Дневник EricMackay — @дневники: асоциальная сеть

понедельник, 11 марта 2024

01:54

Form follows content

Более того, вопреки традиционным представлениям, русское дворянство не было ни разорено, ни чрезмерно обременено долгами. Его общая задолженность перед государством (составлявшая к 1859 году сумму 425,5 млн рублей, фигурирующую у многих авторов), даже с поправкой на частные долги, по сравнению с имевшимися у дворянства активами все же не представляла собой неподъемную величину. По подсчетам советского специалиста по экономической истории Иосифа Гиндина, на вкладах в государственных банках в 1856 году находилось 936 млн рублей, что превышало сумму вкладов в пореформенных российских и даже в немецких банках до середины 1890-х годов. К 1859 году эта величина выросла до 970 млн рублей.
Некоторые историки указывают, что с учетом стоимости имевшейся у дворян недвижимости, составлявшей, по оценкам, от 1,375 млрд рублей в 1853 году до 2,1 млрд рублей в 1859 году, в дополнение к их денежным банковским вкладам и прочим активам, общая задолженность государству в 425,5 млн рублей не может считаться чрезмерной.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

воскресенье, 10 марта 2024

18:04

Form follows content

Кетайцы сраные продают на Озоне террабайтные флэшки за 200 рублей. Фактический объем памяти у них где-то гигабайт. Так-то все уже по цене понятно, но впечатляет масштаб расхождения заявленного с реальностью - в 1000 раз.

@темы: биореактор

URL

15:04

Form follows content

Пехота АОИ возвращается к «Аркам»
oleggranovsky.livejournal.com/1256676.html

Штурмовые винтовки в израильской армии. Бардак страшный.

@темы: ужасть

URL

02:10

Form follows content

Скандал, не прибавивший славы
Коса и камень двух самолюбий
Ровно полтораста лет назад перед мировым судьёй Александровского участка Москвы предстал директор Московской консерватории Николай Рубинштейн. Любимец и кумир всей культурной Белокаменной обвинялся в оскорблении «девицы Веры Щебальской», обучавшейся в уже тогда знаменитом учебном заведении искусству игры на фортепьяно.
lgz.ru/article/-1-6720-15-01-2020/skandal-ne-pr...

@темы: Россия

URL

02:10

Form follows content

Аврех, по моим наблюдениям, был законченный солипсист. Т.е. он, конечно, не думал, что весь мир - его представление, но он считал себя самым умным человеком из всех людей, когда-либо живших и живущих. Некоторое исключение он делал для своей жены и сына. Но для внучки такого исключения уже не делалось. Дедушка считал её пустой и глупой девицей. О всех героях своих исследований, начиная от царя и кончая меньшевиками, он всегда писал с величайшим презрением. Только большевиков не трогал - по понятным причинам.
П. Н. Зырянов «Школа Сидорова». Воспоминания младшего современника

@темы: история, хи хи

URL

четверг, 07 марта 2024

18:54

Form follows content

Европейские законы, контролировавшие ростовщичество, столетиями колебались между полным запретом процентов, установлением допустимой ставки и запретом лишь таких практик, которые считались хищническими, в первую очередь начисления процентов на проценты. По мере того как отношение западноевропейских обществ к кредиту становилось к концу XVIII века все более благосклонным, законы о ростовщичестве постепенно становились мягче, но в большинстве случаев продолжали существовать в том или ином виде.
В Англии потолок ставки 5%, установленный в 1713 году, был полностью отменен в 1854 году, когда в ходу уже давно был ряд весьма хитроумных юридических механизмов, позволявших обходить это ограничение. Французские законы до 1789 года запрещали займы под проценты, но содержали много исключений; в Наполеоновском кодексе 1807 года уже устанавливалась максимальная ставка – на уровне 5–6%. В большинстве штатов США максимальная процентная ставка сохранялась до XX века и иногда даже снижалась, хотя законы о ростовщичестве содержали много исключений и, как правило, игнорировались на практике. В целом в США наблюдалась тенденция к сохранению максимальных ставок при росте числа исключений, а наказания ограничивались аннулированием займов либо наложением умеренных штрафов.
читать дальше
В России так называемые законные проценты составляли 6% при некоторых исключениях в отношении коммерческих долгов, по которым мог взиматься дополнительный сбор в размере до 8%. Несколько законов, принятых в первой половине XIX века, привели к существенному смягчению ограничений. В 1834 году заимодавцам было разрешено взимать неустойку по невыплаченным ссудам под залог недвижимости. Закон от 1849 года отменял издавна существовавшее во многих правовых системах правило, прекращавшее начисление процентов, как только они достигали суммы основного долга. Наконец, закон от 1854 года разрешил сложные проценты.
Наказания за ростовщичество в начале XVIII века иногда были суровыми вплоть до конфискации собственности заимодавца, но после 1786 года они были ограничены штрафом в размере процентов, наложенных сверх нормы. По Уложению о наказаниях 1845 года этот штраф утраивался, а для неоднократных нарушителей вводилось короткое тюремное заключение. Что существенно, заемщики при этом не освобождались от выплаты как основной суммы долга, так и установленных по закону процентов. В то время как осуждение за уголовное преступление влекло поражение в правах состояния, осуждение за ростовщичество не предусматривало утраты сословных и гражданских прав, тюремного заключения или ссылки, недвусмысленно демонстрируя, что закон относится к ростовщичеству как к одному из самых безобидных преступлений.
Таким образом, подход к регулированию частного кредитования в России в целом не отличался какой-либо особенной жесткостью и не имел никаких принципиальных отличий по сравнению с важнейшими западными правовыми системами.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

среда, 06 марта 2024

20:20

Form follows content

Винная карта Европы, 1871 год

Винодельческие районы, типы (красное, белое, крепленое), общее производство по странам.
Удивляют второе место по объему производства Австро-Венгрии, обгоняющей и Испанию и Италию (понятно, что Венгрия, но тем не менее) и относительно скромные показатели Италии - 4 место. В Германии (без Эльзаса) виноделия в это время считай, что не было.

Полномасштабную карту можно скачать здесь

image host

@темы: история, map

URL

18:34

Form follows content

В этой длинной эволюционной цепи тем звеном, в котором особенно слабо разбираются даже специалисты, является судебная система, созданная Екатериной II в 1775 году и существовавшая до реформы 1864 года. Она служит исключительно полемическим фоном, с которым сравнивают достижения реформаторов. Дореформенные суды подвергались критике за их уязвимость для административного вмешательства и коррупции, за архаическое сословное судоустройство, за так называемый разыскной процесс, опиравшийся на жесткую систему «формальных доказательств», а также за низкую квалификацию судебного персонала. Эту тональность задавали юристы, в конце XIX века защищавшие реформированную судебную систему от консервативных нападок...
Даже если мы согласимся, что жуткие сценарии, излагаемые Аксаковым и прочими критиками, действительно имели место, и, более того, добавим к этим историям немало новых подобных случаев, дореформенные судебные дела, обсуждаемые в настоящей книге, тем не менее складываются в образ правовой системы, которая при всех своих изъянах не обнаруживает какой-либо крайней или исключительной дисфункциональности, помимо предсказуемых проявлений покровительства или экономического давления со стороны частных лиц или государственных чиновников – что представляет собой обычное явление даже в западных правовых системах, имеющих самую высокую репутацию.
читать дальшеНесмотря на то что более богатые, высокопоставленные или более опытные лица имели более высокий шанс на победу в судебных баталиях, подобный исход никогда не был предопределен. Даже дореформенная судебная система не жила по «закону джунглей», и к царскому правосудию продолжали обращаться миллионы владельцев собственности, предпочитавших идти в суд, нежели прибегать к каким-либо альтернативным способам улаживания разногласий или защиты своих интересов. Коротко говоря, в настоящем исследовании утверждается, что жители империи выработали привычку защищать свои имущественные интересы в суде задолго до 1860-х годов, и оспаривается мнение о том, что реформы были навязаны населению, чья правовая культура якобы не позволяла в полной мере воспользоваться подобными инновациями.

Мой второй концептуальный вклад в изучение русского права состоит в уточнении стандартов оценок, используемых в дискуссиях о российской правовой культуре и юридической практике, и особенно стандартов сопоставлений – явных или неявных – между российской и прочими крупными правовыми системами западного образца. Такие сопоставления могут различаться своими деталями, но в конечном счете все они восходят к идеалу «верховенства закона» (по-английски – «rule of law»), варианты которого можно найти в разных правовых системах в разные периоды истории. Его английская разновидность, употреблявшаяся в Викторианскую эпоху, включала три главных принципа: 1) «равенство всех лиц перед законом, вне зависимости от их статуса и экономического положения»; 2) наличие парламента как «верховного законодателя»; и 3) защиту прав личности, прежде всего права на свободу и права собственности. В США эти принципы были дополнены введением письменной конституции и практики судебной ревизии федеральных и местных законов, хотя такая ревизия до XX века носила рудиментарный и непоследовательный характер.
Другой моделью верховенства закона, влиятельной в XIX веке, была немецкая концепция Rechtsstaat, или правового государства, в своем более либеральном прочтении требовавшая полностью представительного парламента, защиты прав личности и независимости судов, однако в 1848–1919 годах делавшая акцент на формальных аспектах права как «системе беспристрастных, абстрактных и всеобщих правил, не имеющих обратной силы», которые были выработаны законодателем, могут изменяться по его воле и подлежат соблюдению со стороны других ветвей власти...
Неудивительно, что царской России с ее самодержавной властью и отсутствием многих из политических свобод не удавалось вполне соответствовать этим стандартам верховенства закона, особенно в его англо-американском варианте. Однако эти стандарты сами по себе уязвимы для критики как эмпирического, так и концептуального плана.
В эмпирическом плане важно помнить о многочисленных случаях несостоятельности верховенства закона в основных западных правовых системах, включая английскую, немецкую и американскую, несмотря на то что многие должностные лица в этих странах выбирались гражданами, чьи политические права были защищены лучше, чем в России. Список этих случаев весьма велик, включая санкционированный судом повсеместный режим расизма в США, национальное, классовое и гендерное угнетение в викторианской Британии, а также всем известную историю политических притеснений в Германии. Как отмечала применительно к более раннему периоду российской истории Нэнси Шилдс Коллманн, «на низовом уровне „рациональные“ государства Европы не выглядят такими уж рациональными, а приписываемое Московии „самодержавие“ не выглядит таким уж самодержавным».

В то же время исторические и эмпирически обоснованные концепции права более пригодны для сопоставления конкретных практик в России и других странах – таких, как наказание за преднамеренное банкротство и преследование ростовщичества или права собственности у женщин, – с целью выявления общих тенденций, которые Россия в каких-то случаях разделяла, а в каких-то – не разделяла с другими правовыми системами. Короче говоря, исходить из идеализированного образа английского или американского права и обнаруживать, что Россия была не в состоянии ему соответствовать, не более полезно, чем, скажем, утверждать, что православные русские были не настоящими христианами, поскольку в своей жизни они не следовали какому-либо «западному» образцу христианина.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

17:32

Form follows content

Однако если авторы западных работ, посвященных истории долга, изображают правовую систему просто как пространство тяжб и взаимодействий, неотъемлемых от долговых отношений, и не ставят под сомнение основы права как такового, то в случае России само место права в русском обществе и культуре представляет собой важную историографическую проблему. Право, подобно капитализму, нередко объявляется заимствованием, чужеродным традиционной русской культуре.
Многие специалисты и непрофессионалы верят в правовую исключительность России: что отношение к праву и к его роли в политике и обществе принципиально отличает Россию от прочей западной культуры, причем в неблагоприятную сторону. В ряде влиятельных исследований, посвященных законодательству имперской эпохи и юридической науке, утверждается, что право в России было не просто ущербным или недоразвитым, а представляло собой маргинальную и невостребованную сферу деятельности либо даже вовсе «культурную фикцию» – то есть набор риторических текстов, никогда не предназначавшихся для применения в повседневной практике. Это плачевное положение дел объясняется либо отсутствием органической правовой традиции (Джон ЛеДонн, Лора Энгельштейн), либо якобы присущим крестьянам правовым нигилизмом (Йорг Баберовски), либо отсутствием политических и социальных институтов, которые могли бы способствовать развитию законности и бросить вызов самодержавию (ЛеДонн, Элиз Кимерлинг Виртшафтер), либо даже ментальностью православных христиан, якобы по самой своей природе делающей их неспособными к законопослушному поведению, присущему жителям Запада (Уриэль Проккачиа).
читать дальше
Этот чрезмерно критический подход подвергся пересмотру в работах, фокус которых направлен на то, как закон применялся на практике, в отличие от публикаций ученых-юристов и журналистов, которых интересовали вопросы реформ. Они убедительно показывают, что в России издавна существовала богатая правовая традиция. В частности, из работ Владимира Кобрина, Нэнси Шилдс Коллманн, Джорджа Вейкхардта, Ричарда Хелли и других специалистов по допетровскому гражданскому и уголовному праву следует, что в Московском государстве существовала динамичная, сложная и активно использовавшаяся судебная система с хорошо развитой процедурой.
Виктор Захаров, Александр Каменский и Ольга Кошелева обнаруживают существование не менее динамичной правовой культуры в XVIII веке, подчеркивая, что юридические формальности являлись неотъемлемой стороной российской коммерческой практики, в то время как Джордж Мунро демонстрирует, что петербургские купцы XVIII века создали работоспособную систему коммерческого кредита, юридически опиравшуюся на систему вексельного права.
В своем выдающемся исследовании о том, как русские дворянки владели и управляли собственностью в дореформенной России, Мишель Ламарш Маррезе обнаруживает тесную связь правовой системы с личными имущественными правами и интересами, которые можно было определить и отстаивать в суде.
Ричард Уортман в своем фундаментальном труде показывает, что в первой половине XIX века в России сложился корпус хорошо образованных и мотивированных юристов, создав интеллектуальные и идеологические предпосылки для последовавших реформ. Джейн Бербанк в замечательном исследовании о волостных крестьянских судах в начале XX века подробно рассматривает крестьянские практики правоприменения, отмечая их готовность прибегать к закону для решения споров и обращая внимание на тот факт, что значительную долю дел в волостных судах составляли долговые тяжбы.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

вторник, 05 марта 2024

22:41

Form follows content

Согласно другому важнейшему стереотипу о России, ее многочисленное крестьянское население представляло собой экзотическую, однородную массу живущих натуральным хозяйством бедных земледельцев, незнакомых с рыночными отношениями и не имеющих никакого понятия о «западном» праве. В противоположность этому устоявшемуся взгляду историки Дэвид Мун, Джейн Бербанк, Трэйси Деннисон и Алессандро Станциани показали, что крестьяне различались уровнем благосостояния и занятиями, активно участвовали в рыночных отношениях и с готовностью использовали судебные процедуры для решения имущественных и прочих споров. Эти факторы в сочетании с сезонным и непредсказуемым характером сельскохозяйственного цикла не позволяли обойтись без кредита ни крестьянам, работавшим на земле, ни дворянам, которым подчинялась значительная их часть – и которые жили за их счет, – ни государству, собиравшему и с тех и с других как прямые, так и косвенные налоги.
читать дальше
Сами дворяне-крепостники нередко изображаются расточительными и бесхозяйственными, а потому безнадежно погрязшими в долгах, но в то же время ревниво охраняющими свои экономические привилегии. Однако эти устаревшие описания относятся к небольшой, численностью менее чем 3 тыс. человек, прослойке богатейших помещиков, которые могли себе позволить роскошный образ жизни и огромные долги. Они игнорируют существование десятков тысяч образованных, но в большинстве своем консервативных и религиозных землевладельцев, которые могли вести комфортабельную жизнь, но для этого должны были эффективно управлять своей собственностью. В работах Сеймура Беккера, Мишель Ламарш Маррезе, Кэтрин Пикеринг Антоновой и Валери Кивелсон показано, к каким различным юридическим и социальным стратегиям прибегали подобные семейства средней руки. В число стратегий входили законное разрешение замужним женщинам владеть и распоряжаться собственностью, обширные горизонтальные и вертикальные социальные и родственные связи и даже нередко критикуемый обычай равного раздела наследства... Анализируемые в этих работах модели и практики владения собственностью – сложные и никогда не являвшиеся абсолютными либо эксклюзивными – имеют большое сходство с их западными аналогами XIX века.

Давно сложившееся представление о российской провинции как о глухом захолустье пересматривают авторы исследований, посвященных поместному дворянству. Помимо Антоновой, историки Сьюзен Смит-Питер, Мэри Кэвендер и Кэтрин Евтухов в своих работах демонстрируют насыщенность и многообразие провинциальной культуры, в которой не обнаруживается никакого чеховского стремления к столичной жизни; ее многие дворяне вполне сознательно избегали.
Вопреки заключениям Ли Фэрроу и Уильяма Вагнера об отсталости дворянских «клановых» структур, сообщество дворян среднего достатка служило основой для самодостаточной и, судя по всему, вполне благополучной сельской культуры, которая была консервативной, но отнюдь не реакционной. Однако провинциальная самодостаточность была бы невозможной без кредитных отношений, которые, как отмечает Антонова, были тесно вплетены в жизнь дворянского имения и связывали душевладельцев с государством, их домочадцами и другими дворянами, а также крестьянами и членами других, менее привилегированных групп. Деньги и задолженность оказываются неотъемлемой частью повседневной жизни дворянства, а вовсе не катастрофой или следствием нереализованных стремлений.

Наконец, городское и торгово-промышленное население России состояло из купечества, обязанного за свои привилегии выплачивать ежегодные гильдейские взносы, а также из мещан и цеховых, различавшихся уровнем благосостояния, но, подобно купцам, имевших собственную корпоративную организацию. За исключением самых богатых купцов, на всех них, как и на крестьян, распространялись воинская и податная повинности и телесные наказания.
Историческая память не была милосердна к этим людям: традиционное русское купечество, осуждаемое в советскую эпоху за принадлежность к капиталистам, а в западной литературе подвергавшееся критике за то, что были не вполне капиталистами, стало объектом насмешек и экзотизации и не воспринималось в качестве полноценного участника исторического процесса из-за предполагаемой неспособности возглавить капиталистическое развитие России вследствие своей отсталости, нечестности и кастового мышления, якобы обособлявших купцов от остального общества.
Как и в случае с провинциальной жизнью, другие работы об этих сословиях, преимущественно написанные в последние годы, воссоздают динамичную культуру, не похожую на мир дворян и крестьян, но все же тесно связанную с ним и вполне сложившуюся уже в XVIII веке. Уильям Блэквелл в своем исследовании 1968 года о развитии промышленности в России в 1800–1861 годах утверждает, что его движущей силой, наряду с другими группами, служили и купцы с их предпринимательскими навыками. Дэвид Рэнсел в своем микроисторическом исследовании дневника одного купца конца XVIII века опроверг миф о невежестве и грубости купечества. Он изображает его «не как непроницаемую, герметически закрытую социальную заводь, а как более динамичную и красочную социальную среду, в которой могли процветать, терпеть крах и начинать заново такие персонажи, как Толчёнов». Александр Куприянов показывает, что дореформенные коммерческие элиты активно участвовали в городском самоуправлении и были способны отстаивать свои интересы в противостоянии с бюрократией.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

22:39

Form follows content

Сохранение в России неформального личного кредита наряду с прочими «старорежимными» структурами и практиками легко воспринять неверно внутри большого нарратива о принципиальной неполноценности или «отсталости» России, постулирующего ту или иную ущербность всех главных аспектов ее цивилизации.
Даже историки, имеющие репутацию «оптимистов», утверждают, например, что Российская империя оставалась сословно фрагментированной в соответствии с порядками раннего Нового времени, что из крестьян не получились фермеры-капиталисты, что дворяне – а в дальнейшем и интеллигенция – не сумели стать эффективным правящим классом, что купцы и прочие городские группы так и не превратились в буржуазию западного типа, что в стране не развивался капитализм, что ее правительство не выполняло своих функций и что законность и институт частной собственности пребывали в зачаточном состоянии или вовсе отсутствовали. Например, в научной литературе отнюдь не являются чем-то небывалым утверждения о том, что «русские дворяне нередко владели землей, но у них не было частной собственности». И хотя такие заявления в таком концентрированном виде можно встретить лишь в немногих работах, с ними почти неизменно соглашаются как с чем-то очевидным.
читать дальше

@темы: история, книги, Россия

URL

21:12

Form follows content

Концовка конечно мощная. Тут Соллима молодец.

@темы: tv

URL

понедельник, 04 марта 2024

16:41

Form follows content

Возможно, главной причиной, по которой эти любопытнейшие, но фрагментарные наблюдения, связанные с развитием кредита в России, не получили дальнейшего развития, являлось широкое распространение идеализированных евроцентричных и особенно англоцентричных моделей кредита и капитализма. Вышеупомянутые работы, посвященные культуре кредита в Западной Европе и Северной Америке, показывают, что на практике эти модели оказываются такими же фрагментированными и спорными, какими они были в России, и что диктуемые ими правила, как указывает Пол Джонсон, не являлись «ни естественными, ни нейтральными, ни… в каком-либо традиционном смысле социально или экономически оптимальными».
Европейцам и американцам в XIX веке были свойственны настороженность и разногласия в отношении многих ключевых аспектов современного капитализма, таких как ограниченная ответственность, освобождение банкротов от долгов, бумажные деньги, финансовые преступления, суды и адвокатская профессия, а также мораль предпринимательского класса. Как предлагает Сара Маза в своей работе, посвященной «мифу» о французской буржуазии, пора «перестать проецировать англосаксонскую модель с ее непременной связью между капитализмом, либеральной демократией и индивидуализмом среднего класса на континентальные общества. Также, возможно, настало время задуматься над тем, не является ли англо-американская модель исключением, а не нормой в эволюции западной культуры».
читать дальше

@темы: история, книги, Россия

URL

04:42

Form follows content

В том, что касается России, лишь немногие исследования хотя бы вкратце затрагивают социальные и правовые аспекты кредита: Юрий Лотман и Джером Блум отмечали, что дореформенное дворянство погрязло в долгах, в то время как Каган, Рибер, Оуэн и Блэквелл в своих работах, посвященных русскому капитализму и капиталистам, полагают, что нехватка кредита и недостаток доверия вообще серьезно ограничивали размах торговых операций. Авторы более специализированных работ не согласны с этим: например, Иосиф Гиндин утверждает, что в плане развития крупных банков Россия не слишком отставала от других континентальных государств.
Гиндин и другие историки, изучавшие бремя задолженности дворян перед государством накануне освобождения крестьян, исследовали часто цитируемые данные, согласно которым в 1859 году две трети всех крепостных крестьян, принадлежавших частным лицам, было заложено в государственных банках, и выяснили, что это бремя отнюдь не было непосильным в сравнении с общей величиной активов, доступных владельцам крепостных. В частности, Борис Литвак указывал, что более преуспевающие дворянские имения были вместе с тем и более отягощены долгами и что задолженность, таким образом, свидетельствовала об экономической жизнеспособности и процветании, а вовсе не о неплатежеспособности или нерентабельности. Тем не менее влияние кредита на русское дворянство по-прежнему очень слабо исследуется, в противоположность тем обширным дискуссиям, которые ведутся о долгах английских аристократов.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

воскресенье, 03 марта 2024

18:24

Form follows content

А вот А. В. Беляков молодец.

@темы: история, книги

URL

17:46

Form follows content

Заданные Марксом рамки служили основой для всех советских и многих постсоветских исследований на тему кредита, остававшихся в рамках экономической истории и посвященных возникновению современной капиталистической банковской отрасли. Личному и неформальному коммерческому кредиту в этих работах уделяется в лучшем случае немного внимания, причем он отождествляется с бедностью, несостоятельностью и стагнацией. Например, советский историк Саул Боровой в своей фундаментальной и новаторской работе о государственных и капиталистических банках в дореформенной «феодальной» России признавал, что частное кредитование было широко распространено и может служить мерилом для оценки государственной кредитной политики; однако, вынужденный следовать марксистской парадигме, он объявлял «ростовщичество» архаичным хищническим явлением, даже не подвергнув его хотя бы поверхностному анализу. На труды Борового и других советских историков опираются стандартные западные работы Альфреда Рибера, Томаса Оуэна, Уильяма Блэквелла, Аркадиуса Кана и Джерома Блума.
Из тех же рамок исходят авторы немногих советских и постсоветских работ о кредите в раннее Новое время, в особенности посвященных купцам Петровской эпохи и крупным средневековым православным монастырям, вовлеченным в обширные и разнообразные кредитные операции и рассматриваемым в качестве предшественников современных банков. Из этих работ следует, что до Великих реформ 1860-х годов и даже до Петра I в России столетиями существовала обширная, активная и разнородная сеть частного кредита. Однако частный кредит при этом не увязывается с более широкими социальными, политическими и культурными процессами.

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

14:56

Form follows content

Кино

:kino:

@темы: ужасть, хи хи

URL

суббота, 02 марта 2024

20:07

Form follows content

...В сравнении с нашим миром кредитных карт и транснациональных банков Российская империя и другие раннеиндустриальные общества отличались еще меньшей стабильностью частного дохода, еще большей нехваткой оборотных средств и еще меньшей адекватностью кредитных учреждений. ...В результате представители всех социальных групп и уровней дохода – и торговцы, и потребители – были плотно опутаны сетью долговых отношений со своими родственниками, коллегами и соседями, а также – во все большей степени – с людьми, с которыми они никогда не встречались лично. Эта кредитная сеть опиралась не только на объективную информацию об экономическом положении и перспективах заемщиков, но и на их репутацию в сообществе, которая, в свою очередь, зависела от разделяемого данным сообществом набора культурных установок в отношении личной независимости и ответственности, чести, несостоятельности, наказания и собственности.
Ключевые черты российской культуры кредита – неформальные и личные связи, моральная экономика долга и ее влияние на различные неэкономические аспекты жизни – были характерны и для других раннеиндустриальных обществ, причем они особенно хорошо документированы для англо-американского мира... Если коротко, то эти работы показывают, что переход к «современному» кредиту остался незавершенным и носил неоднозначный характер. В свете этой литературы создается впечатление, что развитие российского права и практики личного кредита в целом шло тем же путем, что и на Европейском континенте, и Россия в этом отношении не обнаруживает никакой или почти никакой так называемой «отсталости».

Сергей Антонов «Банкроты и ростовщики Российской империи»

@темы: история, книги, Россия

URL

17:09

Form follows content

А. А. Иванов
Вождь черной реакции: Николай Евгеньевич Марков

Первая научная биография Маркова-2, известного лидера Союза Русского Народа. Книга очень хорошая, масса интересного о взглядах и деятельности Маркова и до 1917 года и после.

Также - здесь

читать дальше

@темы: история, книги, Россия, конспект

URL

03:21

Form follows content

А служба в ЦК в плане практики управления человека во многих случаях только портила. Отбивала охоту брать на себя хоть какую-то ответственность. Получил дельное предложение — обязательно напиши возражения. Что случись, ты предупреждал, ты был начеку. А вместо конкретных дел на Старой площади чаще всего занимались пустой говорильней. Мне нередко приходилось бывать у них на разных совещаниях и комиссиях. Подготовка к ним шла месяцами, доклады выверялись и согласовывались до последней запятой. Потом заслушивали друг дружку и не принимали никаких решений. А после ходили и восхищались: "Ах как хорошо провели совещание!"
www.kommersant.ru/doc/1752486

@темы: хи хи, биореактор

URL

Последние 1 …20 …24 25 26 27 28 …40 …60 …837