...Екатерина II в декабре 1762 г... в указе о вызове «раскольников» из Польши и других заграничных мест пообещала: «Как в бритье бороды, так и в ношении указнаго платья никакаго принуждения им чинено не будет, но оное употребляют, по их обыкновению, беспрепятственно». Разумеется, этот пункт должен был быть распространен и на всех российских подданных. В середине декабря 1763 г. Раскольническая контора была упразднена, причем в указе о передаче ее функций по управлению делами «раскольников» местным органам власти нет ни слова о другой важнейшей ее обязанности – контроле за бородачами. Вместе с Раскольнической конторой ушла в прошлое и борьба с бородой в Российской империи.
Но здесь возникает закономерный вопрос: зачем Петру I вообще понадобилось вводить брадобритие, да еще и в такой форме, путем насильственного лишения бород («с притужением брити брады», как говорил Талицкий), если мода на бритые щеки и подбородок и без того была достаточно распространена в придворной среде, и не только в ней? Это странное пересечение исторических фактов изумляло М. М. Богословского. Разве Петр не понимал, что «придворное общество в огромном большинстве, за исключением разве некоторых старомодных стариков, довольно быстро помимо всяких принудительных указов последовало бы примеру царя и ближайших к нему лиц, как оно всегда и везде следует такому примеру во внешнем облике? И в отношении бороды, как и в курении табака, русские люди XVII в. вовсе не были косными и довольно охотно расставались с бородой, подражая иностранцам, в особенности полякам». Если Петр вернулся из Великого посольства с намерением осуществить европеизацию внешнего облика своих подданных, зачем было идти по пути грубой силы? Ведь результат получился обратный: «Не сопротивление общества служило помехой нововведению, к которому само общество и без того обнаруживало большую склонность, а исключительно та резкость и шутовство, с которыми нововведение стало осуществляться». читать дальше Для разрешения этой загадки я решил рассмотреть первый и самый известный случай насильственного брадобрития Петра I в отношении своих бояр во время их первой встречи после возвращения из Великого посольства 26 августа 1698 г. как уникальное событие, обусловленное конкретным историческим контекстом лета 1698 г. (а не как первый эпизод в ряду других царских «культурных инициатив»)... Патриарх Адриан, в 1690‐е гг. неоднократно выступавший публично против общения с «еретиками» и иноземных обычаев, в особенности против брадобрития и табакокурения, в которых видел отступление от «благочестия», представлял круг влиятельных церковных интеллектуалов, тесно связанных с некоторыми представителями правящей элиты. Обстоятельства стрелецкого бунта, особенно содержание коллективной челобитной стрельцов, в которой они называли себя «семенем избранным» и «народом християнским», а свое выступление объясняли стремлением восстановить «благочестие», ниспровергнутое назначением «еретиков» на командные должности, а затем брадобритием и табакокурением, не случайно заставили следствие первоначально искать связи стрельцов не с Софьей, а с консервативными церковными кругами и связанными с ними боярами... Восставшие стрельцы в своем программном документе, по сути, изложили идеи, сходные с теми, которых держались патриарх Иоаким, а затем и патриарх Адриан. Но при этом стрельцы продемонстрировали готовность отстаивать их с оружием в руках. Именно эти обстоятельства, а никакие иные предопределили образ мыслей и действий царя после его возвращения из Западной Европы. Борода для него стала знаком приверженности к общим с мятежными стрельцами ценностям. Я утверждаю, что, если бы стрелецкого восстания 1698 г. не произошло, не было бы и брадобрития в Преображенском, которое, в свою очередь, оказало огромное воздействие как на дальнейшие действия самого Петра в придворной среде, так и на тот образ насильственного характера его культурных реформ, который до сих пор доминирует в историографии и общественном сознании.
Но заметим, что указ о брадобритии был принят в 1705 г., в совершенно ином историческом контексте. Можно утверждать наверняка, что более ранних указов, адресованных всему мужскому населению, не существовало... И этот указ о брадобритии 1705 г. лежал в совершенно иной плоскости – не в культурной, а в финансовой... Петр ненавидел бороду, видел в ней признак нелояльного к себе отношения, воспринимал бородатый облик в качестве варварского и даже языческого... а все церковные аргументы считал глупыми суевериями... но при этом свои взгляды пока никому не навязывал, поэтому в указе о брадобритии 1705 г. не содержится никаких объяснений. Причины появления этого указа были, в общем, всем и так понятны в том контексте, в котором он появился. Уже пять лет шла тяжелая война, государственные ресурсы находились на грани полного истощения... В таких условиях царь позволил носить бороду только тем людям, которые согласятся платить в казну колоссальную годовую пошлину. Для правильного понимания этого указа следует принять во внимание три обстоятельства. Во-первых, к тому времени в придворной среде брадоношение было почти искоренено самим Петром... кроме того, бороды должны были брить тысячи поступивших в армию «даточных» и «вольных» людей: в их отношении этот указ был не запретительным, а, напротив, позволяющим брадоношение (хоть и на очень тяжелых для них условиях). Во-вторых, к началу 1705 г. жители многих городов уже успели расстаться со своими бородами, причем сделали это совершенно добровольно... Наконец, в-третьих, в указе и разосланных на места инструкциях по его реализации никаких насильственных действий в отношении нарушителей – не платящих пошлину бородачей – не предполагалось... Конечно, на практике насилие иногда использовалось, но его избыточное применение могло привести к катастрофическим последствиям.
Мнение о том, что русское общество перед лицом монарха, покусившегося на священную бороду, проявило пассивность и беспомощность, следует отнести к числу исторических недоразумений. Достаточно вспомнить о том, что насильственная реализация указов о брадобритии и «немецком» платье спровоцировала самый крупный бунт времен петровского царствования – Астраханское восстание... Но это лишь самый известный случай. Дела Преображенского приказа позволяют выявить широкий спектр политической активности русских подданных, вызванной брадобритием, – от подачи коллективных челобитных, открытых обличений, распространения листовок с призывами к протесту до тайных заговоров с целью свержения правящего монарха, которые, несомненно, влияли на Петра, принуждая его к ответным действиям. ...Однако этот процесс был сложным и разнонаправленным. Осознание финансовой несостоятельности указа о бородовой пошлине, так же как понимание того, что его жесткое воплощение в жизнь грозит опасными восстаниями, привели к его отмене в ряде крупных регионов, а также к корректировке некоторых его существенных положений... В итоге содержание политики в отношении брадобрития изменилось. Петр теперь видел ее целью не пополнение государственной казны, а создание «политичного» облика российских городов... Но проводить эту культурную политику, с точки зрения царя, следовало осторожно, с учетом местных особенностей, не раздражая население. Если бы нам удалось повсеместно рассмотреть результаты такой политики, то мы, вероятно, получили бы чрезвычайно пеструю и мозаичную картину, где «старое» причудливым образом перемежалось с «новым», причем в различных городах в неодинаковых соотношениях, и картина постоянно изменялась бы.
Например, в конце 1706 – начале 1707 г. петровские указы о брадобритии и костюме в Белёве никем не исполнялись: там даже целовальники у городских ворот стояли в бородах, а русское платье носил сам воевода... Но прошел десяток лет, и ситуация коренным образом изменилась. В сентябре 1722 г. местный фискал Василий Богданов, прохаживаясь по городу, сразу заметил «на посаде незнаема какова чину человека з бородою и не в указном платье». Незнакомцем оказался прибывший сюда из Коломны с деловыми целями торговый агент купца Афанасия Игнатьева сына Тореева. Можно предположить, что в самом Белёве теперь бородачей можно было встретить не так часто, разве что на глаза попадется заезжий купец. Но, очевидно, так было не везде: в самой Коломне, откуда приехал человек Тореева, режим брадоношения был совершенно иным.
В 1722 г. Петр решил покончить с этой чересполосицей и привести внешний облик жителей российских городов в «регулярное» состояние. По его убеждению, большинство оставшихся в России бородачей были «раскольниками». Отныне все указы пропитаны антираскольнической риторикой, а преследование бородачей, порученное вновь созданной Раскольнической конторе, на время стало особенно жестоким. Но смерть императора помешала реализовать эту программу.
Французы ожидаемо взяли кубок, англичане остались вторыми, ирландцы - третьими. Деревянная ложка опять досталась Уэльсу. Израитель младший опять гадил трансляциям в угоду английским хозяевам.
Франция - Шотландия Судьба кубка решалась в последнем матче. Французам нужно было просто выиграть, даже без бонуса, однако это оказалось непросто. Шотландцы играли прекрасно и к середине матча счет был почти равным (а если бы гостям не отменили попытку, то был бы и в пользу Шотландии). Во втором тайме французы все-таки превозмогли - за счет замен, скамейка у них куда лучше, и взяли кубок. Рассел опять лажал, Бьель-Биарре занес очередную попытку и вообще играл прекрасно.
Италия - Ирландия Шансы на победу в кубке у Ирландии оставались уже околонулевые, однако чтобы сохранить хотя бы их гостям нужна была бонусная победа. Однако Ирландия играла так себе и хоть и взяла бонус, но победу удержала с огромным трудом. Итальянцы же играли прекрасно, в первом тайме долго вели в счете и могли бы и выиграть встречу, но нахватали глупейших карточек. Капуоццо сделал красивую попытку на ровном месте. Вышедший вместо облажавшегося в прошлом туре Прендергаста Кроули исхитрился не забить три реализации из четырех. читать дальше
Уэльс - Англия Англичанам тоже нужна была бонусная победа и они добились ее, в отличии от ирландев, без особых проблем. читать дальше
Настольная справочная книга по перевозкам пассажиров, багажа и грузов с пассажирскими и товарными поездами СПб.: 1907
Правила перевозки багажа и грузов. Алфавитный классификатор грузов, позволяющий найти относящийся к ним тариф. Таблица стоимости перевозки грузов всех тарифов до всех станций России от Санкт-Петербурга. Дополнительные сборы. Нормы скорости перевозки грузов. library6.com/library6/item/229080
Очень скоро я убедился в том, что это дело о повальном саботаже указов о брадобритии в Калуге представляет собой отнюдь не уникальный случай. Дела о незаконном ношении бороды жителями городов 1730–1750‐х гг. составляют значительную часть всех дел Раскольнической конторы (по моим подсчетам, не менее 15%)... Картина, которая вырисовывается из этих и других подобных дел, меня поразила. Жители больших и маленьких городов, расположенных не так далеко от Москвы и Санкт-Петербурга, несмотря на повторявшиеся строгие указы, продолжали благополучно носить бороду и русское платье при очевидном попустительстве местных властей. Но еще более удивительно то, как лениво и неохотно реагировали столичные чиновники на доношения о бородачах, которые иногда к ним поступали: их действия производят впечатление усталости и бессилия.
Летним днем 2011 г. случайным образом я наткнулся в архиве на дело из фонда Раскольнической конторы (это учреждение с 1724 г. курировало борьбу с брадоношением в Российской империи). Содержание дела вкратце таково. В ноябре 1753 г. в Конторе было получено по почте доношение капитана Нижегородского драгунского полка Егора Раздеришина, который по долгу службы со своей драгунской командой некоторое время провел в Калуге, где был неприятно удивлен традиционным внешним видом жителей этого важного города – центра целой провинции: «калужское купечество – самые первейшие люди», в том числе и выборные городские должностные лица – «головы», «судящие бургомистры», «ратман», – все, «в противность» государевым указам, «содержат себя в бородах, в неуказном как в верхнем, так и исподнем платье всегда ходят». читать дальшеПричем драгунский капитан находился в Калуге в тот момент, когда туда в июле 1753 г. доставили из Москвы очередное подтверждение указов о брадобритии и платье. А потому он имел возможность наблюдать, как после публикации в городе этого указа только городские выборные должностные лица – бургомистры и ратман – на некоторое время переоделись в одно лишь «верхнее указное платье» и слегка подстригли бороды, но «чрез краткое время паки <…> могистрацкие судящие то указное платье перестали носить» и теперь «по-прежнему в неуказном ходят».
После публикации подтвердительного указа о брадобритии один, видимо самый отважный, драгун его команды, которого звали Михайлой Новиковым, попытался его реализовать, то есть схватить на центральной городской площади, напротив магистрата, парочку «бородачей и в неуказном платье» с тем, чтобы отвести их для взыскания штрафа в провинциальную канцелярию. Но эти бородачи оказали солдату отчаянное сопротивление, возник шум и переполох. Узнав, в чем дело, выручать бородачей, своих сограждан, поспешил сам калужский бургомистр Иван Коншин, который, «в великом сердце и ярости выбежав из магистрата с протчими купцами, напав на него, Новикова, сам своими руками бил смертно и, поволя, тоская за волосы, пинками и ругателски по щекам так, как бы злодея или варвара, и с той площади волокли оного драгуна Новикова до могистрата за волосы волоком, и, втоща в могистрат, еще не удоволствуясь, вторично он же, Коншин, и ратман Лифенцов били ж ругателски по щекам, и тоскали за волосы, и лежачева топтали пинками ж безчеловечно».
После этого инцидента все драгуны, в том числе и сам драгунский капитан, приближаться к бородачам опасались. У Раздеришина сложилось впечатление, что калужские купцы так действуют не впервые, а, «отважась по застарелой своей привычке, [так] поступили». Офицер пришел к убеждению, что указы о брадобритии и ношении западноевропейского платья здесь вряд ли когда-либо исполнялись, местные купцы «в том закоснели», и если освидетельствовать их дома, то «ретко у которого указное мужское платье найдетца, а женского ни у единого <…> не упователно быть, ибо ни у одной посацкой жены указного платья не видать было, дабы насили».
Но «тишина о брадобритии» была недолгой. 6 апреля 1722 г., будучи в Сенате (в Москве), Петр I собственной рукой... написал указ, которым повелел «подтвердить накрепко старой указ о бородах». Однако, видимо, содержание «старого указа о бородах» император помнил неважно. На самом деле царь создал новый закон...Теперь вместо дифференцированной в зависимости от социального статуса шкалы вводился один единый размер бородовой пошлины в 50 рублей... Ни о каких знаках не было речи, зато убежденные бородачи обязаны были носить не только бороду, но также и «старое» платье, под которым Петр I понимал «зипун [с] стоячим клееным козырем, ферези и однорядку с лежачим ожерельем». У всех мужчин с бородой, но не в «старом» платье (кроме духовенства и пашенных крестьян) запрещалось принимать прошения: они объявлялись вне закона, их следовало ловить, приводить к представителям власти и взыскивать огромный штраф (50 рублей), половина которого предназначалась «приводчику». читать дальше Почему Петр весной 1722 г. пришел к мысли о необходимости вернуться к преследованию брадоношения? Скорее всего, причиной послужил какой-то случайный инцидент, напомнивший императору о том, что его окружение – это не вся Россия и в его империи есть очень много людей, которые живут себе по старому, игнорируя его повеления. И этот инцидент произошел где-то на дороге, во время путешествия. В «Кабинете Петра I» сохранилась собственноручная памятная записочка императора, датированная 1722 годом: «О дороге. О бородах и платье». Скорее всего, эта записочка была сделана сразу после возвращения в Москву с марциальных вод в середине марта 1722 г... Бороды и дороги не случайно оказались рядом. Стоило выехать за пределы императорских резиденций, проехаться по худым российским дорогам, как встретишь множество бородачей, причем не только среди пашенных крестьян. Теперь Петр I, как и в 1698 г., был решительно настроен покончить с бородами в своем государстве.
...Несмотря на все эти жесткие инициативы, бородачи не переводились, на что указывают многие документы. Приведем лишь один пример. В декабре 1724 г. тверской фискал Иван Сидоров доносил в Санкт-Петербург о том, что в Твери «купецкие и всяких чинов люди» «бород не бреют и руское платье носят», и жаловался на тверского воеводу Петра Лобкова, сразу освобождающего тех бородачей, которых к нему приводят для взыскания штрафа.
13 ноября 1724 г. Петр I, будучи в Сенате, собственноручно написал указ о создании специального государственного органа при Сенате, ответственного за сбор денег «с бород» и двойной подушной подати со старообрядцев (Раскольническая контора). Этим же указом император вновь повелел напечатать специальные «знаки медяные», которые следовало выдавать уплатившим за ношение бороды. Три дня спустя Я. В. Брюс представил в Правительствующем сенате форму этих знаков с надписью: «Борода – лишняя тягота, с бороды пошлина взята». В декабре 1724 г. изготовили 2600 таких знаков на предстоящий 1725 г... Но раздача знаков бородачам в 1725 г. так и не была осуществлена, что, несомненно, объясняется скоропостижной кончиной императора.
...Царь приостановил действие указов о брадобритии и перемене платья во всем Нижнем Поволжье... Хотя царский указ о разрешении жителям Нижнего Поволжья «бород не брить» пока обнаружить не удалось (впрочем, в его существовании трудно усомниться), хорошо известно другое распоряжение царя в отношении всех жителей Сибири. Этот именной указ появился после знакомства государя с коллективной челобитной 112 служилых людей из 19 сибирских городов, которые в конце 1705 г. приехали в Москву и обратились в Сибирский приказ. В коллективном челобитье, которое сохранилось в подлиннике... сибирские жители указывали на невозможность исполнения присланных в 1705 г. указов, в частности, в силу того, что «им в немецком де платье от великих стуж ходить никоими меры невозможно и за нуждою зделать нечем». читать дальшеС этой челобитной в начале 1706 г. (не позднее 19 февраля) князь М. П. Гагарин обратился к Петру. По всей видимости, царь дал князю Гагарину распоряжение, которое затем, уже в стенах Сибирского приказа, было оформлено в именной указ следующего содержания: «В минувшем 1705 году посланы к вам в Тоболеск, так же и во все сибирские городы наши, великого государя, грамоты о платье и об ыных тому ж подобных делех. И сибирских городов всяких чинов жители били челом нам, великому государю, что им для скудости их носить платье... по-прежнему. И мы, великий государь, указали те посланные наши, великого государя, грамоты все отставить и по них ничего чинить не велели, а велели носить платье... и протчее подобное тому, как хто что похочет...» Указ был выслан из Москвы в Тобольск и Тюмень 19 января 1706 г., откуда достаточно быстро был разослан по сибирским городам. Хотя в указе прямо не сказано о позволении носить бороду, можно предположить, что оно подразумевалось под выражениями «об ыных тому ж подобных делех», «и протчее подобное тому, как хто что похочет». Во всяком случае, именно так эти выражения и поняли жители сибирских городов. Так, после оглашения указа в Томске в приказную избу явились бородачи сын боярский Андрей Степной и бывший московский стрелец Григорий Казин. Они попросили вернуть им деньги, которые в сентябре 1705 г. заплатили за свои бороды. Томский воевода Г. М. Петрово-Соловово согласился с тем, что присланный указ можно трактовать как отмену указа о брадобритии, и вернул просителям их деньги.
28 августа 1706 г. состоялся еще один именной указ Петра I, который не вошел в Полное собрание законов и ранее не был известен исследователям. Этим указом царь отменил положение указа 1705 г., касающееся крестьян: «Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец указал по имянному своему, великого государя, указу дворцовых, и патриарших, архиерейских, и монастырских, и церковных, и помещиковых, и вотчинниковых крестьян з бородами в грацких воротех пропускать и пошлин с них не имать». Уже 2 сентября 1706 г. указ был дан Посольскому приказу, который сообщил его в приказы, а оттуда он вскоре был разослан по подчиненным городам. Нельзя сомневаться в том, что его появление было вызвано массовым недовольством применением насилия при реализации указа о брадобритии...
Указ Петра от 28 августа 1706 г. свидетельствует о том, что царь и его приближенные после Астраханского восстания осознали необходимость принять меры к тому, чтобы снять опасное напряжение. Можно также предположить, что к этому времени царь осознал финансовую несостоятельность указа о бородовой пошлине. Так, по мере реализации указа 1705 г., сталкиваясь с различными формами сопротивления со стороны российских подданных, правительство Петра I пришло к отказу от намерения распространить брадобритие во всех регионах России по одной схеме. Сущность новой стратегии выражена в словах царя в ответ на процитированное выше письмо А. А. Курбатова от 12 февраля 1713 г., в котором последний сообщал государю о неисполнении в Архангелогородской губернии указа о брадобритии при потворстве местных администраторов. 28 апреля 1706 г. Петр ответил Курбатову: «Что пишете о людех Арханьел[ской] губернии, что оные носят старинное платье и бород не бреют, и то исправляйте исподволь».
Таким образом, отказавшись от идеи сделать бороду важным источником пополнения казны, царь остался верен намерению преобразовать внешний облик своих подданных, но способы «исправления» должны были выбирать местные начальники, сообразуя их с местными особенностями. Не случайно за период с 1706 по 1721 г. не было издано ни одного указа о запрещении брадоношения, который, как в 1705 г., относился бы ко всему населению Московского государства. Зато иногда появлялись указы, относящиеся к некоторым городам. Так, известен указ от 23 февраля 1707 г., подтверждающий необходимость ношения западноевропейского платья и бритья бороды жителями Нижнего Новгорода. В 1712–1713 гг. повторный указ о брадобритии был получен в Галиче (его реализацию наблюдал шведский пленный Карл Роланд). 17 декабря 1713‐го был издан, а через год повторен строгий запрет на ношение бороды жителями Санкт-Петербурга. В начале 1714 г. такой же указ был опубликован в Великом Новгороде.
Саму «Свободу» не жалко, да она и померла уже давно фактически, но у нее оставались ценные для русской культуры аудиоархивы и теперь, боюсь, они погибнут. Американские эффективные менеджеры и так уже значительную их часть погубили при переезде из Мюнхена в Прагу.
Когда Петр I в начале сентября узнал об Астраханском бунте, движение уже охватило все Нижнее Поволжье. Письмо главы Приказа казанского дворца Б. А. Голицына с описанием тревожных событий поначалу даже показалось ему безумным («Князь Борис сумазбродным писмом зело нас в сумненье привел; а что пишет, сам не знает», – писал царь Ф. А. Головину 10 сентября 1705 г.). Но в письме Т. Н. Стрешневу от 12 сентября Петр I (который тогда находился под Митавой) уже сообщал об отправке в Москву из действующей армии фельдмаршала Б. П. Шереметева с конными и пешими полками и просил до его прибытия «всякого ради случая» тайно собрать из приказов все деньги, а также собрать все оружие, вывезти из Москвы с верными людьми и где-нибудь спрятать или закопать. Эти написанные царем 10–12 сентября 1705 г. письма непротиворечиво свидетельствуют о том, что, получив известие об астраханских событиях, Петр не на шутку перепугался того, что вспыхнувший в Нижнем Поволжье пожар может легко распространиться по всей России и очень скоро достигнуть даже Москвы. читать дальше Отметим, что восставшие действительно намеревались овладеть Царицыном, затем Казанью и, если их поддержит население других регионов, захватить Москву. Установив власть над столицей, астраханцы планировали выяснить у бояр, жив ли государь. Если же выяснится, что указы о брадобритии и ношении немецкого платья в самом деле исходили от царя, то бить ему челом, «чтоб старой вере быть по-прежнему, а немецкого платья бы не носить и бороды и усов не брить». А если Петр I на это не согласится, то «и его, государя, за то убить до смерти, чая, что он, государь, подлинно подменной».
Этот замысел астраханских повстанцев многим современникам не казался фантастическим. Например, прусский посол барон Иоганн Георг фон Кайзерлинг 1(11) апреля 1705 г. доносил в Берлин, что, если Карл XII начнет наступление на Москву, в государстве вспыхнет серьезное восстание против царя, так как «вся земля склонна к перевороту из‐за своих упраздненных обычаев, обритых бород, запрещенной одежды, конфискованного монастырского имущества, из‐за литургии, измененной в некоторых местах, и новых тяжких налогов, которые изобретают что ни день и названий которых никто раньше и не знал». События в Астрахани заставили Петра I признать основательность таких опасений и пойти на серьезное смягчение своей политики в данной сфере.
В сибирский город Тара указ о брадобритии вместе с инструкцией доставили из Тобольска 17 мая 1705 г. тарский сын боярский Петр Соколовский и десятник конных казаков Микифор Гребеневской. Тарский воевода стольник Митрофан Иванович Воронцов-Вельяминов старался во всем следовать полученной инструкции... Дальнейшие действия воеводы, направленные на исполнение полученных указов и инструкций, привели к консолидации всех сил местного общества против царской администрации города. Складывается впечатление, что чем ближе к инструкции старался действовать воевода, тем более жестким и организованным было противодействие жителей Тары. читать дальше В один летний день, 5 июня 1705 г., «градцкие и уездные жители всякого чину», в том числе местные дети боярские и многие казачьи командиры (сотники и пятидесятники), собрались на площади возле приказной избы. По оценкам самого воеводы, на эту своеобразную манифестацию собралось более пятисот человек. Все эти люди заявили Воронцову-Вельяминову, что при сохранении верности государю они бород брить не будут. «И преж сего отцы их и они тебе, великому государю, служили всякие службы со усердием, радением и ныне и впредь желают служить, а усов и бород брить не станут» – так передал их лозунг воевода в своем обращении на имя Петра I. Воронцов-Вельяминов консультировался по этому поводу со своим непосредственным начальством – тобольской администрацией (воеводами боярином Михаилом Яковлевичем и стольником Алексеем Михайловичем Черкасскими). Ему было рекомендовано пригласить в приказную избу для переговоров представителей «уездных жителей всякого чину людей» и увещевать их принести повинную государю, отметив, что в Сибири иных таких «противников» и «непослушников» государеву указу о брадобритии нет...
Настойчивые попытки воеводы М. И. Воронцова-Вельяминова склонить тарских жителей к исполнению указа лишь вели к эскалации напряжения. Как докладывал воевода, 6 июля 1705 г. он призвал к себе ротмистра Якова Чередова, сотника пеших казаков Власа Нефедьева, десятника Максима Гладкова, пятидесятника конных казаков Андрея Сумина, некоторых представителей детей боярских и «из иных чинов». На этой встрече они все твердо ему заявили, что «душ своих на грех не приведут», «упорно уса и бороды брить не станут», да еще и пригрозили: «ныне они в городе люди малые, и съедутца из деревень». В очередной раз воевода попытался уговорить тарских жителей 15 июля, когда у приказной избы в очередной раз собрались «многонародно всякого чину люди». Тарские жители и тогда категорически отказались исполнять государевы указы, заявив воеводе о своем намерении послать в Москву к государю челобитчиков с просьбой об отмене повелений о бороде и платье... После этого Воронцов-Вельяминов подал в Тобольск челобитье на имя государя о невозможности исполнения полученных указов и инструкций: «Управить дел по твоему, великого государя, указу мне, холопу твоему, невозможно, и гневу твоего, великого государя, я, холоп твой, опасен». В ответ на это ни тобольские, ни московские власти не предприняли никаких действий, направленных на то, чтобы заставить жителей Тары исполнять указы. Воевода не получил никакой поддержки, кроме консультативной. В итоге в этом городе установился максимально легкий режим брадоношения, то есть указ о брадобритии и соответствующие инструкции так и не были реализованы.
В Бежецке воеводе удалось выбрать целовальника, но горожане препятствовали его работе. В одной челобитной целовальник жаловался даже на побои с их стороны: «Пришел тут же [во время задержания бородача] бежечанин посацкой человек Семен Ларионов Красильников, меня бил поленом, а крестьянина отбил и тех указных денег с него з бороды взять не дал, и преж того он же, Семен, многих всяких чинов людей своим насильством отбивал и меня многажды бил, и от того его насильного отбою казне великого государя учинился великой недобор…» (Каменский А. Б. Повседневность русских городских обывателей. Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2006)
Избинг — отдых в деревянных домах в традиционном русском стиле или настоящих избушках в деревнях. Гостям доступны те же услуги, что в современных отелях, но с антуражем русской деревни". Деревнинг — отдых в уютных деревянных домах, сохранивших традиционный русский стиль, и погружение в деревенскую жизнь с возможностью подоить корову, покормить кур и т. д.
По подсчетам Н. Б. Голиковой, в 1699–1705 гг. представители духовенства были объектом преследования в 67 политических процессах Преображенского приказа (притом что всего сохранились материалы 300 процессов). Иначе говоря, составляя менее 3% населения, церковники оказывались «клиентами» Ф. Ю. Ромодановского значительно чаще, чем представители иных социальных групп, будучи основными подследственными в каждом четвертом процессе. Причем многие из этих дел (процитированное выше дело монаха Димитрия, дело Талицкого, дело юродивого Нагого и др.) государь рассматривал лично. Н. Б. Голиковой удалось обнаружить более 50 случаев личного участия Петра в решении политических дел Преображенского приказа 1700–1705 гг., причем не только значительных, но также и «мелких».
В середине ноября 1701 г. московские жители наблюдали жуткое зрелище. На Красной площади «коптили» (то есть жгли на медленном огне) книгописца Григория Талицкого (того самого, с которым любил подолгу беседовать боярин князь Иван Иванович Хованский), а рядом с ним – иконописца Ивана Савина, его друга и единомышленника. Их обвиняли не только в таких страшных преступлениях, как умысел на жизнь государя, намерение спровоцировать в народе возмущение с целью произвести смену правящей династии, но и в ереси – открытой проповеди учения о том, что Антихрист уже явился во плоти и этим «сыном беззакония» является царь Петр I. читать дальшеОбвинив Талицкого и Савина в государственных преступлениях, а одновременно с этим и в ереси, власти приняли решение произвести казнь через сожжение. По всей видимости, это решение (как и обвинение в ереси) было утверждено на Церковном соборе, который был собран по инициативе царя специально для рассмотрения дела Талицкого в конце мая 1701 г. Но прежде чем привести приговор в исполнение, лучшие проповедники России, такие как Стефан Яворский и Димитрий Туптало (в будущем митрополит Ростовский), подолгу беседовали с Талицким, пытаясь разубедить его в еретических взглядах, но все тщетно! Интерес к делу Талицкого во всем обществе был огромен. Важно понимать, что главный обвиняемый был известным в самых разных кругах человеком. Книгописца знали многие жители Москвы лично и давно. Знали его как человека, обладавшего глубокой эрудицией, с которым можно обсудить богословские вопросы, имевшие отношение к различным сторонам духовной жизни. Он издавна руководил артелью писцов, которые на высоком уровне готовили рукописные книги на заказ и на продажу. Среди заказчиков и покупателей Талицкого были и архиереи, и царедворцы, и крупные московские купцы. Книги его мастерской можно обнаружить в различных собраниях...
Теперь, когда Талицкого и Савина уже вывели для казни на Красную площадь перед толпой народа и под ними зажгли огонь, власти не теряли надежды привести их к публичному покаянию – прямо здесь, на Красной площади, на виду у многотысячной толпы. Такое публичное раскаяние могло бы произвести должный идеологический эффект и приостановить стремительный рост популярности Талицкого (а значит, и его крайне опасных для власти идей). Достижению этой цели власти придавали огромное значение. Подбором людей, которых следовало послать к книгописцу для увещевания, занимался сам Петр I. Например, 15 ноября 1701 г. увещевать Талицкого вместе с каким-то преображенским священником ходил близкий к царю комнатный стольник Федор Федорович Плещеев. Видимо, разговор с человеком, которого «коптили» на медленном огне, настолько его потряс, что на следующий день он заболел «огневою» (то есть горячкой), а в ночь с 22 на 23 ноября 1701 г. умер... Вдруг, в какой-то момент экзекуции, Талицкий не выдержал мучений... Условием приостановки казни было публичное покаяние. Талицкий попросил разрешить ему написать покаяние на бумаге, что ему было позволено сделать...
Приговор по делу Талицкого был вынесен 5 ноября 1701 г. «по указу великого государя и по боярскому приговору». Как мы уже знаем, Петр сам наблюдал за экзекуцией, направлял людей для увещевания Талицкого и, видимо, не случайно до 19 ноября находился в Москве. Прочитал ли царь обращенное к нему «Покаянное исповедание» Талицкого? Если принять во внимание тот интерес, который проявлял Петр к этому делу, его личные усилия, направленные на то, чтобы добиться публичного отречения Талицкого от «еретических» взглядов, царь должен был непременно прочитать, чтó написал Талицкий. И конечно, государь наверняка был разгневан тем, чтó ему пришлось прочитать: у Талицкого получилось не покаянное исповедание, а обличительная и довольно дерзкая речь, обращенная к царю... Не нужно обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что Талицкий сравнивал себя с пророком Илией, а Петра с нечестивым царем Ахавом, развращающим свой народ. Само же «раскаяние» книгописца сводилось к таким словам: «Естьли я его, царя, назвал неистинно против глаголов Божиих в своем мудрствовании, и о сем прошу у него, Творца своего, прощения. А ему, царю, аще желает своего, такжде души моей спасения, достоит на те пророческия глаголы со известным испытанием положить подлинные доводы многими свидетели». Иными словами, Талицкий допускал гипотетическую возможность, что он ошибся, и в таком случае просил у Творца (а не у царя!) прощения, но все же он вряд ли ошибся и потому рекомендовал Петру вместе со своими приближенными хорошенько рассмотреть всю его аргументацию («со известным испытанием») и сделать из этого «испытания» должные выводы. Надо думать, после того как государь ознакомился с его «Покаянным исповеданием», Талицкого вновь привели на Красную площадь для исполнения смертного приговора. Предполагаю, что это произошло 19 ноября 1701 г., так как на следующий день Петр уехал из Москвы в Коломну.
В толпе смотрящих находился подросток, стрелецкий сын Иван Соколов (возможно, его отец был одним из казненных стрельцов). Происходящее глубоко запало ему в душу. Спустя годы, в 1720 г., Иван Соколов вспоминал: «Будучи де тот Талицкой в Китае [городе] у казни, говорил о вере и о правде и стал было обличать во весь народ, и за то де тому Талицкому положили в рот кляп, чтоб не говорил о правде, и созжен. А тот де Талицкой подлинно стоял за правду. И те ево, Талицкого, слова приемлет он, Соколов, и содержит за истинную правду».
Соколов стал горячим последователем Талицкого. Примерно в 1710 г. он записался в солдаты, принимал участие в Прутском походе, а потом, когда его полк был переведен в Санкт-Петербург, начал размышлять, как бы ему «убить ево, государя, до смерти». Несколько раз Соколов был близок к исполнению своего намерения. В 1720 г. он стоял на карауле у камеры племянника Мазепы А. И. Войнаровского в Петропавловской крепости. О своем намерении Соколов рассказывал своему другу, солдату лейб-гвардии Преображенского полка Никите Петровскому: «Стоит он, Соколов, ныне на карауле у арестанта Мазепина племянника Енаровского, и ежели де государь придет к тому Енаровскому, как он, Соколов, будет стоять на часах, и в тотчас он, Соколов, ево, государя, изрубит полашом у того Енаровского, потому что стояли они, караулные салдаты, у арестантов со обнаженными полашами, а он, государь, тех арестантов осматривал сам почасту, как те арестанты содержатца». Но государь в его дежурство осматривать колодников не приехал. В другой раз Соколов ожидал своего часа, когда «у Церкви Петра и Павла на колоколне становили часы, и в народе была молва, что он, государь, тех часов изволит смотрить сам, и он, Соколов, чаял, что он, государь, и к тому Енаровскому будет, и утвердился мыслью своей, конечно, ево, государя, втотчас изрубить, а себе принять мучение за веру християнскую и за правду. И в то время он, государь, часов и арестантов осматривать не приходил и пошол в поход на море». Видимо, после этого глубоко верующий Соколов пришел к убеждению, что нет Божией воли в том, чтобы убивать Петра I. С этого времени он «тое злую мысль, что ево, государя, хотел убить, отложил, а вздумал работать Богу: идти куда-нибудь в пустыню и пристать бы к пустынножителю в келейники, чтоб трудитца и научитца грамоте, а об нем, государе, мыслил, где б ево, государя, ни получит, тут народно ево, государя, обличать о пременении веры и о неправде».
Сколько в петровской России было таких людей, которые, будучи вдохновлены примером Талицкого, мечтали «убить ево, государя, до смерти» или «ево, государя, обличать», мы не знаем. Но главное, этого не знал и сам Петр. Ненавистное лицо Талицкого («сухощав, остронос, волосы на голове и борода чермны, глаза серы»), не пожелавшего отступиться от своих убеждений даже при страшных мучениях, ему запомнилось на всю жизнь. Талицкий упоминается в печально известном указе от 17 мая 1722 г. об обязанности священника доносить о случаях, когда исповедник на таинстве покаяния открывается в намерении совершить «измену или бунт на государя»...
Однако в тех листовках, которые распространялись в городах, монастырях и по наиболее оживленным дорогам Центральной России весной – летом 1700 г., была не только критика брадобрития. В них содержался призыв к активным политическим действиям – мирному коллективному обращению к государю с петицией об отмене брадобрития. Причем своим адресатом авторы прокламаций видели служилых людей, что не могло не вызвать у агентов власти особенного беспокойства. С одной стороны, такие действия вроде бы находились в рамках закона. В 22‐й статье 2‐й главы Соборного уложения (как раз посвященной государственным преступлениям) предполагалось, что «люди разных чинов» могут являться в органы государственной власти и даже к самому государю с коллективными обращениями, которые царские администраторы были не вправе оставлять без внимания, а тем более под угрозой жестокого наказания запрещалось представлять эти законные мирные коллективные обращения «скопом и заговором». Этим правом мирного коллективного обращения к властям и к самому государю люди активно пользовались в допетровское время. Сам Петр I до какого-то времени был вынужден считаться с этой традицией... Но в конце концов по инициативе царя была осуществлена криминализация подобных форм общественной активности. Петр собственноручно написал специальную статью для «Воинского артикула» 1715 г., в которой категорически запрещались подобные коллективные выступления...
В конце декабря 1696 г. или в начале января 1697 г. старец московского Андреевского монастыря Авраамий подал Петру I челобитную с суровой критикой различных общественных непорядков. Из самого текста следует, что эта челобитная (или «тетради») выражает не столько мнение одного старца, сколько консолидированную позицию некоего круга лиц, часто собиравшихся в келье Авраамия (в Андреевском монастыре на Воробьевых горах) для разговоров не только на духовные темы, но также и о «всяких мирских общих нужных делах». Ознакомившись с содержанием «тетрадей», Петр I приказал арестовать Авраамия и выяснить, кто именно принимал участие в этих разговорах... читать дальше Расследование, которое велось в Преображенском приказе в январе – марте 1697 г., выявило имена некоторых участников этого «кружка», как его называют в литературе: боярин Матвей Богданович Милославский, подьячие Владимирского судного приказа Игнатий Бубнов и Никифор Кренев, стряпчий Троице-Сергиева монастыря Кузьма Рудеев, крестьяне села Покровского Иван и Роман Посошковы и др. Эти единомышленники, собиравшиеся в келье старца Авраамия, критиковали царя за «потехи непотребные», «шутки и дела богонеугодные», «от которых надобно ему возбранять подданных своих, и он де то сам творит» (речь идет о Всешутейшем соборе), неправедный суд, мздоимство и волокиту в приказах, за то, что государь «безмерно де стал упрям», мать, жену, духовника и прочих «всех не слушает и совету от них доброго не приемлет», «не изволит жить в своих государских чертогах на Москве» и др.
Старец говорил своим собеседникам, «чтоб они тебе, великому государю, известили и челом били о том, чтоб неугодное Богу и людям добрым непотребное покинуть, а за угодное и потребное Богу и людям добрым неленостно принятися и неоплошно хранити». На это его собеседники отвечали, что так обличать государя служилым людям не подобает: «Скажут де про нас, будто мы заводим бунт, и блюдутся казни и разорения домов своих и ссылок». С подобными обличениями к царю следует обращаться «святейшему патриарху и духовному отцу его, великого государя, священнопротопопу... и преосвященным митрополитом, и архиепископом, и епископом православным, и архимандритом, и игуменом, и всему Освященному собору: на то де их Господь Бог и устроил – ходатайствовати о всех людях ко Господу Богу, такоже и к царем православным о всяких мирских общих нужных делах. О сем де деле и вашей братье, монахом, пристойно бить челом и говорить: у вас де домов, такоже и жен, и детей нет; хотя де ково из вашего чину и в сылку пошлют – в монастырь же». Поразмышляв, старец Авраамий был вынужден признать справедливость таких суждений: действительно, «из них ково пошлют в сылку – жена, дети восплачют, а наипаче у ково есть отец или мать в старости <…> а у меня, убогова чернца, уже на сем свете несть ни отца, ни матери; аз един, и возплакать по мне и опечалится некому». Поэтому он и решился прийти к царю с таким обращением.
Итак, у нас нет никаких оснований считать, что замысел введения в России брадобрития был следствием того культурного впечатления, которое произвело на государя путешествие по Западной Европе. Брадобритие в Преображенском 26 августа 1698 г. следует рассматривать совершенно в ином контексте. Современники видели в нем очередное звено в цепочке действий и контрдействий в рамках противостояния царя и патриарха Адриана, причем начало этой цепочки обнаруживается в феврале 1690 г., то есть в последние месяцы патриаршества Иоакима... читать дальшеПатриарх Адриан особенно резко выступал против брадобрития, а потом и табакокурения, в которых видел отступление от «благочестия». Восставшие стрельцы в своем программном документе изложили такие же идеи, продемонстрировав готовность к решительным действиям. Эти обстоятельства и должен был держать в своей голове Петр, когда возвращался в Россию и обдумывал, каким образом устроить свою первую встречу с боярами. Если мы правы в этом предположении, то та двойственность смыслов, которая была сознательно заложена царем в ритуал... должна была означать примерно следующее: отсутствие бороды отныне служит маркером сохранения верности Петру (и на этих лиц распространяются необычайные царские милости), в то время как приверженцы брадоношения отныне подозреваются в связях с мятежными стрельцами, а значит, на них распространяется царский гнев и опала.
Не обнаружив никакой связи между восставшими стрельцами и московскими церковными кругами, следователи, однако, добыли новую, чрезвычайно важную деталь: Зорин в самом конце допроса признался, что у стрельцов была договоренность направиться «всеми четырьмя полки к Москве и, пришод, стать под Девичим монастырем и бить челом царевне Софии Алексеевне, чтоб она по их челобитью вступила в правительство». Правда, Зорин отрицательно ответил на вопрос, была ли у них на этот счет какая-то переписка с кем бы то ни было из Москвы: «советных писем» им никто не писал, утверждал он. читать дальшеОговоренный им стрелец Васька Игнатьев, допрошенный в тот же день и поставленный с Зориным на очную ставку, подтвердил это важное показание и даже пояснил, что относительно плана прийти в Москву под Девичий монастырь с тем, чтобы возвести на престол царевну Софью, – «про то всех четырех полков стрелцы ведали». Васька Игнатьев даже пошел дальше, рассказав, что у стрельцов был и запасной план на случай, если бы Софья отказалась принять правление в свои руки. В этом случае стрельцы планировали распространить списки с их коллективной челобитной среди народа, поднять бунт, уничтожить Немецкую слободу, убить всех немцев, а вместе с ними и некоторых бояр (Т. Н. Стрешнева, И. Б. Троекурова и М. Г. Ромодановского), а затем возвести на престол Алексея Петровича («обрать государя царевича»).