Местничество и действительность (почти «поэзия и правда»)
Известный московский род Вельяминовых на рубеже 1650-х—1660-х гг. много докучал царю с местническими претензиями. Сначала в Смоленске вторым воеводой на смену одному из Вельяминовых (Андрею Степановичу) был назначен князь Борятинский. А в Полоцке в это время вторым же воеводой был сын Андрея Степановича Иван Вельяминов. Смоленск был в каком-то счете выше Полоцка (так, в этот момент в Смоленске главенствовал князь Борис Александрович Репнин, а в Полоцке – его сын Иван, оба бояре), поэтому второй полоцкий воевода в местнических координатах проигрывал второму воеводе смоленскому. Недовольные этим, братья Ивана Вельяминова били челом царю, что ему невместно быть меньше Борятинского. Царь сказал, что официально Полоцк и Смоленск не состоят в местнических отношениях, относятся к разным «разрядам», и это подразумевало, что в этом назначении (Борятинского в Смоленск при живом Вельяминове в Полоцке) царь не видит потерьки (т.е. местнического проигрыша) для Вельяминовых. читать дальше Второй раз Вельяминовы морочили царю голову, когда из них Степана Михайловича назначили в Полоцк первым воеводой, а Никиту Андреевича, первого челобитчика в прошлый раз, - вторым (август 1660 г.). Но Никита заявил (в пересказе главного специалиста по местничеству Ю. М. Эскина), что «хотя его родственник-начальник по лествице ему и «дед», но «в роду у них худ», и первым-де воеводой следовало быть ему» (Эскин 2020: 218). С этим царь согласился и Степану Михайловичу пришлось ехать в Полоцк одному, без товарища, хотя на месте ему достался в этом качестве Иван Андреевич, брат Никиты, тоже, наверное, считавший себя лучше «деда». Он был там оставлен на время с частью действующей армии, но перешел в итоге из полковых в городовые, «осадные» воеводы.
Но вскоре в Полоцк подобрали более солидного первого воеводу – окольничего, князя, уже повоеводствовавшего там несколько лет назад – Данилу Степановича Велико-Гагина (начало мая 1661 г.). Степан Вельяминов становился при нем вторым, а Иван – третьим воеводой. Неугомонный Никита Андреевич снова был возмущен. Он бил челом царю, что тем Вельяминовым, что в Полоцке, служить с Велико-Гагиным невместно и просил дать с ним счет. По мнению Ю. М. Эскина, «третье возобновление вельяминовских претензий царь явно счел назойливым» (Эскин 2020: 219). Никита Вельяминов с братьями были вызваны к крыльцу царского дворца и с его вышины думный дьяк Семен Заборовский (обладатель исключительно забористого почерка и будущий тесть царя Федора Алексеевича) объявил им государев указ: «Никита! Бил ты челом государю, что дяде твоему Степану и брату твоему Ивану с окольничим с князь Данилом Степановичем Великого-Гагиным быть невместно. И вы били челом, не познав свою меру – с окольничим с князь Данилом Гагиным быть вам мочно. И указал государь за бесчестье окольничего князь Данила Степановича Великого-Гагина тебя, Никиту, послать в тюрьму, а дяде твоему Степану и брату твоему Ивану указал государь с окольничим с князь Данилом Степановичем Гагиным в товарищах быть по прежнему своему государеву указу». И Никита был тут же отослан в тюрьму. Не сказано на сколько, но обычно такие аресты длились не более нескольких дней.
В июне 1661 г. Велико-Гагин добрался к Вельяминовым в Полоцк и начал устраиваться первым воеводой: принял укрепления, гарнизон, всякие запасы и архив, стал налаживать хозяйство. Его товарищу Степану Вельяминову, передвинутому из первых во вторые воеводы, пришлось потесниться. И, как выясняется, потесниться ему пришлось гораздо сильнее, чем мы, да и он сам могли бы ожидать.
Вот как он сам описывает свое положение в начале июля в челобитной царю :
«Был я в Полоцку первым воеводишкою, и на дворе первого воеводы стоял, и маетности [имения] в Полоцком уезде, которыми по твоему, великого государя, указу владели первые воеводы, даны [были] мне. И ныне в Полоцку велено быть окольничему князю Данилу Степановичю Великого-Гагину, а мне велено с ним быть, да в третьих воеводах – внуку моему Ивану Андрееву сыну Вельяминову.
И окольничий кн. Данила Степанович велел мне с того двора, на котором я стоял, съехать, и я с того двора съехал на опальный на изменничий дворишко, а на том дворе только две избенки, а иного никакого пристрою нет. И я с женою и с детишками в тех избах жил на потолоке.
И увидя мое разорение и бесчестье, твой, государев, богомолец Калист, епископ полоцкий и витебский, дал мне на своем на людском дворе в другом городе [вне кремля, внутри второй линии стен] постоять на время с людьми своими. И ныне я на том дворе стал с великою нужею и с позором.
А мещанам, бурмистрам и райцам даны твои, великого государя, грамоты: стояльцам у них не ставиться. Да мещанам же дана твоя грамота: дворов воеводских строить им не велено.
А другова [второго] воеводы устроен двор нарочный, и тот двор занял Иван Вельяминов, а у него, Ивана, двор был в верхнем городе, и он, уведав, что будет в Полотеск окольничий кн. Данила Степанович, а ему быть в третьих воеводах, тесня меня и позоря, с того двора съехал на воеводский двор другова воеводы, а в городе на том дворе, который был устроен ему, Ивану Вельяминову, поставил жить воскресенского попа, а в клетях поклал свою рухлядь.
А маетности, которыми ты, великий государь, пожаловал меня, окольничий кн. Д. С. взял себе, мстя тому, что я бил челом тебе в отчестве, а за мною маетности не оставил ничего.
И мне, холопу твоему, будучи на твоей, великого государя, службе, сыту быть нечем, а за Иваном Вельяминовым и за дьяком Тимофеем Кузминым маетности по-прежнему. А позорит меня Иван Вельяминов, мстя тому, что у меня с братом его с Микитой брань и ссора в нижегородцком поместейце, и быть мне с ним, Иваном, вместе нельзя».
В итоге второй воевода просил отставки: «чтоб мне, живучи в Полоцке, с женишкою и с детишками голодною смертью не умереть», а на самом деле – чтобы подчеркнуть свое несогласие не только с притеснениями, которые он терпел, но и с невыгодным для местнического счета служебным назначением.
Как видно, Степан Вельяминов и сам когда-то местничал с князем Велико-Гагиным (тогда это местническое дело не сохранилось; другой вариант - что он посчитал себя участником последнего челобитья Никиты Вельяминова, идущего как бы от всех Вельяминовых против всех Велико-Гагиных). Было ли это одно дело или два, но Вельяминовы в любом случае не получили в нем/них удовлетворения. Внутри рода у Степана был конфликт и местнический, и имущественный с «внуками» Андреевичами – Никитой и Иваном. И оказывалось, что все эти противоречия сразу же давали о себе знать на службе. Но надо отдать воеводам должное: как бы они ни враждовали друг с другом, перед лицом приближающегося литовского войска никакой порухи «государеву делу» они не допустили и Полоцком управляли без видимых упущений.
Алексей Михайлович, со своей стороны, тоже постарался вернуть лад между воеводами и восстановить социальный порядок и старшинство. Велико-Гагин должен был поставить Степана Вельяминова на двор, предназначенный для второго воеводы, и дать ему владеть маетностями второго воеводы. Ивана Вельяминова следовало переместить на тот двор, который был у него раньше (и для него и был построен). Типичный царь Алексей: заставлять служить вместе врагов, чтобы они мирились за совместной работой (точно так же он постоянно пытался помирить Хованского и Ордина-Нащокина). И чтобы все было чинно и упорядоченно по всем статьям церемоньяла.
Местнических столкновений между участниками этого дела больше не известно. До конца 1661 г. в Полоцке между воеводами было тихо, а как они жили дальше – то нам не ведомо.
Что еще интересно в этой истории – в ней выскакивают редкие данные о том, как было устроено содержание русской администрации в Великом княжестве Литовском.
Литература. Дополнения к тому III Дворцовых разрядов. СПб., 1854. Стб. 190, 237, 256. Эскин Ю. М. Местнические конфликты в эпохи войн и смут. М., 2020. С. 218—219.
Уникальным документом... следует считать соборную память, составленную в связи с уходом игумена... Память была составлена 25 марта 1606 года в Вассиановой Строкиной пустыни Каргопольского Спасского монастыря. Игумен Кирилл сложил с себя обязанности управления обителью и, взяв свое имущество, книгу, одежду и деньги, переселился в Палеостровский монастырь. Иеромонах Варсафоний с келарем собрали всех старцев и служек обители и составили соборную память. Братия изначально указала, что не высылала игумена «никоторыми обычаи»... Вторым было постановление о дружном житиипо церковным правилам и обычаям. Что входило в это положение? Соборная память давала четкий ответ: «хитрости не чинить», «не бражничати», утрат монастырской казне и корысти себе за ее счет «не чинити никоторыми делы»; запрет держать по кельям «продажный товар» и «пьяное питие»; монастырское имущество и скот без ведома собора не продавать; деньги и хлеб на личный обиход через кабалу или без нее ни у кого не занимать. В документе содержался также перечень наказаний: все причиненные обители убытки виновники обязаны были лично возмещать...; ослушников... судит собор; бездельников и наветчиков («кто клеплет») собор не только судит, но и «смиряет»; единоличное решение по любому поводу исключается... и наказание без подробного исследования дела не может следовать... Если бездельники, ушедшие из монастыря, или сторонние люди «учнут на нас привозити государевы... судимые или сыскные [грамоты]» или... «искать по челобитным монастырского»... тогда всей «братье... брату брата... ни в каких поклепных делах не выдавати и против исцов... стояти...всем во всем за один без выдачи».
В. И. Ульяновский «Священство и царство в начале Смуты»
«Бордо» - «Нортгемптон» Очень хаотичный и нервный матч. «Святые» (у которых проблемы с составом усугубились двумя травмированными на первых же минутах) очень старались, но не смогли. Жирондинцы же, несмотря на явное превосходство, в очередной раз в ответственном матче играют недостаточно убедительно. Итог - не очень уверенная победа французов. Судейство опять было женским - Амашукели откровенно не хватает яиц.
«Бат» - «Лион» В первом тайме шла довольно равная борьба, но на второй «Лион» не хватило. Судейство оставляло желать - первая в мире женщина-судья в первом тайме напринимала сомнительных решений - простила Андерхилла, дав ему желтую вместо красной и проч. «Бат» опять тупо нарушает в решающих матчах - Андерхилл вполне заслужил очередную красную, не успел он уйти, как «Бат» схватил еще одну желтую, совсем уж глупую, и некоторое время играл с 13 регбистами. Но в целом победа заслуженная, молодцы.
Многонационалия это какая-то сплошная фальсификация. Врач после приема пишет в электронной карте: живот горячий, ноги холодные, жалоб на режим не предъявляет и т. п., хотя ни ног ни живота моих он не видел и вообще я приходил по другому поводу. Почта пишет: в 4 утра передала мою бандерольку почтальону, в 9 утра мне ее вручить не удалось, в 6 вечера мне ее таки вручили. На самом же деле я пришел на почту сам и как раз в 9 утра эту бандерольку и забрал. И так у них везде.
Суд над монастырскими [людьми] вершит сам игумен, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным; в случае убийства, если не будет найден его исполнитель, вира «за голову» платится в размере 2 рублей... Обнаруженного же душегубца передают «тому чей будет присуд», вира не платится за самоубийцу или умершего от несчастного случая («згорит, или от своих рук утеряется, или с дерева, или с хоромины убьется, или ково зверь съест, или кто озябнет, или ково гром убьет, или хто утонет... или из иных волостей на монастырскую землю под их деревни и под дворы утоплого человека водой принесет»), после осмотра покойного наместниками и дьяками царскими с целовальниками... платят «смотренного» по 4 алтына... с головы.
В. И. Ульяновский «Священство и царство в начале Смуты»
Показательным стало также дело по тяжбе между монастырем и крестьянами дворцового села Красное о Новгородских лугах во Владимирском уезде (там ежегодно ставили по 1600 копен сена, т. е. луга были очень доходными)... Игумен Исайя жаловался, что крестьяне насильно косят монастырские луга. Крестьяне же отпирались: монахи на них «клеплют»... Монастырский стряпчий Замятня Симонов ссылался на владимирских приказных людей, попов и посадских. На это крестьяне отвечали, что «Рождественский монастырь место великое, приказные люди и попы у них припоены и прикормлены, а посадские люди у них многие задолжены». Обе стороны слались на «весь Володимирский уезд»... По «цареву слову» суздальскому губному старосте и приказчику велено было [произвести] розыск. в расспросе 998 человек подтвердило насильственный покос крестьянами... монастырских лугов, 187 допрошенных свидетельствовали против этого и 40 отказались по неведению... Боярин и дворецкий Василий Михайлович Мосальский... вынес решение в пользу монастыря... Кажется здесь роль Лжедмитрия I никак не проявилась: судьей был его дворецкий, как и следовало из пунктов о подсудности монастыря... Тем не менее Самозванцевым именем красненские крестьяне воспользовались при Василии Шуйском, чтобы вновь завладеть лугами - на том основании, что они присуждены монастырю при Ростриге.
В. И. Ульяновский «Священство и царство в начале Смуты»
Летом 1601 года царь Борис Федорович приказал «в Кирилове монастыре переписать братию и слуг и всяких служебников... и сметити, сколко им в год надобе на монастырский обиход денег и всяких годовых запасов». ...Кроме игумена Иоасафа в [Кирилло-Белозерском] монаcтыре проживали 10 соборных старцев, 12 иеромонахов, 5 иеродьяконов, 20 крылошан, а рядовых старцев (включая проживающих на московском подворье...) - 137. Всего 184 человека. На них требовался расход: по 3 чети ржи на человека - 644 чети, по 1 чети пшеницы - 184 чети, солоду ячного - 552 чети, ржаного - 72 чети, овсяного - 184 чети, меду - 600 пудов..., толокна - 25 четей, круп овсяных - 30 четей..., круп гречневых - 20 четей, круп ячных - 10 четей..., масла коровьего - 100 пудов, масла конопляного - 2 бочки, семен конопляных - 15 четей, гороху - 15 четей, перцу - 10 фунтов, луку - 15 четей, чесноку - 10 четей, судака и леща - 200 бочек, средней и мелкой рыбы - 2500 [чего?], вязиги - 2000 пучков, черной икры - 30 пудов. Из всех этих съестных припасов нужно было купить недостающего на 591 рубль. Игумену и братии на сапоги и одежду нужно выделить 560 рублей, 19 алтын и 2 деньги. То есть для братии на запасы и одежду полагалось в год 1097 рулей 19 алтын и 2 деньги. читать дальшеВ монастыре, его селах и на промыслах трудился 391 человек мастеровых, слуг и служебников (из них 46 лицам в селах жалованье не полагалось), которым требовалось 1380 четей ржи, 172 чети толокна, 86 четей круп, 86 четей ржаного солоду и 385 четей овсяного солоду. Все это оценивалось в 300 рублей. Кроме того, в больницах находилось 90 человек и в богадельне - 12. Им требовались рубашки и рожь для пропитания. Общие подсчеты давали сумму в 2330 рублей. ... Еще нужно было покупать косы, гвозди, ложки, кляпы, лапти, рогожи, лыко, мыло, замки и пр. хозяйственные вещи, а также ладан, иконы, темьян, масло для церковных нужд. На все это требовалось 233 рубля 20 алтын. Итак, ежегодный расход монастыря должен был составить 1640 рублей 12 алтын, в казне было в наличии 6908 рублей 27 алтын.
В. И. Ульяновский «Священство и царство в начале Смуты»
...Среди прочего, я видел на этой карте (а она висела у меня под носом) белый ромб между Ираком и Саудовской Аравией. Тогда он, с загадочной надписью «нейтральная территория», меня немного волновал, но я рос и начал чесать совершенно другие места (ссылка географический анекдот, если кто не понимает), а теперь вдруг решил посмотреть, что там. Всё дело было в том, что сто лет назад Ирак находился под британским управлением был в сложных отношениях с Саудовской Аравией, которая тогда была султанатом Неджд. Дело шло к войне, но всё это удалось спустить на тормозах, но граница была не размечена, и в 1922 году там создали нейтральную зону (довольно большую — семь тысяч квадратных километров). Главным условием (помимо свободного доступа кочевников, невзирая на их принадлежность) было то, что там не должны строиться никакие здания. Это тянулось довольно долго, в середине семидесятых начали договариваться и, наконец, в 1981 году заключили договор о разделе. Тут, правда, начинается самое интересное: «По неизвестной причине договор не был зафиксирован в ООН, и никто за пределами Саудовской Аравии и Ирака не был извещён о том, где проходит новая граница». Когда началась Война в заливе, Хуссейн обиделся и отменил все договорённости, но слушать его было некому, а саудиты, наоборот, зарегистрировали свои договоры в ООН. И в июне 1991 года ромб ничейной зоны исчез из атласов. Но я-то помню эту белую дырку в небытиё на своей карте. berezin.livejournal.com/2295870.html
Тоже помню эту нейтральную территорию, но о судьбе ея не знал.
Н.А. Лейкин По Северу дикому. Путешествие из Петербурга в Архангельск и обратно. Поездка на водопад Кивач СПб.: 1899 - 241 с. library6.com/library6/item/855155
Натуральный тревел-блог с массой бытовых подробностей.
Мой товарищъ по путешествію попалъ на мѣсто среди дамъ. Дамы рядомъ и дамы напротивъ. Онѣ возымѣли явное намѣреніе выжить его. Я слышалъ, какъ полная дама, отъ которой такъ и несло гофманскими каплями, говорила ему: — Вамъ-бы пересѣсть вонъ на ту скамейку, къ мужчинамъ. Тамъ двое сидятъ, но зато та скамейка длиннѣе. Товарищъ молчалъ и даже притворился спящимъ (с)
Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, кольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нее набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: "матушка-государыня, прости!" А протопопица кричит: "что ты, батко, меня задавил?" Я пришел, – на меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли муки сея, протопоп, будет?" И я говорю:"Марковна, до самыя смерти!" Она же, вздохня, отвещала: "добро, Петрович, ино еще побредём".
Эмблема "сердце" на капоте истребителя предположительно является обозначением самолётов командного состава 41-го Гвардейского ИАП (от командиров звена и выше). soviet-aces-1936-53.ru/profile/l/lobanov.htm
Первый день "легенды блицкрига" "Гельба" - мегапровал немецкой десантной операции по захвату Гааги. Планировалась крупнейшая в мире - на тот момент - самостоятельная десантная операция дивизионного масштаба с целью захвата столицы и нейтрализации политического и военного руководства страны. На аэродроме Эйпенбург сразу началось побоище, воздушный десант не смог его захватить и обеспечить посадочный, "Юнкерсы" с десантом приземлялись под шквальным огнем. Ничего не получилось. В Валкенбурге аэродром поначалу удалось захватить, но сориентировавшиеся голландцы контратаковали и отбили его во второй половине дня. Примерно то же, но быстрее произошло в Окенбурге, аэродром был захвачен, но недалеко были голландские гарнизоны, которые быстро перешли к атакам и отбили аэродром. В обоих случаях голландцы смогли воспретить наращивание сил десанта, ведя как артогонь по аэродромам, так и бомбардировки. Уцелевшие десантники двинулись на юг, где в рамках других и более приземленных операций немецкие десанты захватывали мосты для обеспечения прохода танков... jim-garrison.livejournal.com/1991344.html
Если посмотреть, у парашютистов (вообще, не только немецких) никаких серьезных успехов кроме Крита и нет. Всё остальное - либо полностью обосрались, либо вышло что-то весьма далекое от планировавшегося.
В разработанном чине встречи Марины указывалось на необходимость публичной встречи царицы-матери и царской невесты: они должны были обняться, «а когда цесарева ее милость подаст руку, то панна сделает вид, что хочет поцеловать руку, а цесарева ее милость руку отнимет».
В. И. Ульяновский «Священство и царство в начале Смуты»