марте 1856 года, уже при Александре II. Летом 1854 года, в связи с уходом русских войск из Дунайских княжеств, прекратили свою деятельность перлюстрационные пункты в Бухаресте и Яссах.
В годы царствования Николая Павловича появляются первые статистические сведения о масштабах деятельности службы перлюстрации. В апреле 1850 года главноначальствующий над Почтовым департаментом гр. В. Ф. Адлерберг представил императору сводную ведомость о действиях секретной экспедиции в 1848 - 1849 годах. За указанные два года на Петербургком почтамте было вскрыто и прочитано 42 080 писем и дипломатических депеш (примерно 10% - за год через почтамт проходило ок. 200 000 отправлений), из которых сделано 1 250 выписок (т. е. выписки делались примерно из 3% писем), многие из которых были затем представлены «на Высочайшее воззрение».
Круг лиц посвященных в дела перлюстрации в николаевские времена расширился. В самом начале царствования материалы перлюстрации видимо направлялись императору через высшее военное командование - начальника Главного штаба И. И. Дибича и дежурного генерала. После создания в 1826 году III Отделения соответствующие материалы передавал императору начальник этого ведомства - гр. А. Х. Бенкендорф. При этом по организационным, кадровым и проч. делам связанным с перлюстрацией императору докладывал по-прежнему руководитель почтового ведомства. Фактическому наместнику Польши вел. кн. Константину Павловичу по распоряжению императора с 1826 года соообщались данные перлюстрации касающиеся Царства Польского. Финляндскому почт-директору в 1826 году было предписано доставлять материалы перлюстрации не только в Петербург, но и генерал-губернатору Финляндии. Киевская перлюстрация в 1826 году и позднее, начиная с 1831-го, передавала соответствующие материалы в штаб местной 1-й армии. В ходе польского восстания материалы перлюстрации доставлялись главнокомандующему русской армией, а копии части перлюстрированных писем еще и военному министру А. И. Чернышеву. Главнокомандующему на Кавказе с 1831-го, а прочему местному начальству (см. выше) - с 1840 года докладывались материалы тифлисской перлюстрации. С начала 1830-х годов доступ к материалам перлюстрации получали также отдельные военные губернаторы и генерал-губернаторы, как западных, так и внутренних регионов. Генерал-губернаторам западных регионов оно делигировалось в годы польского восстания, в 1848 году - в связи с революционными событиями в Европе и в ходе Крымской войны. На аналогичное право периодически и с переменным успехом претендовали и главы внутренних регионов империи.
Либеральные реформы Александра II на деятельности службы перлюстрации сказались мало. В начале царствования генерал-губернаторы западных регионов, как и ранее, имели доступ к материалам перлюстрации (чему способствовало и очередное польское восстание). На это же право не без успеха претендовали и главы внутренних регионов (например Москвы). Однако после включения почтового ведомства в состав МВД последнее повело борьбу за централизацию контроля над перлюстрацией и к концу 1870-х сделалось практически полным монополистом в этой области - генерал-губернаторы и проч. доступа к материалам перлюстрации лишились. Под контроль МВД перешла и перлюстрация в Польше - в 1867 году пункт перлюстрации в Варшаве перешел в ведение министерства (ранее подчинялся наместнику), а в 1874-м варшавский генерал-губернатор (ведавший польскими губерниями после ликвидации наместничества) и вовсе лишился доступа к материалам перлюстрации. В связи с ростом уголовной и политической преступности в 1868 году право запрашивать сведения о почтово-телеграфных отправлениях частных лиц получили судебные учреждения (через министра юстиции, который для этого должен был сноситься с министром внутренних дел). В 1876 году аналогичное право получил начальник III Отделения. Через министра внутренних дел последнему передавались выписки из перлюстрированных писем, а также копии подозрительных телеграфных депеш. Задержка и выдача самой корреспонденции жандармам разрешалась только по отношению к арестованным лицам. При этом начальник III Отделения мог указывать лиц за чьй перепиской нужно установить наблюдение. Масштабы перлюстрации с годами все более возрастали, в 1858 - 1859 годах было вскрыто (без учета Варшавы) более 106 000 писем и депеш, в 1862 - 1863 года - более 151 000 и т. д. В день, в среднем, вскрывалось ок. 200 писем. Все более широкое применение тайнописи и шифров политическими преступниками способствовало усилению интереса перлюстрационной службы к дешифровке и разного рода техническим средствам. В 1859 году был вновь закрыт утративший значение перлюстрационный пункт в Радзивилове. Работавший там секретный чиновник был переведен в Житомир. Пункт перлюстрации в Житомире, в связи «с неблагоприятным для него направлением железных дорог», вскоре также утратил значение и в 1878 году был переведен в Киев. В том же 1878 году, вследствии «особенного возбуждения умов... в университетских центрах», новый пункт перлюстрации был создан в Харькове.
При Александре III перлюстрация писем политических преступников стала вестись и за пределами империи. В 1883 году, с согласия французского правительства, в Париже было образовано специальное подразделение Департамента полиции - Заграничная агентура («Заграничная охранка»). Одной из ее задач был контроль за перепиской политической эмиграции. Возглавлявший Заграничную агентуру в 1884 - 1902 годах П. И. Рачковский получил (с помощью подкупленных швейцаров и консьержей) доступ к переписке политических эмигрантов во Франции и Швейцарии. Письма последних перлюстрировались, копии их отсылались в Петербург. Подобная практика сохранялась и при последующих руководителях Заграничной агентуры - Л. А. Ратаеве (июнь 1902 - август 1905), А. М. Гартинге (август 1905 - февраль 1909), В. М. Долгове (февраль - ноябрь 1909) и А. А. Красильникове (ноябрь 1909 - 1917). В 1886 году фактически существовавший пункт перлюстрации в Тифлисе (здесь ею по совместительству занимался местный почтмейстер) был заменен официальным. В 1889 году новый пункт перлюстрации был открыт в Казани - «для... надзора за сибирской корреспонденцией». Уже в 1890 году, в связи с «изменением хода сибирских почт» был поднят вопрос о его переносе в Тюмень или Томск, однако министр внутренних дел И. Н. Дурново счел, что университетская Казань представляет больший интерес для перлюстрации, нежели Сибирь и пункт остался в Казани. В ходе Всероссийской промышленной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде функционировал специально созданный на время мероприятия временный пункт перлюстрации. Пункт перлюстрации в Рени был закрыт (до 1882 года). К 1882 году перлюстрировалось уже около 380 000 отправлений в год и делалось, в среднем, 3 600 копий и выписок.
* Автор по старинке именует их рукописной газетой «Вести-куранты». ** Ниже сам автор пишет, что киевская перлюстрация была устроена только в 1826 году. *** В тексте еще и Изяслав, в других местах показанный ликвидированным в 1796 году. **** А также в Финляндии и Варшаве. Финляндскую перлюстрацию автор практически не рассматривает, перлюстрацию в Царстве Польском до ее слияния с общероссийской (1866 год) не рассматривает также.
Cлужба перлюстрации при Николае II читать дальше К началу XX века в империи имелось 8 официальных пунктов перлюстрации - в Петербурге, Москве, Варшаве, Казани, Одессе, Киеве, Тифлисе и Харькове. В Петербурге и Москве они скрывались под вывеской цензуры иностранных газет и журналов при соответствующих почтамтах; в Варшаве, Киеве, Одессе - под той же вывеской при местных почтовых конторах; в Казани, Тифлисе и Харькове действовали под видом секретных экспедиций при местных почтовых конторах. Помимо постоянных периодически создавались временные пункты перлюстрации. Так, в мае 1910 года, в связи с визитом императора в Ригу, там, в губернаторском доме, был образован временный пункт перлюстрации, обслуживаемый чиновниками присланными из Петербурга. Начальники соответствующих почтовых контор и почтово-телеграфных округов знали о деятельности пунктов перлюстрации, получая за сохранение этого знания в тайне дополнительное денежное вознаграждение.
В декабре 1895 года был закрыт пункт перлюстрации в Вильно. Осенью 1905 года, опасаясь захвата революционными толпами секретных документов, закрыли и пункт перлюстрации в Тифлисе. В январе 1909 года он был открыт вновь, однако местный пункт перлюстрации решено было сделать теперь совершенно секретным - формально он уже никак не был связан с почтовым ведомством, содержался за счет Департамента полиции, а его начальник, В. К. Карпинский, официально числился (без содержания) по Министерству народного просвещения, занимаясь в Тифлисе «изучением восточных языков». В 1908 году был закрыт перлюстрационный пункт в Казани, а в 1915 году, в связи с отступлением русской армии, прекратил работу аналогичный пункт в Варшаве.
Отбором писем для перлюстрации поначалу занимались сами секретные чиновники. С начала двадцатого столетия, в связи с расширением масштабов работы, к отбору писем стали привлекаться надежные почтово-телеграфные служащие, формально не связанные со службой перлюстрации (т. н. «косвенные участники»). В Петербурге они привлекались к работе с 1902 года, в Харькове - с 1907-го, в Киеве и других городах - с 1908-го. К концу 1915 года косвенных участников имелось ок. 60, из них примерно половина - в Петербурге. Здесь они трудились во всех экспедициях почтамта - городской почты, международной корреспонденции, высочайшей корреспонденции. Отобранные для подобной работы сотрудники представлялись руководившему службой перлюстрации старшему цензору и давали подписку о неразглашении. Отбор писем производился по «алфавиту» и случайным образом. «Алфавит» представлял собой список лиц чья корреспонденция подлежала обязательному просмотру. Список составлялся в основном по указаниям министра внутренних дел и Особого отдела ДП и в разные годы содержал от 300 до 1 000 фамилий и адресов. В него включались деятели политических партий и общественных организаций, редакторы газет, депутаты Думы и члены Государственного совета и проч. При случайном отборе почтовые работники обращали внимание на объем, почерк, адрес получателя и отправителя. Особый интерес вызывали письма в центры зарубежной политической эмиграции (Париж, Женева, Цюрих и проч.), письма до востребования, надписанные «интеллигентным» почерком и проч. Опытный работник со временем вырабатывал «нюх» позволявший определять содержание письма по виду конверта и адресу. Если вскрытое в результате случайной выборки письмо представляло интерес для органов политического розыска принимались дополнительные меры - выявлялись личности автора и адресатов, принималось решение об установлении надзора за перепиской и проч. Помимо этого, как и прежде, перлюстрация писем отдельных лиц производилась по высочайшим указаниям, а также и по указаниям других высокопоставленных лиц (министров внутренних дел и проч.). Так, по устным указаниям министров внутренних дел П. А. Столыпина и А. А. Макарова перлюстрировалась переписка членов распутинского кружка, А. А Хвостова - корреспонденция обер-прокурора Синода А. Д. Самарина, военного министра А. А. Поливанова и др. По утверждению С. Е. Крыжановского [товарищ министра внутренних дел в 1905 - 1911 годах] по указанию премьера и министра внутренних дел П. А. Столыпина перлюстрировались письма его брата, журналиста и активиста «Союза 17 октября» А. А. Столыпина и шурина А. Б. Нейгардта - лидера фракции националистов в Государственном совете. В январе 1911 года частным письмом руководства ДП начальнику службы перлюстрации А. Д. Фомину было предложено установить наблюдение за перепиской профессоров всех университетских городов (по случаю известного университетского кризиса) и т. д. Категорически запрещалось перлюстрировать переписку лишь трех лиц - императора, действующего министра внутренних дел и директора Департамента полиции [автор, впрочем, приводит пример жалобы одного из директоров на перлюстрацию его писем].
Отобранные письма передавались на перлюстрацию через одного из отборщиков или доверенных сторожей. Сами «черные кабинеты» обычно располагались в почтовых помещениях, однако были замаскированы. Так, петербургская перлюстрация располагалась на третьем этаже главного здания почтамта в помещениях цензуры иностранных газет и журналов. Последние делились на две части - в одной половине (6 комнат, прихожая и кухня) находилась сама цензура, в другой (4 комнаты) - перлюстрация. Пройти в помещения последней можно было через замаскированные проходы (встроенные в стену большие шкафы казенного типа) устроенные в кабинете главного цензора и кухне (в последней постоянно дежурили несколько доверенных сторожей).
Поступавшая корреспонденция вскрывалась и прочитывалась, при необходимости из писем делались выписки, письма могли фотографироваться, проявляться («химические») и проч. После обработки письма снова вкладывались в конверт, последний заклеивался и возвращался на почту. В очень редких случаях письма задерживались и конфисковывались. На обработанных перлюстрацией письмах ставился секретный знак - точка («мушка») в углу или на ребре конверта - дабы не подвергать его вторичному вскрытию. В начале XX века в Петербурге ежедневно вскрывалось от 2 000 до 3 000 писем, в прочих местах - от 100 до 500. Один чиновник мог обработать в день до 250 писем. Большинство писем задерживалось в «черном кабинете» не более 2 часов. Интересные письма откладывались, с них снимались копии или делались выписки (меморандумы). В среднем, на 100 вскрытых конвертов приходилась одна выписка. Собраные за день выписки в Петербурге направлялись с курьером (обычно один из доверенных сторожей) на квартиру министра внутренних дел (позднее - в его канцелярию). Другой экземпляр выписок направлялся директору Департамента полиции. Часть полученных материалов министр внутренних дел передавал императору. Помимо императора выписки фактически получали и другие лица - императрица Александра Федоровна, дворцовый комендант В. Н. Воейков и проч.
Зашифрованные, «химические» и часть прочих подозрительных писем отправлялась в Особый отдел ДП в подлиннике. Оригиналы писем позднее большей частью возвращались на почту, при необходимости с них снимались копии. Зашифрованные письма расшифровывались специалистами ДП. Проявленные «химические» письма при необходимости восстанавливались или подделывались для отправки адресатам. При необходимости подделывались и другие письма оригиналы которых оставались в ДП. Вся поступавшая перлюстрация проходила через V отделение Особого отдела, где обрабатывалась и регистрировалась. Из V отделения материалы перлюстрации распределялись по другим подразделениям отдела - II (эсеры, анархисты и прочие террористы), III (эсдеки) и IV (национальные партии) отделениям и проч. Полученные с помощью перлюстрации сведения передавались Особым отделом на места, в губернские жандармские управления и охранные отделения для дальнейшей разработки (обычно без указания источника). Пункты перлюстрации на местах отсылали копии полученных материалов в Петербург и местным генерал-губернаторам. Так, в Варшаве на 1910 год копии передавались помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части К. К. Утгофу - для передачи в местное охранное отделение. Полученные путем перлюстрации материалы передавались также другим ведомствам - иностранных дел, военному и морскому.
Общий объем почтовых отправлений в империи рос с каждым годом - на 1885 году он составлял 281,7 млн отправлений разного рода, а в 1913 году число отправлений составляло уже 2,13 млрд - 1 299 млн простых и 94 млн заказных писем, 455 млн открыток, 265,3 млн бандеролей и 19,4 млн посылок. Международные отправления на 1913 год составляли почти 200 млн единиц - 143,9 млн писем (59,9 млн отправленных и 84 млн полученных) и 51,8 млн бандеролей (16,3 млн отправленных и 35,5 млн полученных). Объемы перлюстрации достигли максимума в годы первой революции и позднее существенно снизились. Так, в январе - сентябре 1900 году копии, выписки и проч. были сделаны с 5 481 отправления, в январе - сентябре 1907 года - с 14 221 отправления, в январе - сентябре 1913 года - с 5 928 [у автора - 4655, ошибка при сложении]. Среднее число выписок в месяц составляло соответственно 457, 1785 и 659 [у автора, из-за той же ошибки - 517]. Число скопированных шифрованных и «химических» писем увеличилось с 904 в 1907 году (6,4% от общего числа выписок) до 5 039 в 1912-м (47,4%), однако позднее стало снижаться - 2 777 (46,8%) в 1913-м и 1538 (28,7%) в 1914 году.
Относительно качества работы «черных кабинетов» имелись разнообразные мнения. Сами сотрудники перлюстрации свою работу оценивали обычно очень высоко, однако сохранилась масса жалоб (в т. ч. и высокопоставленных лиц) - на плохо заклеенные конверты и проч. видимые следы перлюстрации. Качество работы перлюстрации вероятно варьировалось от места к месту. Так, в ходе ревизии 1910 года вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов, помимо прочего, оценил работу Варшавского и Московского пунктов перлюстрации. Организацию работы варшавского пункта ревизор счел образцовой, тогда как московский, напротив, по его мнению, работал крайне скверно - были отмечены низкая трудовая дисциплина, низкое качество работы, беспорядочное делопроизводствро и проч. По результатам ревизии Виссарионов внес ряд предложений по реформированию службы перлюстрации - предлагалось открыть 4 новых пункта, освежить кадровый состав, улучшить техническое оснащение пунктов и т. д., однако ни эта, ни последующие попытки реформировать работу перлюстрационной службы до стадии реализации доведены не были - в изменившихся после 1905 года условиях руководство МВД вероятно не желало лишний раз привлекать внимание общественности к работе перлюстрации.
Переход к думской монархии серьезно повлиял на работу службы перлюстрации. Тема перлюстрации регулярно поднималась на заседаниях III и IV Думы и в печати, нервируя руководство МВД и самих перлюстаторов, думский контроль создавал дополнительные сложности при финансировании службы и т. д. В годы войны служба перлюстрации продолжала в целом работать в прежнем режиме. Перлюстрационный пункт в Варшаве, как уже отмечалось, в июле 1915 года прекратил работу в связи с оставлением города русской армией. Сотрудники варшавского пункта были распределены по другим.
Неофициальная перлюстрация читать дальше Помимо официальной перлюстрации существовала и неофициальная или «инициативная». Письма вскрывались самими почтовыми работниками - из личного любопытства и по корыстным соображениям, по распоряжению местного начальства - по государственным и личным причинам и т. д. С XIX века «инициативной» перлюстрацией широко занимались жандармы и появившиеся позднее охранные отделения. Эта практика получила особенно широкое распространение в начале XX века. Жандармы «входили в сношения» с чинами почтовых отделений и контор, добывая через них письма или копии писем. Перлюстрацией обычно занимались сами жандармские офицеры - соответствующие знания (техника вскрытия писем, калькирование почерков и проч.) они могли получить на специальных курсах учрежденных при Департаменте полиции. Руководители местных почтовых учреждений почти всегда оказывали содействие жандармам. Так, в ответ на соответствующий запрос начальника Особого отдела ДП, направленный в декабре 1909 года руководителям 7 губернских жандармских управлений (Виленского, Иркутского, Ковенского, Минского, Могилевского, Саратовского, Томского) и Екатеринославского охранного отделения, последние сообщили о почти повсеместном содействии местных почтовых начальников политическому розыску. Лишь в Томске начальник почтово-телеграфной конторы никаких услуг в деле политического розыска не оказывал, однако таковые (без ведома начальника) оказывали его подчиненные. За свои услуги почтовые работники получали денежное вознаграждение из фондов политической полиции. Руководители жандармских управлений и охранных отделений нередко ходатайствовали также о награждении отличившихся почтовых работников орденами, повышении их в чине или должности. Руководство Департамента полиции о существовании всей этой «инициативной» (и совершенно незаконной) перлюстрации прекрасно знало и поддерживало подобную практику, настаивая лишь на сохранении ее тайного характера. Так, вице-директор Департамента полиции С. Е. Виссарионов в ходе упоминавшейся выше проверки работы службы перлюстрации в начале 1910 года помимо официальных пунктов ревизовал и работавший в Саратове неофициальный. Здесь, с согласия начальника почтово-телеграфной конторы (получавшего за это дополнительно 50 руб. в месяц), трое почтальонов (получавшие на троих еще 50 руб.) отбирали интересную жандармам почту, передавая ее в ГЖУ и охранное отделение. В последнем перлюстрацией занимался сам начальник отделения - А. П. Мартынов.
Бюджет службы перлюстрации читать дальше Средства на содержание службы перлюстрации выделялись почтовым ведомством по статье «секретное употребление по почтовой части». С 1822 года, в целях конспирации, использовалась формулировка «на известное Его Величеству употребление». В 1799 году на соответствующие цели было выделено 27 000 руб., в 1822 году - 53 350 руб. (в т. ч. 27 050 руб. Петербургскому (включая 3 000 руб. финляндскому почт-директору), 14 300 руб. - Литовскому, 12 000 руб. - Московскому почтамтам и по 225 и 100 руб., соответственно, Брестской и Радзивиловской почтовым конторам). К 1837 году, в связи с открытием новых пунктов, расход увеличился до 75 350 руб. - 24 050 руб. Петербургскому, 17 000 руб. - Московскому и 3 000 руб. Финляндскому почтамтам, 14 300 руб. Виленской почтовой конторе, 5 000 руб. Тобольской и по 3 000 руб. Томской и Иркутской почтовым конторам, 2 200 руб. занимавшемуся перлюстрацией помощнику радзивиловского почтмейстера и 3 500 руб. на перлюстрацию в Константинополе (см. ниже). В 1838 году из-за закрытия пунктов в Тобольске, Иркутске и Томске расходы сократились до 64 350 руб. В 1840 году расходы были пересчитаны на серебро и составили 19 672 руб. (68 852 руб. ассигнациями). В 1843 год на перлюстрацию было отпущено уже 77 256 руб. (с этого года сумма включала и расходы на содержание неких чиновников для осмотра почтовых мест и станций). На 1856 год расходы составили уже 81 170 руб., на 1866-й - 89 500 руб., на 1893-й - 107 000 руб. На 1910 год общий расход достигал 135 000 руб. - 115 000 руб. из почтового ведомства и 20 000 руб. из секретных сумм Департамента полиции. Руководство службы к началу XX века выделяемые суммы считало недостаточными, добиваясь увеличения содержания чиновников, в первую очередь, провинциальных. Штаты (и видимо оклады) цензуры не менялись с 1867 года и увеличение содержания вплоть до Мировой войны шло лишь за счет секретных сумм ДП.
Постоянный рост инфляции в ходе Мировой войны заставил правительство пойти на увеличение денежного содержание государственного аппарата. 13 марта 1915 года императором были утверждены «Временные правила о дополнительных из казны пособиях служащим в учреждениях гражданского ведомства в районах военных действий», устанавливавшие дополнительные выплаты чиновникам - суточных денег (от 1,25 до 5 руб. в зависимости от классной должности) и квартирного пособия (20% общего содержания). Под действие правил попадали чиновники варшавской перлюстрации. Общие расходы службы к концу 1915 года составляли 174 050 руб. - 119 098 руб. на содержание личного состава и канцелярские и почтовые расходы, 24 914 руб. - на вознагражение косвенных участников, 9 000 руб. - премии чиновников, 10 300 руб. - премии косвенных участников и 10 746 руб. - секретные добавочные пенсии и пособия вдовам и сиротам чиновников. 11 мая 1916 года императором было утверждено постановление Совета министров «О добавочном довольствии чинов правительственной службы по случаю вздорожания жизни». Под действие постановления попадали чиновники с годовым жалованьем не более 2400 руб. (1900 руб. при наличии казенной квартиры), не получавшие прибавок по закону от 13 марта 1915-го. Жалованье таких чиновников, в зависимости от размера оклада и района проживания увеличивалось на 12,5 - 30%. Уже 22 октября 1916-го было утверждено новое постановление - «О некоторых дополнениях и изменениях» постановления 11 мая, несколько менявшее и дополнявшее предыдущее. В соответствии с ним жалованье чиновников в зависимости от размера и района проживания увеличивалось на 10 - 90%. С учетом указанных прибавок общий расход на содержание службы перлюстрации должен был составить 243 088 рублей [фактически только на содержание личного состава]. Руководивший всей службой старший цензор должен был получать 6 150 руб. (в т. ч. 2 750 руб. официально и 3 400 руб. из особых сумм), старший цензор от 4 253 до 5 730 (в зависимости от города), цензор - от 2 703 до 4 012 руб., младший цензор - от 3 657 до 4 770 руб., чиновник знающий иностранные языки - от 2 239 до 3 069 руб, переводчик - от 1 237 до 3 276 руб., чиновник прикомандированный к МВД (см. ниже) - от 1 420 до 3 888 руб., сторож - от 225 до 1 458 руб. На выдачу добавочных пенсий и пособий вдовам, детям и сиротам полагалось 11 904 рубля.
Служба перлюстрации и дешифровки дипломатической почты читать дальше В структуре Министерства иностранных дел с начала XIX века существовала отдельная служба занимавшаяся дешифровкой дипломатической почты. В 1803 году в МИД «для сочинения по секретной части» появился особый чиновник (Х. И. Миллер), а в ноябре 1807 года высочайшим повелением была учреждена «цифирная часть», занимавшаяся разработкой шифров и дешифровкой. Общее руководство этой деятельностью осуществлял Цифирный комитет МИД. К 1828 году в МИД существовало уже три секретных экспедиции - шифровальная, дешифровальная и газетная. В том же году они были включены в новосозданный Департамент внешних сношений [3-я, 4-я и 5-я экспедиции департамента соответственно]. Позднее шифровальное и дешифровальное подразделения МИД неоднократно сливались и разделялись вновь. В 1846 году они были включены в состав Особой канцелярии [включала Цифирную экспедицию и экспедиции по цензуре политических статей и церемониальных дел. В 1862 году Особая канцелярия была соединена с Канцелярией министра, в состав последней вошла и Цифирная экспедиция], снова разделенная вскоре на два подразделения - шифровальное и дешифровальное. В 1914 году, в рамках общей реорганизации МИД, Канцелярия министра стала частью Первого политического отдела министерства, в состав последнего вошли и шифровальное и дешифровальное отделения. Насколько можно понять собственно перлюстрацией дипломатической переписки занималась соответствующая служба почтового ведомства, передававшая копии вскрытых посланий дешифровальному подразделению МИД (туда же передавались и шифрованные дипломатические телеграммы).
Перлюстрация дипломатической почты производилась также и за границами империи. Так, действовавший в 1815 - 1854 годах перлюстрационный пункт при русской почтовой конторе в Бухаресте вскрывал почту молдавского господаря, сербского князя, английского и французского консулов, отсылая копии как в Почтовый департамент, так и министру иностранных дел. В 1836 - 1854 годах перлюстрация дипломатической почты велась и в Константинополе. Сюда был направлен секретный чиновник А. Ф. Маснер, формально числившийся по Азиатскому департаменту МИД. Европейские посольства в Константинополе отсылали свою корреспонденцию через австрийскую почту и Маснер мог перлюстрировать только послания отправляемые через местную русскую почтовую контору - в Одессу и Дунайские княжества.
Главами дешифровального отделения (официально числившимися старшими чиновниками при Канцелярии министра) после 1862 года были Я. И. Рут (1862 - 1864), Л. П. Иессен (1864 - 1888), К. А. Битепаж (1889 - 1892), В. В. Сабанин (1893 - 1907), А. А. Долматов (1907 - 1917). Состав отделения был невелик, в начале XX века - 6 человек. Сотрудники его обычно специализировались по определенным странам. Так, А. А. Долматов занимался шифрами Бельгии и Испании, Е. К. Напьерский - Германии, Италии и Турции, Э. К. Феттерлейн - Баварии, Франции, Греции, Е. Ф. Маттей - Франции и Японии. За взлом шифра сотрудники отделения получали премии, размер которых определялся сложностью шифра. Так, в августе 1892 года Цифирному комитету МИД было представлено для награждения 7 вскрытых иностранных шифров. К. А. Битепаж получил 2400 руб. (по 400 руб. за три немецких генеральных шифра для связи с посольством и консулами в России и посольством в Константинополе, 600 руб. за французский шифр используемый греками для связи с посольством в России и 600 руб. за французский шифр используемый для связи с военной экспедицией в Китае), В. В. Сабанин - 800 руб. (за английский генеральный шифр для связи с посольствами в России, Турции и Персии), А. А. Долматов - 600 руб. (300 руб. за сербский шифр для связи с посольством в России и по 100 руб. за упомянутые немецкие шифры). Общий объем работы отделения постоянно возрастал. Так, в 1873 - 1882 годах в отделение поступило 21 107 телеграмм, из которых прочитаны были 8 062 (38%) - по 2 442 на сотрудника. В 1893 - 1902 годах число поступивших телеграмм выросло до 65 420, прочитано было 23 643 (36%) - по 4 146 на сотрудника.
Чиновники «черных кабинетов» читать дальше О численности сотрудников службы перлюстрации до 1830 года имеются лишь отрывочные сведения. Большая часть из них числилась «состоящими при разных должностях» в почтовом ведомстве, часть формально служила по другим - в основном по МИД. Так, на январь 1825 года, согласно секретным отчетам, на Петербургском почтамте перлюстрацией занималось 17 человек - 15 служащих почтового ведомства и двое прикомандированных из МИД. С 1829 года, как уже отмечалось, основным прикрытием для службы перлюстрации являлась официально существовавшая цензура иностранных газет и журналов. При этом часть сотрудников последней занималась только перлюстрацией, часть - и цензурой и перлюстрацией, а часть - только цензурой. Часть сотрудников занимающихся перлюстрацией по-прежнему числилась по другим подразделениям почтового ведомства, а часть - и по другим ведомствам (прикомандированными к МВД и переданными в распоряжение почтового ведомства). Так, по штатному расписанию октября 1830 года чиновников иностранной цензуры имелось всего 18 (9 в Петербурге, 5 в Москве и 4 в Вильно), двое из которых занимались только цензурой, однако в экспедициях рестовых (заказных) писем служило еще 15 перлюстраторов (8 в Петербурге, 3 в Москве и 4 в Тобольске) и общая численность службы доходила до 31 человека (без учета варшавской перлюстрации). На 1867 год в цензуре служило 37 человек, из которых шестеро перлюстрацией не занималось. Число перлюстраторов других структур и ведомств неизвестно, варшавская перлюстрация опять же не учтена. На январь 1908 года в перлюстрации служило 60? человек - 39 по цензуре и 21 прочий (12 состоящих при МВД, 5 числившихся чиновниками Главного управления почт и телеграфов и 4 чиновника почтамтов). На июль 1913 года, согласно одной приводимой автором таблице в перлюстрации служило 42 человека (32 из 37 сотрудников цензуры и 10 чиновников состоящих при МВД), согласно другой - 46 человек. На конец октября 1916 года в службе перлюстрации числилось 46 человек [в другом месте у автора - 47]. Косвенных участников на конец 1915 года имелось 89 человек (7 руководителей почтамтов и почтовых контор, 58 сотрудников почтовых экспедиций и 24 сторожа), из которых в Петербурге служило 35, в Москве - 15, в Одессе - 13, в Варшаве - 10, Киеве - 7, Тифлисе - 6, Харькове - 3. Общий состав службы на конец 1916 года выглядел следующим образом. В Петрограде служило 15 чиновников (с учетом старшего цензора из Варшавы - 16) - старший цензор (глава всей службы), еще один старший цензор, 4 младших цензора, 5 чиновников знающих иностранные языки, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 9 сторожей и 26 косвенных участников (численность последних здесь и ниже на конец 1915-го). В Москве служило 9 чиновников (с учетом цензора и чиновника прик. к МВД из Варшавы - 11) - старший цензор, 2 младших цензора, 3 чиновника знающих иностранные языки, чиновник прикомандированный к МВД и переводчик + 4 сторожа (с учетом варшавских - 8) и 11 косвенных участников. В Одессе служило 6 чиновников (с учетом варшавских чиновников знающего языки и прик. к МВД и 2 переводчиков - 10) - старший цензор, цензор, 2 чиновника прикомандированных к МВД + 4 сторожа и 9 косвенных участников. В Киеве служило 3 чиновника (с учетом варшавского чиновника знающего языки - 4) - 2 цензора и чиновник знающий иностранные языки + сторож и 6 косвенных участников. В Харькове служило 2 чиновника прикомандированных к МВД + сторож и 2 косвенных участника. В Тифлисе служило 2 чиновника - цензор и переводчик + сторож и 5 косвенных участников. По Варшаве, несмотря на эвакуацию, продолжали числиться 9 чиновников - старший цензор (откомандирован в Петроград), цензор (откомандирован в Москву), 3 чиновника знающих иностранные языки (один откомандирован в Киев, другой в Одессу, третий - мобилизован в армию), 2 чиновника прикомандированных к МВД (один откомандирован в Одессу, другой в Москву), 2 переводчика (оба откомандированы в Одессу) + 4 сторожа (все откомандированы в Москву) и 6 косвенных участников (продолжавших получать жалованье).
Указом от 6 июня 1858 года прием на службу, перемещение и увольнение чиновников цензуры иностранной прессы (и, соответственно, действующей под ее прикрытием службы перлюстрации) были отнесены к обязанностям главноуправляющего Почтовым департаментом. После передачи почтового ведомства в состав МВД соответствующие обязанности перешли к министру внутренних дел (указ от 13 сентября 1868 года). Важнейшим требованием при приеме на службу была благонадежность. Новые служащие принимались обычно по рекомендации и под поручительство действующих сотрудников. Другим важнейшим требованием было знание нескольких иностранных языков (хотя бы трех европейских). Из 106 человек поступивших на службу в XIX - начале XX века 45,3% составляли потомственные дворяне, 16% - дети обладателей личного дворянства, 23,6% - мещане, 4,7% - дети потомственных или личных почетных граждан, 3,8% - дети духовных лиц, 1,9% купцов и 1,9% - крестьян. В сословном плане, таким образом, среди перлюстраторов преобладали представители дворянства и мещанства, доля потомственных дворян со временем сокращалась (с 50% в первой половине XIX века до 42 - 44% в более позднее время). В плане вероисповедания преобладали лютеране (47,1%) и православные (44,3%), католиков имелось 6,6%. Доля православных постепенно росла (33% в первой половине XIX века, 49% во второй и 55,6% в начале двадцатого), лютеран и католиков падала: 54,8 - 45,4 - 33,3% и 9,5 - 5,6 - 0% соответственно. Недвижимостью, наследственной или благоприобретенной, владели всего 11,6% чиновников (в первой половине XIX века - 16,5%). Высшее образование имело 19,8% (в первой половине XIX века - 26,2%, во второй - 12,7%, в начале двадцатого - 33,3%), среднее - 27,3% (26,2 - 25,4 - 44,4%), неполное среднее - 29,2% (2,4 - 52,7 - 11,1%), домашнее - 7,5% (14,3 - 1,8 - 0%), начальное - 9,4% (14,3 - 1,8 - 0%). Большинство (57,5%) начали работу в перлюстрации в возрасте до 30 лет, 33% - в возрасте от 30 до 50 лет. Значительное распространение получили родственные связи - в первой половине XIX века родственную связь с другими служащими имели 26,2%, во второй - 23,6%, в начале двадцатого - 33,3% поступивших на службу. К началу XX века имелись семьи занимавшиеся перлюстрацией уже в третьем поколении. В целом среди перлюстраторов преобладали выходцы из небогатых семей, не имевшие престижного образования, но хорошо знающие иностранные языки, уроженцы прибалтийских и западных губерний. Тщательный подбор кадров, хорошие материальные условия и имевшиеся привилегии (см. ниже) способствовали низкой текучке кадров - за все время существования службы известно лишь два случая добровольного отказа от нее. В одном случае, чиновник цензуры переведенный в перлюстрацию просто вернулся к прежней службе (1897 год), в другом - подался в революционеры (1905), был уволен и затем сидел под арестом и в заключении (в 1930-х снова подвергся преследованиям, по иронии судьбы - как бывший перлюстратор). Редкостью были и конфликты внутри службы.
Сотрудники перлюстрации имели ряд привилегий. Так, с 1835 года должности в цензуре иностранных газет и журналов не имели классности (подтверждено указами 1836, 1847 и 1852 годов). В результате младший цензор мог иметь чин действительного статского советника (IV класс), а руководитель службы - тайного советника (III класс). Предпоследний руководитель службы А. Д. Фомин при выходе на пенсию в 1914 году получил чин действительного тайного советника (II класс). Без учета классности происходило и награждение чиновников службы орденами. Помимо орденов и производства в чины чиновники получали и другие награды - единовременные и пожизненные денежные выплаты (на лечение и проч.), ценные подарки (перстни, табакерки), аренды и проч.
Жалованье чиновников службы было существенно выше чем у других служащих почтового ведомства - за счет дополнительных выплат из секретных сумм. К началу XX века денежное довольствие перлюстратора состояло из официального жалованья по занимаемой должности, добавочной выплаты из секретной «особой» суммы, надбавки за каждые 5 лет выслуги, квартирных денег (при отсутствии казенной квартиры), выплат на Рождество и (раз в два года) на Пасху (при наличии неизрасходованных средств). Так, руководивший службой старший цензор А. Д. Фомин в 1908 году получил 7 950 руб. в год - 2 000 руб. по официальной должности, 3 000 руб. из секретных сумм, 1 000 руб. - за руководство «особой частью», 1 000 руб. - за выслугу лет, 700 руб. к Рождеству и 250 руб. к Пасхе (+ казенная квартира). Жалованье перлюстраторов в Петербурге и других городах существенно различалось. Так, на тот же 1908 год старший цензор в Петербурге получал (без учета квартирных и выслуги лет) 4 475 руб., в Москве - 3 287 руб., в Варшаве - 2 740 руб., в Одессе - 2 287 руб. Младший цензор в Петербурге - 3 200 руб., в Москве - 1 800 руб., в Варшаве - 2 010 руб., приравненные к ним цензоры в Киеве - 2 400 руб., в Казани и Харькове - по 1 800 руб. соответственно. Чиновник знающий иностранные языки в Петербурге получал 1 950 руб., в Москве - 1 200 руб., в Одессе - 1 185 руб., в Киеве - 1 140 руб. Переводчик в Петербурге получал 2 555 руб., в Москве - 1 086 руб, в Варшаве - 1 170 руб. Чиновник причисленный к МВД в Петербурге получал 1 200 руб., в Варшаве и Одессе - 1 050 руб. Официальные пенсии чиновников цензуры до 1875 года были весьма скромными и при назначении пенсии им обычно назначалась персональная пенсия из секретных сумм (на что требовалось согласие императора). Так, вышедшему на пенсию в 1849 году старшему цензору Петербургского почтамта И. М. Беляеву официально полагалась пенсия в 285 руб. (за 63 года службы), но по ходатайству руководителя почтового ведомства Беляев получил негласную пенсию в 1 500 руб. и т. п. В 1875 году, по инициативе министра внутренних дел А. Е. Тимашева, для чинов цензуры и перлюстрации были установлены новые размеры пенсий. За 25 лет выслуги перлюстратор теперь получал пенсию в размере 50% годового жалованья (гласного и негласного), за 35 лет - в размере годового жалованья. Пенсия старшего цензора теперь составляла соответственно 1 500 - 3 000 руб., младшего: 1 150 - 2 300 руб., чиновника знающего иностранные языки: 600 - 1 200 руб. (пенсии цензоров не занимавшихся перлюстрацией были на 30-50% ниже). Впрочем, для назначения пенсии конкретному лицу и после этого требовалось высочайшее соизволение. Сохранялась и практика назначения особых пенсий конкретным лицам. В декабре 1880 года имевшиеся у перлюстраторов привилегии (производство в чины, награждение орденами, пенсии и пр.) были распространены и на лиц формально не числившихся в почтовом ведомстве (чиновников причисленных к МВД и проч.) - до этого они получали только дополнительное содержание из секретных сумм. Семьям, вдовам и сиротам перлюстраторов также назначались негласные пособия, в девятнадцатом столетии обычно существенно превышавшие официальные. Так, семье умершего в 1847 году старшего цензора Петербургского почтамта А. О. Чиколини (вдове и восьми детям) вместо положенных по закону 47,46 руб. была назначена негласная пенсия в 2 004 руб. и т. п.
Работа перлюстратора, в целом, была достаточно трудной - протекала в неурочное время (вечер - ночь), требовала усидчивости и постоянного внимания. Чтение массы рукописных и печатных материалов убивало зрение, а подделка печатей (здесь до конца XIX века использовалась ртуть) - здоровье в целом.
После Февраля читать дальше После Февраля сотрудники перлюстрационной службы еще какое-то время (до 1 мая) продолжали ходить на службу, не получая никаких указаний от новой власти. Начиная с марта руководителей службы стали таскать на допросы, по обвинениям в нарушении официального законодательства. Возглавлявшего службу старшего цензора М. Г. Мардарьева в марте допрашивал следователь новосозданной «Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию противозаконной деятельности прежних министров». Начальника киевской перлюстрации К. Ф. Зиверта - комиссар некоего исполкома «Совета объединенных общественных организаций». Его сотрудники были арестованы, впрочем, уже в апреле их отпустили. В Москве допрашивали старшего цензора В. М. Яблочкова, 7 апреля он был уволен в отставку комиссаром Москвы Н. М. Кишкиным, а 15 июня было вынесено постановление об аресте Яблочкова. Следствие по делам местных «черных кабинетов» велось в Одессе и Тифлисе и т. д. 10 июля 1917 года приказом по Министерству почт и телеграфов цензура иностранных газет и журналов была упразднена, а большая часть ее сотрудников была уволена со службы задним числом (с 16 марта). Всего увольнению подлежали 38 сотрудников цензуры, из которых перлюстрацией занималось 32 человека. В лучшем положении неожиданно оказались чиновники причисленные к МВД и прочие причастные - под увольнение они не попали, поскольку формально в службе не числились.
Часть бывших перлюстраторов вернулась к прежнему занятию при большевиках - известно что некоторые из них в 1923 - 1924 годах работали по прежнему профилю в отделе политконтроля ОГПУ. Причастные к перлюстрации почтовые служащие продолжали большей частью служить на почте (по крайней мере в Петрограде / Ленинграде). В 1929 году о них внезапно вспомнили органы - в ноябре 1929-го ленинградское ОГПУ открыло следствие по «делу чернокабинетчиков». Привлечено было 19 человек (4 цензора, секретарь-машинист, 4 сторожа и 10 почтовых служащих) в возрасте от 40 до 70 лет. В январе 1930 года все они были осуждены по 58-й статье как бывшие сотрудники Департамента полиции - 13 человек получили по 5 лет заключения, четверо сторожей - три года условно, двоим было запрещено проживать в столицах и крупных городах на протяжении трех лет.
[Перлюстрация международной переписки сохранялась и при Временном правительстве, ее вела военная цензура, переименованная в военный контроль. Продолжалась она и при большевиках - Управление военного контроля в Петрограде слало выписки из перлюстрированных писем в ЧК, Совнарком и проч.] Отмененная было внутренняя перлюстрация при большевиках была заведена вновь. Поначалу внимания ей не уделялось - принятый 4 апреля 1918-го декрет СНК «О тайне почтовой переписки», напротив, запрещал задерживать и изымать почтовые отправления без согласия почтового ведомства или постановления судебной или следственной власти. Циркуляр наркомата почт и телеграфов от 28 мая 1918-го указывал, что правом осмотра и выемки корреспонденции обладают ВЧК, следственные комиссии ревтрибуналов и народных окружных судов - но при соблюдении требований Устава уголовного судопроизводства. Однако уже 13 сентября 1918 года почтовое ведомство предоставило исполкомам губсоветов право самим принимать решения о контроле частной или общественной корреспонденции. В октябре 1918-го был создан военно-цензурный отдел Регистрационного управления РККА (с ноября 18-го подчинявшийся непосредственно Реввоенсовету) задачей которого была цензура, а позднее и тайная перлюстрация почтовых отправлений. Первое время отдел осуществлял цензуру открыто, ставя соответствующие штемпели на «оболочки писем и телеграмм». В марте 1919 года цензура сменилась перлюстрацией - корреспонденцию предписывалось вскрывать тайно, не ставя никаких отметок и держа дело в секрете. В августе 1920 года функции почтово-телеграфного контроля были переданы от РВСР Особому отделу ВЧК, а в августе 1921 года Управление военной цензуры РККА было влито в Информационный отдел ВЧК. В новосозданном ОГПУ перлюстрацией ведал отдел политического контроля, в ноябре 1925 года влитый в Информационный отдел ОГПУ (с марта 1931 года - Секретно-политический отдел). Масштабы перлюстриции при большевиках быстро превысили прежние. Так, в 1924 году отдел политконтроля ОГПУ прочитал 5 млн писем и 8 млн телеграмм (царская перлюстрация в начале XX века читала ок. 1 млн писем в год). В образованном в июле 1934 года «большом» НКВД перлюстрацией ведало Главное управление государственной безопасности, а в нем - все тот же Секретно-политический отдел (с декабря 1936-го - 4-й отдел, с сентября 1938-го - 2-й отдел). После окончательного разделения НКВД в апреле 1943 года перлюстрация осталась в ведении НКГБ / МГБ (отдел «В»). После объединения МГБ и МВД в 1953 году перлюстрацией ведал 6-й спецотдел МВД, а после образования КГБ (март 1954-го) сначала 10-й отдел 4-го управления КГБ, а с апреля 1955 года - 6-й спецотдел КГБ, с июля 1959 года бывший частью Оперативно-технического управления КГБ.
Роль «черных кабинетов» в общественно-политической жизни читать дальше Как отмечает автор, значительная часть русского общества если и не знала, то догадывалась о существовании перлюстрации. Наиболее важные и деликатные сведения почте старались не доверять передавая письма с оказией, позднее - посылая на адрес доверенных лиц и т. п. В письмах шедших через официальную почту, напротив, нередко писали что-нибудь благонамеренное, а нередко излагали и некие ценные предложения - надеясь, что их прочтет высокое начальство. С развитием печатной прессы публикации о деятельности перлюстрации стали появляться в газетах - сначала эмигрантских (первая - в герценовском «Колоколе» 1 нваря 1858 года), а позднее и во внутрироссийских. В целом, таким образом, существование перлюстрации было скорее секретом полишинеля. На этом основании ряд современных авторов вообще ставит под сомнение эффективность работы этой структуры. Указывается также на разнообразные махинации с материалами перлюстрации, использовавшимися во внутрисистемной борьбе - специфический подбор докладываемых высокому начальству материалов, использование их для дискредитации оппонентов и проч. Автор, впрочем, с этой точкой зрения не соглашается, считая, что перлюстрация, при всех ее недостатках в целом справлялась с поставленными перед ней задачами. К задачам перлюстрации автор относит контрразведывательную (выявление иностранных шпионов), выявление антиправительственной активности и разного рода злоупотреблений, изучение реальных народных настроений и обнаружение и изъятие антиправительственных материалов. Перлюстрация, хоть и не часто, позволяла раскрыть иностранных агентов работающих в империи. Так, в 1793 году был разоблачен некий гр. де Монтегю засланный на Черноморский флот англичанами, в 1895 году разоблачена целая сеть австро-венгерских агентов в западных губерниях (под суд отдано 38 человек, включая офицеров русской армии) и т. д. Перлюстрация помогла открыть ряд весьма опасных антиправительственных групп. Так, в 1883 году с ее помощью была обнаружена и затем разгромлена связанная с народовольцами польская партия «Пролетариат», в 1885 году - харьковская группа «Народной воли», в 1887 году - террористическая группа А.. И. Ульянова и т. д. Материалы перлюстрации давали также определенное представление о царивших в стране настроениях. На основе полученных материалов Департамент полиции ежегодно составлял для императора обзор государственной жизни России, содержавший подборку материалов по определенным темам (с минимальной аналитической частью). Так, «Краткий отчет за 1908 год» (90 страниц) включал 12 пунктов: 1. Критика правительственной политики; 2. Министерство внутренних дел; 3. Отзывы о Председателе Совета министров П.А. Столыпине; 4. Деятельность революционных организаций; 5. Деятельность Государственной думы и ее членов; 6. Выступление в Государственной думе министра [иностранных дел А.П.] Извольского; 7. Построение Амурской железной дороги; 8. Проект земельной реформы; Жизнь крестьян в деревне; 9. Министерство народного просвещения: назначение [А.Н.] Шварца министром; 10. Министерство иностранных дел: Критика деятельности [А.П.] Извольского, Присоединение Боснии-Герцеговины к Австро-Венгрии, Сообщения из Китая, Сообщения из Персии; 11. Сведения по Военному и Морскому ведомствам: Крепости, Критика начальников частей, Казнокрадство, Флот, Авария с крейсером «Олег», Реформа Морского министерства; 12. Окраины: Кавказ. Отзывы о графе [И.И.] Воронцове-Дашкове, Финляндия, Прибалтийский край. Куда более объемный отчет «Государственная жизнь России в 1915 году» (288 страниц) состоял из 32 разделов: Общие положения. Оценка деятельности правящих сфер. Критика деятельности членов Кабинета; О законодательных палатах; О майском погроме в Москве; Московские беспорядки и образование прогрессивного блока; Земский и городской союзы и монархические организации; Мобилизация промышленности; Железные дороги в связи с продовольственным вопросом; Эвакуация казенных учреждений, беженцы, жители; Крестьяне; Запрещение продажи водки; О кооперативах; Положение сельского хозяйства; Об инородцах; О Галиции; О евреях; О немцах; Украинский вопрос; О латышах, татарах и других; Кавказ; Революционное движение; Народное просвещение; Министерство финансов; Вопросы международной политики; О печати; Об армии; О предательстве Мясоедова; Санитарная часть; О госпиталях; О флоте; Слухи о мире. Вопрос перехвата засылаемых в империю антиправительственных материалов сделался особенно актуальным начиная с конца XIX века, когда политическая эмиграция поставила их массовую рассылку на поток. Часть засылаемых разнообразными способами материалов изымалась, однако значительная часть все же доходила по назначению.
В интернетах вроде бы легко найти информацию об организации сицилийской мафии, однако за таковую выдается обычно организация мафии американской. Между тем, они достаточно сильно различаются. Основу итальянской мафии в США составляют большие «семьи», контролирующие значительные территории. В лучшие для мафии годы на все Штаты имелось всего 24 семьи (пять из которых в Нью-Йорке). Численность крупных «семей» достигала многих сотен человек и немалое число мафиози никогда не встречалось лично с главами своих «семей». Во главе всего этого сообщество стояло мафиозное политбюро - «комиссия» (представители «Пяти семей» Нью-Йорка и «Чикагского филиала» плюс кто-то от «семей» Среднего Запада).
Основу сицилийской мафии также составляли «семьи», однако «семей» на Сицилии было очень много, а сами они и контролируемые ими территории были совсем небольшими. Всего в 1980 - начале 1990-х годов на острове имелось около 100 «семей» мафии - примерно 55 в провинции Палермо, 15 в провинции Трапани, 16 в провинции Агридженто, 9 в провинции Кальтаниссета и по три в провинциях Катания и Энна (в провинциях Мессина, Сиракуза и Рагуза местных полноценных «семей» не было - в Сиракузах действовали «семьи» соседней Катании, в Мессине - калабрийской ндрангетты, в Рагузе, с 1980-х годов - стидды, см. ниже). Имелся также единственный прецедент переезда целой сицилийской «семьи» за границу. В 1966 году большая часть членов семьи Кантрера-Каруана (провинция Агридженто) перебралась в Венесуэлу и канадский Монреаль, где продолжила прежнюю деятельность. читать дальше
Провинции Сицилии
Общая численность сицилийской мафии в лучшие годы не превышала 3 500 - 4 000 человек (без учета affiliati, см. ниже), т. е. средняя численность семьи была не больше 35 - 40 человек. Печально знаменитая «семья» Корлеоне на 1993 год состояла всего из 39 человек (включая находившихся за решеткой), крупная палермская «семья» Корсо дей Милле - из 65 человек (+ 38 affiliati), небольшая «семья» Карини, на окраине Палермо - из 16 человек (+9 affiliati) и т. д. В целом, средняя численность мафиозной «семьи» в провинции Палермо на 1993 год составляла всего 23,8 человека - с учетом affiliati, без которых она была еще меньше.
Во главе «семьи» (cosca или cosche) стоял человек именовавшийся capofamiglia («глава семьи») или rappresentante («представитель» [семьи]). Ему помогали заместитель - vicecapo или sottocapo и советник - consiglieri (последних могло быть до трех человек). Рядовые члены «семьи» именовались «солдатами» - soldato. В больших «семьях» солдаты могли сводиться в «десятки» - decine, возглавляемые сapodecina. «Десятками» именовались и ячейки «семей» постоянно действовавшие за пределами Сицилии - в других регионах Италии или за границей. Полноценным членом «семьи» являлся человек прошедший ритуал посвящения и именовавшийся uomo d'onore («человек чести»). Лица оказывавшие «семье» какую-то помощь, но ритуала посвящения не прошедшие именовались affiliati («присоединившимися») или avvicinati («сблизившимися»).
Глава семьи и консильери избирались всеми членами «семьи» (sottocapo не избирался, а назначался главой «семьи») и ежегодно переизбирались. Одной из функций консильери было наблюдение за правильным исполнением главой «семьи» своих обязанностей. Негодный босс мог быть сменен путем выборов или отстранен чрезвычайным собранием членов «семьи» с участием консильери (а затем и устранен физически). К 1970-м годам, впрочем, эти выборные процедуры превратились в фикцию и сохраняли лишь ритуальное значение. Руководство «семьями» сосредоточилось в руках мафиозных нотаблей - представителей наиболее влиятельных семейств и часто передавалось по наследству, а смена этого руководств (если она происходила) чаще всего осуществлялась насильственным путем. С конца 1970-х получила также широкое распространение практика создания разного рода неофициальных структур, стоящих вне традиционной иерархии мафии - отдельные «солдаты», affiliati и целые группы и тех и других подчинялись лично главе семьи, выполняя только его приказы, capomandamento (см. ниже) создавали разного рода «ударные группы», подчинявшиеся только им самим и т. д. Позднее эта практика получала все более широкое распространение - не доверявший старым кадрам Риина пытался создать что-то вроде «параллельной мафии», члены которой были известны лишь ограниченному кругу корлеонцев.
До конца 1950-х никаких надстроек над «семейным» уровнем в мафии не существовало. В регионах где действовала мафия существовали лишь провинциальные rappresentante (обычно наиболее уважаемые главы семей) к которым обращались за помощью при решении спорных вопросов. Перемены, как считается, последовали по инициативе американских товарищей. Джо Бонанно, глава одноименной нью-йоркской «семьи», в ходе дружественного визита в Палермо в 1957 году, посоветовал местным товарищам создать «комиссию» по образцу американской. Вскоре после этого первая «комиссия» (Commissione provinciale, Commissione или Cupola) была создана в провинции Палермо, главном оплоте мафии. В американскую организацию были внесены изменения учитывающие местную специфику (множество мелких семей). Дабы избежать хаоса была создана промежуточная организационная структура - семьи были сведены в mandamento (районы, округа), включавшие территории соседствующих мафиозных семей (3-4 семьи и более). Один из местных capofamiglia избирался capomandamento («главой района») и представлял его в «комиссии». Основными задачами «комиссии» являлись: 1) разрешение спорных вопросов между семьями и отдельными мафиози и пресечение серьезных нарушений установленных норм поведения; 2) регулирование уровня насилия. Комиссия обладала исключительным правом санкционировать все громкие убийства (сотрудников правоохранительных органов, политиков, журналистов и проч.) - поскольку возможные последствия таких акций затрагивали все мафиозное сообщество. Главы семей обязаны были также запрашивать у нее разрешения на убийства представителей других семей. «Внутрисемейные» ликвидации разрешения «комиссии» поначалу не требовали, однако начиная с 1977 года санкция комиссии требовалась уже для убийства любого «человека чести». Первая палермская «комиссия» просуществовала недолго и уже 1963 году прекратила свою деятельность в связи с т. н. «Первой войной мафии». В 1974 году она была восстановлена и возможно существует до сих пор (хотя по некоторым сведениям в полном составе не собиралась с 1994 года). Никакого аппарата для реализации собственных решений «комиссия» не имела и могла полагаться лишь на добрую волю capomandamento и capofamiglia. Реальное влияние «комиссии» соответственно было достаточно ограниченным. С начала 1980-х, после полного захвата «комиссии» корлеонцами и их союзниками, влияние этого органа формально существенно возросло. Однако фактически он полностью утратил самостоятельное значение, превратившись лишь в инструмент в руках лидера корлеонцев Тото Риины, принимавшего все важнейшие решения единолично или совместно с ближайшими соратниками. Помимо прочего, Риина использовал полномочия «комиссии» для продвижения угодных ему людей на ключевые позиции, назначая их временными главами округов и семей - reggente («регентами»), создавая под них новые mandamento и пр.
«Семьи» и «мандаменто» провинции Палермо
Относительно существования «комиссий» в других регионах Сицилии имеются противоречивые сведения. По одним данным опыт Палермо был заимствован мафиозными структурами других провинций острова. По другим - полноценных «комиссий» нигде кроме Палермо создано не было, в других провинциях имелись лишь все те же rappresentante provinciale, которые теперь, впрочем, избирались из числа наиболее уважаемых лидеров главами семей или районов. Так, в провинции Трапани до 1986 года существовал лишь один rappresentante provinciale избираемый лидерами 5 местных mandamento. С 1986 года его функции выполнял тримвират состоявший из трех наиболее влиятельных capomandamento и к 1993 году вновь видимо сократившийся до одного rappresentante. Система районов - mandamento была внедрена в большинстве «мафиозных» провинций острова - Палермо, Трапани, Агридженто, Кальтанисетта. На востоке Сицилии - в Катании и Энне mandamento отсутствовали и имелись лишь отдельные семьи.
«Семьи» и «мандаменто» провинции Агридженто
В 1975 году была образована общесицилийская «комиссия» (Commissione interprovinciale или Regione или Commissione regionale или Cupola regionale). В состав «комиссии» вошли представители - rappresentante 6 «мафиозных» провинций острова - Палермо, Трапани, Агридженто, Кальтанисетты, Катании и Энны. Функции ее были аналогичны палермской «комиссии». Аналогичной оказалась и история - уже вскоре Regione попала под полный контроль корлеонцев и Тото Риины и сделалась проводником политики последнего. После ареста Риины в 1993 году Regione видимо в полном составе уже не собиралась.
Тото Риина
До конца 1960-х годов ведущее положение в мафии занимали семьи города Палермо, главного центра мафиозной активности. Позднее на первый план постепенно выдвинулась провинциальная «семья» Корлеоне, из небольшого одноименного городка к юго-востоку от Палермо. К концу 1970-х корлеонцы, ведомые Лучано Леджо и сменившим его Сальваторе (Тото) Рииной сделались уже наиболее влиятельной силой сицилийской мафии. Усилиями Риины был создан могущественный альянс (т. н. Corleonesi) включавший, помимо самой семьи Корлеоне, ее многочисленных открытых и тайных союзников. В начале 1980-х Corleonesi начали открытую войну (т. н. Вторая война мафии) против своих противников - ведущих палермских семей и их союзников и вскоре одержали полную победу, фактически подмяв под себя всю сицилийскую мафию. Победа эта однако оказалась пирровой - льющиеся на Сицилии потоки крови вынудили итальянское правительство принимать все более жесткие меры против мафии, а зверства корлеонцев, вырезавших оппонентов целыми семьями, обеспечили правоохранительные органы массой pentiti («раскаявшихся») - враги корлеонцев, желая спасти себя и свои семьи, сдавались властям и давали показания. Все это позволило итальянскому государству уничтожить могущество мафии - множество мафиози (включая всех лидеров корлеонцев) и друзей мафии отправилось за решетку, а сама мафия, хотя и продолжает еще существовать, и близко не имеет прежнего влияния.
Стидда
Помимо мафии на Сицилии действует еще одна организация мафиозного типа - stidda («звезда», этимология названия неясна). Группы стидды оформились видимо в 1980-х годах, сложившись из осколков разгромленных корлеонцами мафиозных семей и прочих отщепенцев, изгнанных из рядов мафии. До конца 1980-х они не привлекали к себе особого внимания, однако с тех пор поднабрали и влияния и известности. Основным районом деятельности стидды первоначально была провинция Рагуза, позднее ее влияние распространилось на соседние провинции Агридженто и Кальтаниссета. Активность стидды отмечается и в других районах Сицилии и за пределами острова. В начале 1990-х стидда вела жестокую войну против корлеонцев в Рагузе и окрестностях, однако теперь поддерживает контакты с некоторыми семьями мафии. Группы стидды видимо организованы аналогично мафиозным, общего руководства они не имеют и действовать предпочитают скорее в духе старой «докорлеонской» мафии - договариваются, а не стреляют.
См. Letizia Paoli «Mafia Brotherhoods Organized Crime, Italian Style» John Dickie «Cosa Nostra: A History of the Sicilian Mafia» и проч.
Первые два сезона смотрел давно, решил досмотреть и, в общем, не прогадал. Последние два сезона действие крутится, в основном, вокруг России, можно было ожидать развесистой клюквы, но нет. Клюквы почти нет, люди явно очень старались чтобы ее не было, русские вообще показаны на удивление комплиментарно. Концовка, конечно, совершенно не голливудская, но вполне в духе национального кинематографа.
В связи с восстанием декабристов Николай I 21 апреля 1826 года издал рескрипт об истребовании по всему государству обязательств чиновников, что ни к какому тайному обществу они впредь принадлежать не будут. Ранее принадлежавшие к тайным обществам должны были представить подробное объяснение: название этого общества, его цель и какие меры предполагалось употребить для ее достижения. В Почтовом департаменте таких оказалось тридцать человек, из них восемь – Ф.Я. Вейраух, И.А. Лихонин, Ф.И. Прянишников, Ф.Ф. Розен, П.И. Рубец, Л.И. Рябиков, Ф.И. Смит, А.Ф. Трефурт – прямо или косвенно были причастны к перлюстрации. Например, Ф.Я. Вейраух, один из главных деятелей секретной экспедиции, был членом масонской ложи «К мечу» в Риге и не названной им ложи в Санкт-Петербурге. Рябиков, чиновник Литовского почтамта, состоял в 1818–1819 годах в масонской ложе «Добрый пастырь», был основателем ложи «Слава орла», где в 1819–1821 годах являлся наместником, мастером пятой степени; был почетным членом лож «Совершенное единство», «Школа Сократа», «Увенчанные добродетели», «Северный щит». Трефурт, управляющий виленской секретной экспедицией, а затем, в 1812–1813 годах, губернский почтмейстер в Вильно, был членом масонских лож «Западное постоянство», «Добрый пастырь» (ее членом-основателем); почетным членом ложи «Усердие литвина» (1818–1821). В. С. Измозик «Черные кабинеты»: история российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Сохранились воспоминания Леонида Павловича Маркизова, окончившего эту гимназию в предыдущем году.
В гимназии имени Ф.М. Достоевского. Два последних учебных года с 1 сентября 1931 г. по 19 июня 1933 г. я учился в гимназии имени Ф.М. Достоевского. Она была создана на базе закрывшейся американской гимназии для русских детей, созданной сектой методистов. Причиной перехода была необходимость лучше изучить английской язык. Его преподавала в нашем классе Евдокия Ивановна Чураковская. Уроки английского языка были ежедневно. Занятия велись полностью на английском языке, на уроках не произносилось ни одного русского слова. Изучалась грамматика, разговорный язык, история английской литературы, коммерческая корреспонденция, писали диктанты, заучивали стихотворения, читали отрывки из английской прозы, пересказывали прочитанное.
читать дальшеПодготовку получили основательную, но свободно разговаривать по-английски не очень рисковали. Когда в 1940 году я пришел в Шанхае к преподавателю, дававшему частные уроки английского, г-ну Гартенштейну, выпускнику Гонконгского университета, не владевшему русским, то выслушав мое желание брать у него уроки, он сказал, что я прилично владею английским. Я ответил: «А вы знаете, чего мне стоило рассказать вам по-английски о желании заниматься у вас?» Он засмеялся и сказал: «Значит, вам нужна практика». Мы с ним позанимались несколько месяцев и этого оказалось достаточно, чтобы я смог поступить в английскую пароходную компанию Mollers’Limited и работать, общаясь на английском языке, контактируя с одним из хозяев, курировшим порученные мне работы на промышленной площадке Mollers’Engineering Works.
Объяснив, почему я перешел из Пушкинской гимназии в гимназию имени Ф.М. Достоевского, теперь продолжу рассказ. Директором «Харбинской русской частной гимназии имени Ф.М. Достоевского» был Василий Савельевич Фролов. Заметив, что ученики нашего класса не умеют писать сочинения и грамотно излагать свои мысли, он дал преподавателю словесности Николаю Митрофановичу Веневитинову другой класс, а в нашем сам стал преподавать словесность. И что бы вы думали? Через несколько месяцев мы стали писать сочинения и по курсу литературы и на «свободные темы» уже не на «тройки», а на «четверки», а потом некоторые ученики - и на «пятерки».
Написав на доске темы, Василий Савельевич высказывал свои соображения - о чем и как он написал бы. Мы «мотали на несуществующий ус». Выдавая проверенные сочинения, он разбирал наиболее яркие «перлы», вроде «Сидя у окна проехал автомобиль». Это была его любимая критическая фраза из ученического сочинения. Надо было написать: «Я сидела у окна, а по улице проехал автомобиль». Подсказывал, как лучше изложить какую-нибудь сложную фразу.
В выпускном классе мы не ограничивались учебником В. Саводника, и на уроках словесности дополняли его стихотворениями С. Есенина, А. Ахматовой, А. Блока, В. Маяковского (конечно, не о «краснокожей паспортине», а другими его стихотворениями). В учебнике же о них было сказано не очень много по сравнению с другими поэтами.
В 1945 году В.С. Фролова постигла жестокая судьба. Он был арестован СМЕРШем Приморского военного округа. За что? Вряд ли кто скажет вразумительно. Мне рассказывал бывший харбинский журналист М.П. Шмейссер, что Василий Савельевич, в силу своего возраста, находился на инвалидном лагпункте Востураллага в Свердловской области. Начальник этого лагпункта был смелым (по тем временам) офицером и, безусловно, дальновидным и разумным: он ежедневно под свою ответственность «выводил» Василия Савельевича из зоны лагпункта к себе домой, чтобы В.С. обучал его детей. Что стало с В.С. Фроловым, я не знаю. Его дети Николай и Игорь, и жена Елизавета Николаевна, несмотря на советы, так и не сделали запрос в информационный центр МВД РФ, который дает сведения родственникам, используя картотеку ГУЛАГа СССР. Бог им Судья. Николай и Е.Н. Фроловы уже скончались.
Инспектриса гимназии Елена Францевна Кудрявцева преподавала геометрию и тригонометрию. Ее муж Петр Александрович, работавший в швейцарской фирме Бринера, был в 1945 году репрессирован и погиб где-то в ГУЛАГе. После 1954 года Елена Францевна жила в Казахстане.
Добрыми словами мы вспоминаем нашего классного наставника Сергея Ивановича Цветкова. Знаю, что в 1945-1956 гг. он был репрессирован, затем соединился с семьей, приехавшей из Харбина в город Бийск (на Алтае), был реабилитирован и закончил свой жизненный путь в г.Бийск в 1969 году. Там живет его дочь Ксения (Ася), учившаяся в нашем же классе, теперь она Сердюкова.
Сильным математиком был наш преподаватель Владимир Михайлович Александров. Летом, после окончания нами гимназии, он готовил группу «достоевцев» к конкурсным экзаменам в политехнический институт, и никто не провалился на вступительном экзамене.
Елена Николаевна Некипелова преподавала историю России. Видно было, что она «прочувствовала» преподаваемый ею предмет, организовывала подготовку нами рефератов по истории России. В зале собирались учащиеся старших классов сразу после уроков или отменялся последний урок.
Юрисконсульт акционерного общества «И.Я. Чурин и К°». Николай Николаевич Васильев преподавал «Учение о праве и государстве». Правда, курс не был «привязан» к условиям Маньчжоу-го - это, пожалуй, и неплохо, так как наши выпускники разъехались по разным странам. Профессор Леонид Григорьевич Ульяницкий преподавал востоковедение, которое знал очень хорошо, вследствие того, что основная его работа протекала в Русско-японском институте в Харбине.
Помню и других преподавателей по специальным дисциплинам. Сергей Васильевич Сперанский преподавал латынь. Мы прилично переводили Юлия Цезаря «Записки о галльской войне», знали «Monumentum» Овидия, а также знали, что «Памятник» А.С.Пушкина написан под влиянием Овидия, только Пушкин сравнивал народную память не с пирамидами, а с Александрийским столпом на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Врач Николай Николаевич Успенский преподавал гигиену и был школьным врачом. Всеволод Викторович Шамраев - отличный физик - в 50-х годах он читал лекции по химии в Харбинском политехническом институте. Доцент протоиерей Виктор Гурьев вел богословские предметы. Александр Михайлович Заалов по воскресеньям проводил сыгровки великорусского оркестра, и мы выступали на школьных вечерах.
На больших переменах успевали позавтракать и еще поиграть в волейбол. Умелым организатором был преподаватель гимнастики Николай Михайлович Крюков. Это был спокойный уравновешенный человек. Его характеризует, например, такой случай. В мои студенческие годы мы с Н.М. встретились летом, отдыхая на ст.Барим. Как-то Н.М. ушел на прогулку далеко от поселка, а тут пошел сильный дождь, перешедший в ливень. Все, кто был дома, видели как Николай Михайлович шел под проливным дождем обычным шагом. Когда он, «насквозь промокший», пришел, его спросили - почему он не бежал, а шел размеренной походкой. Н.М. ответил: «Если бы я побежал, все видевшие меня добродушно посмеялись бы, а я все равно промок, но показал спокойный характер».
О китайском языке я не забыл. Хочется сказать много добрых слов о преподавателе Николае Дмитриевиче Глебове и «сяньшене» м-ре Чу из департамента народного просвещения Харбинского муниципалитета. Мы с их помощью знали немало иероглифов и не краснели на выпускном экзамене, сдавая разговорный язык, и писали иероглифы на доске. Думаю, что будет уместно вспомнить шуточный разговор на одном из уроков. М-р Чу говорил, что китайцы-нищие пользуются оригинальным жаргоном: «Мадама шанго хлеба куша-куша». «Мадам» слово французское, «шанго» русское. Мы засмеялись, сказав, что такого русского слова нет, мы думали, что оно китайское. Здорово посмеялись все вместе с мистером Чу, прекрасно владевшим и русским и китайским...
Вообще, наш класс был многочисленным. Нас было более 50 человек. Все получили аттестаты зрелости об окончании гимназии, никто не остался «на второй год». Выпускной акт с вручением аттестатов был 19 июня 1933 года (как, оказывается, давно!), и нас впервые называли по имени-отчеству. Вечером был Белый бал до утра, когда мы впервые явились не в форме, а в черных костюмах, а наши дамы в длинных белых платьях, и мы поднесли им каждой по букету белых цветов.
Это тоже интересно вспомнить. У каждой гимназии был свой небесный покровитель. В Пушкинской гимназии св. благоверный князь Александр Невский, в гимназии имени Достоевского - преподобный Сергий Радонежский. Их иконы были установлены в актовых залах. Утром классные наставники приводили строем свои классы в зал. Впереди становились малыши, затем по своим классам остальные учащиеся, слева девочки, справа мальчики. Один из законоучителей совершал краткое богослужение, все учащиеся пели молитвы. Затем оркестр (в Пушкинской - духовой, в Достоевской - симфонический) исполняли гимн Маньчжоу-го, учащиеся пели «Тянь ди нэй ю ляо синь Маньчжу...» и т.д. После этого оркестр исполнял «Коль славен наш Господь в Сионе», заменявший в эмиграции гимн. Когда мы учились, это был период становления государства Маньчжоу-го, его первые шаги, и еще не было установлено поклонение в сторону резиденции императора Пу-И, хотя эра его правления уже называлась «КанДэ». Поклонение в сторону резиденции было введено позднее. Японский язык мы по этой же причине не изучали, он стал обязательным позднее. Китайский язык еще не назывался «маньчжурским» и в наших аттестатах был записан как китайский.
После этих церемоний директор гимназии проводил краткую беседу на различные воспитательные темы, иногда в связи с историческими датами русской истории. Под марш, исполняемый оркестром (иногда под музыку, исполнявшуюся на рояле), учащиеся строем расходились по своим классам и начинались занятия по расписанию.
Иногда на утреннюю молитву приходили родители. Из числа родителей учеников нашего класса чаще других бывали Виктор Васильевич Хммикус, Наум Геннадьевич Фридьев (он был членом родительского комитета) и другие. Однажды приехал председатель правления гимназии имени Достоевского Николай Львович Гондатги, чуть позже направлявшийся приветствовать японского консула по случаю какого-то их праздника. Он был одет в черную визитку и с орденом Восходящего Солнца на муаровой ленте. Этим орденом японский император традиционно награждал Приамурского генерал-губернатора в знак уважения к соседней с Японией Российской империи. Николай Львович был последним царским генерал-губернатором Приамурского края. Как орденоносца империи его всегда принимали высокие японские чиновники.
Обязательным для православных детей было говение во время великого поста. «Пушкинцы» говели в Свято-Алексеевском храме в Модягоу, «достоевцы» в Свято-Николаевском соборе. Католиками и протестантами «занимались» ксёндз и пастор.
Обучение было платным. Но так как не все родители имели возможность полностью вносить плату за обучение детей, то родительский комитет каждой гимназии устраивал киноконцерты или балы с благотворительной целью, сбор с которых родительский комитет использовал для частичной доплаты за обучение детей малоимущих родителей, на организацию бесплатных завтраков для них.
Для развлечения учащихся в гимназиях устраивались вечера с русскими танцами (фокстрот и танго в гимназиях не допускались) и концертами самодеятельности, иногда приглашались артисты. Посторонних, как правило, на такие вечера не допускали: на каждого приглашаемого постороннего надо было заранее получить письменное разрешение директора. Следить за дисциплиной было легче, так как педагоги были в основном мужчины. Курение в туалете не допускалось, не говоря уже о вине или тем более водке. Родительский комитет обычно организовывал на школьных вечерах бесплатный буфет - чай с бутербродами. Приглашали учащихся в столовую не всех сразу, а по классам. Такие вечера устраивались отдельно для младшеклассников. А для учащихся средних и старших классов вместе. За порядком следили дежурившие педагоги и родители. Вечера заканчивались в 9 часов вечера. Ходить в дансинги на танцы учащимся запрещалось категорически, а дискотек тогда еще не бывало... В гимназии имени Достоевского была традиция: выпускной класс издавал типографским способом одноразовый журнал. Наш шестой выпуск гимназии подготовил своими силами журнал, назвав его «У порога в жизнь» со статьями, стихотворениями, рассказами, юморесками, написанными самими нами.
Нередко на уроках бывали инспекторы департамента народного просвещения муниципалитета Харбина. Обычно это были Владимир Михайлович Анастасьев, известный художник и видный деятель народного образования в России и затем в Харбине, Павел Иванович Грибановский, позднее он был назначен начальником департамента народного просвещения города. А во время выпускных экзаменов В.М. Анастасьев был членом экзаменационной комиссии как представитель муниципальной власти города.
После гимназии Леонид Павлович учился в упоминавшемся уже Харбинском политехническом институте.
В Харбинском политехническом институте. читать дальшеВ 2000 году в нынешнем Харбине отмечалось 80-летие со дня основания Харбинского политехнического института. Основанный КВЖД в 1920 году сначала как техникум, он в 1922 году был реорганизован в политехнический институт, а сейчас - в ведении Министерства промышленности Китая и стал Научно-техническим университетом с обучением на китайском языке. Были выстроены новые учебные корпуса. Сейчас университет выпускает инженеров по 59 специальностям. По численности студентов он является вторым в Китае после «Цин-хуа» в Пекине, Но что имеет принципиальное значение - датой своего основания Университет справедливо считает 1920-й год, 9 сентября.
Сложной была история Харбинского политехнического института. Первым его директором был Алексей Алексеевич Щелков, а в 1924 году, когда управление дорогой стало осуществляться СССР и Китаем на паритетных началах, его сменил Леонид Александрович Устругов. Первоначально установленная структура института существовала до 1935 года, когда (после продажи советских прав на КВЖД) институт перешел в ведение администрации Маньчжоу-го и преподавание стало вестись на японском языке. Но в начале 1936 года власти Маньчжоу-го решили дать возможность окончить институт тем студентам китайской и русской национальности, которые уже там учились, но прием на первый курс для обучения на русском языке прекратился. Я перешел на третий курс из института св.Владимира.
Это было не лучшее время в истории института. Ректором, после отъезда в СССР Л.А.Устругова, был назначен японец М.Сузуки, а деканами факультетов профессор Юрий Осипович Григорович (инженерно-строительного) и профессор Александр Константинович Попов (электро-механического)...
Декан профессор Ю.О. Григорович преподавал нам «Основания и фундаменты», «Железнодорожный путь, его устройство и ремонт», «Металлические конструкции», «Деревянные мосты», «Мосты больших пролетов», руководил курсовым и дипломным проектированием. После поражения Японии обучение студентов возобновилось на русском языке и проф.Григорович был назначен заместителем директора, фактически руководившим учебным процессом.
Один из первостроителей восточной линии КВЖД профессор Сергей Александрович Савин поистине научил нас не только азам строительного искусства: он читал нам «Аналитическую геометрию», «Сопротивление материалов», «Статику сооружений», «Расчет статически неопределимых конструкций». По последней дисциплине расчетные формулы едва вмещались на огромной доске почти во всю стену аудитории.
Вспоминаются также четкие лекции Михаила Михайловича Эрихмана. Он вел курс лекций по железобетонным конструкциям и специальные разделы по сопротивлению материалов. Я специализировался по отделению путей сообщения. Николай Александрович Павлов читал нам курс «Соединение путей», который мы попросту называли «стрелки». Владимир Васильевич Колошин - «Тяговые расчеты железных дорог», Даниил Николаевич Депп - «Железнодорожные станции», «Обеспечение безопасности движения на железных дорогах», «Общие основы эксплуатации железных дорог», «Изыскания железных дорог», «Сооружение тоннелей», «Составление смет и технических отчетов».
Не одно поколение студентов-политехников помнят, конечно, Дмитрия Александровича Борейко, читавшего теоретическую механику и руководившего курсовыми упражнениями. Д.А. военный инженер, до революции военный летчик, работал в Гатчинской авиационной школе. В 1945 году репрессирован СМЕРШем и погиб осенью того же года...
Убеленный сединами Николай Семенович Кислицын обучал нас проектированию и строительству гидротехнических сооружений - плотин, дамб и т.п. Профессор Виктор Аркадьевич Кулябко-Корецкий преподавал основы электротехники, профессор А.К. Попов - электрофизику. Много времени уделял нам Владимир Николаевич Флеров. Он вел такие курсы, как «Начала строительного искусства и технология строительных материалов», «Геодезия», сопровождавшаяся летней практикой геодезических съемок за р.Сунгари, «Безрельсовый транспорт», «Водоснабжение и канализация». Добрых слов заслуживает также оставшийся в нашей памяти Александр Януарьевич Чернявский, он читал курсы гидравлики, отопления и вентиляции.
Николай Николаевич Захарьин - опытный химик с большим стажем на европейских химических заводах - читал курс лекций по химии и руководил лабораторными работами. Следы его где-то затерялись, какова его судьба, не знаю даже приблизительно - жив или нет?
Профессор Петр Федорович Федоровский не просто читал лекции по архитектуре и проводил занятия по рисованию, он творчески вёл курс и искренне радовался хорошим архитектурным решениям в проектах студентов. Да и сам с восторгом рисовал на доске архитектурные «излишества», как говорили у нас одно время.
Николай Капитонович Пафнутьев читал «Детали машин», позднее он уехал в США, был там крупным специалистом в этой области. Андрей Максимилианович Смирнов посвятил нас в тайны геологии и петрографии. Высшей математикой с нами занимался А. А. Васильев, начертательной геометрией - А.Я. Боголюбский.
Проф. Ю.О. Григорович руководил моим дипломным проектом, который я выполнял по его идее. Он предложил взять темой дипломного проекта арочный мост большого пролета из двутавровых балок, прокатывавшихся в те годы в Германии в городе Пейнэ. Их особенность состояла в том, что наружные и внутренние грани полок были параллельны, что изменило условия как их работы, так и конструкции в целом. В огромной библиотеке ХПИ были проспекты этого завода и основные исходные данные для проектирования из таких балок, а также другие технические журналы на немецком и других языках, которыми мы пользовались. Арочный мост получился с ажурными арками и «мощной» проезжей частью поверх арок. Без руководства Ю.О. вряд ли в те годы у меня получился бы проект такого моста. Я благодарен ему за то, что он «подталкивал» на принятие нестандартных решений...
Вообще инженеры разных специальностей, окончившие Харбинский политехнический институт в разные годы его существования, разъехались буквально по всему миру и были на хорошем счету в тех фирмах, где работали. Например, Юрий Васильевич Каунов работал в Сингапуре и Шанхае, Александр Георгиевич Сакович в Сингапуре, затем в США, Андрей Самуилович Вальс в Циндао и Ташкенте.
Выпускники ХПИ Михаил Васильевич Карбышев был техническим руководителем на строительстве Свято-Алексеевского храма в Модягоу, Василий Георгиевич Мелихов и Дмитрий Васильевич Родин возглавляли строительные работы на фанерном заводе бр.Лидделл в Харбине (во время Тихоокеанской кампании завод управлялся японцами, русские служащие остались на своих местах, лишь был назначен японец-советник для контактов с властями и «использования» фанеры там, где «требовалось»). Павел Евсеевич Кравченко, Николай Генрихович Менниг, Борис Павлович Стоянов работали в инженерном департаменте Харбинского муниципалитета.
На электромеханическом факультете преподавал профессор Владимир Александрович Белобродский, крупный теплотехник. Его деловые советы были полезны и нам - строителям и путейцам. Он читал лекции и руководил практическими занятиями, а также научными работами по исследованию актуальных технических проблем того времени. Широкий диапазон его научных интересов позволял Владимиру Александровичу знакомить студентов с новейшими достижениями техники, а теплотехническая лаборатория ХПИ, оборудованная по его проекту, давала возможность ставить перед студентами и серьезные задачи и вместе с тем вести исследовательские работы, необходимые для солидного научного учреждения... В беседах В.А. Белобродский советовал нам, студентам, после получения дипломов поработать и в других местах, применяя и расширяя полученные знания и практические навыки. «Ну хотя бы съездите поработать в Японии, это сейчас (в 30-х гг.) доступно», - говорил В.А. не раз.
В 1939 году русский ХПИ перестал существовать, но троих профессоров японская администрация пригласила остаться: это были Ю.О. Григорович, А.К. Попов и В.А. Белобродский, они стали советниками. Харбинский политехнический институт стал называться на китайском языке «Хаэрбин гао дэн гун э сюэ сяо», - без иероглифа «да», означавшего «вуз»: «Да сюэ сяо».
Оставаясь советниками В.А. Белобродский и А.К. Попов открыли «Харбинский русский техникум», который просуществовал около 6 лет и был закрыт в июне 1945 года. Для желавших получить высшее техническое образование на русском языке существовал политехнический факультет Северо-Маньчжурского университета.
В1945 году положение ХПИ вновь изменилось. Он был восстановлен снова с русским административным и академическим персоналом и занятиями на русском языке, имел три факультета: строительный, электротехнический и транспортный.
В 1937 году, во время последнего учебного семестра японская администрация ХПИ решила для облегчения и лучшего трудоустройства выпускников института, ввести обучение японскому языку. Назначили двух преподавателей-японцев по разговорному языку и по техническому. С преподавателем разговорного японского у нас возник конфликт: преподаватель ударил указкой студента. Поднялся шум, декан проф.Григорович объяснил ректору г.Сузуки, что в русских гимназиях это недопустимо, тем более в институте. Ректор согласился и преподаватель получил от него предупреждение, после чего занятия шли мирно, хотя особых успехов студенты не проявляли.
А на лекциях технического японского языка была другая картина. Преподаватель японский инженер, получивший высшее образование в США, не знал как ему работать с аудиторией, не владевшей японским языком вообще. Мы сами нашли выход, предложив преподавателю вести занятия и все объяснения на английском. Услышав от нас такое предложение преподаватель даже обрадовался и убедившись, что студенты не шутят, а действительно могут общаться с ним на английском, приступил к занятиям. Тут мы выяснили, что похоже сам преподаватель «плавал» в японской термической терминологии: он со «шпаргалкой» писал японский термин азбукой катакана на левой стороне классной доски, а на правой стороне, без шпаргалки, английский термин. Мы были заинтересованы знать английскую терминологию - к общему с преподавателем удовольствию. Но экзаменов ни по разговорному, ни по техническому японскому не было.
После защиты дипломных проектов, администрация ХПИ устроила большой банкет в китайском ресторане. Вскоре администрация приняла меры к трудоустройству новых инженеров по специальности: на железной дороге стали работать несколько человек, в дорожном отделе Харбинского муниципалитета двое - я и Андрей Сергеевич Дружинин. vgulage.name/books/1945/#chapt_74736
Посмотрел первый сезон. Очень неплохой, хотя главный герой мне малосимпатичен и упорно напоминает итальянского порноактера. Экшена мало, но все равно интересно. Жаль, что оставшихся двух сезонов нет в нормальной озвучке.
...Этим летом цены на курицу взлетели настолько, что даже мясопроизводители заменяют ее в колбасе свининой, и это получается для них выгоднее. www.fontanka.ru/2023/08/02/72558065/
...В сентябре 1908 года управляющий двором великой княгини Ольги Александровны и принца Петра Александровича Ольденбургского С.Н. Ильин обратился с письмом в Главное управление почт и телеграфов по поводу получения вдовствующей императрицей Марией Федоровной писем от своей дочери Ольги Александровны со следами вскрытия. Вице-директор Д[епартамента] П[олиции] С.Е. Виссарионов поручил А.Д. Фомину расследовать жалобу. В результате 24 октября был представлен акт, в котором утверждалось, что вскрытия не было, а была лишь плохая заклейка конвертов. Но Ольга Александровна распорядилась акт не подписывать, поскольку заклеивала эти письма сама. ...Не возражая против самой практики перлюстрации своих писем, товарищ министра внутренних дел и командир Корпуса жандармов П.Г. Курлов, а также С.П. Белецкий (в тот момент директор Департамента полиции) жаловались Фомину и Мардарьеву на небрежное обращение с конвертами. В частности, в ноябре 1910 года Курлов заметил, что адресуемые ему письма приходят «в очень плохо заклеенных конвертах», и поручил директору ДП Н.П. Зуеву обратиться к Фомину со следующей просьбой: «если письма его [Курлова] подвергаются перлюстрации», сделать так, чтобы «они не носили явных признаков вскрытия». В. С. Измозик «Черные кабинеты»: история российской перлюстрации. XVIII - начало XX века