Прекрасно, как и всегда

[EricMackay]

Книга как подарок в XVI веке
Inter arma silent не только leges, но и musae. Но сейчас, в предпоследнем посте уходящего года, хочется опять писать о чём-то кроме звона оружия. Например, о такой близкой духу текущих дней теме, как подарки. Так что наливаем кофий, придвигаем ближе банку с печеньем и усаживаемся поудобнее...

В Средние Века книга была традиционным новогодним подарком. Однако, это, естественно, были рукописи, тщательно исполненные и роскошно оформленные. Изменения, которые внёс в книжный мир пресс Гутенберга, невозможно полностью описать, мы лишь можем почувствовать их в сравнении с революцией, производимой сегодня электронными текстами. Но посмотрим, что изменилось в практике дарения книг в XVI веке.

Эразм Роттердамский так писал о своём учёном друге: «Поскольку он не смог продать свои книги, он начал подносить их в качестве подарков влиятельным людям, и получил взамен намного больше, чем мог бы выручить от продажи».
Значение дарения книги двояко. С одной стороны, она разделяет общие свойства дарения. Каждый подарок в Средневековье и Ренессанс создавал обязательство вернуть ответный подарок. Значение этого ритуала трудно переоценить, он был вплетён в паутину тогдашних взаимоотношений между людьми всех сословий и профессий. Тут и поиск расположения сильных мира сего, и укрепление лояльности помощников, и подчёркивание солидарности, и демонстрация социального статуса...
С другой стороны, книга в то время считалась в первую очередь источником знаний, а не развлечения. Знания в средневековом обществе, в свою очередь, воспринимались как дар от бога, и в этом качестве обладание ими налагало свои обязательства. Как писал поэт Мари де Франс, «те, кому бог дал знания и красноречие, не должны молчать и скрывать этот дар, но обязаны с охотой делиться им. Когда великое благо знания слышат многие, оно падает как семена, а когда многие его восхваляют, оно растёт и распускается, словно цветок».
В университетах (где накопление и обмен знанием происходили постоянно с помощью рукописей, диспутов, комментирования, лекций и семинаров) верили, что поскольку знание — это божественный дар, его нельзя продавать («Scientia donum dei est, unde vendi non potest»). Профессора не могли получать зарплату за то, что учили студентов, составители нотариальных документов и переписчики рукописей тоже не получали жалованье. Формально они получали вознаграждение за свой труд сначала лишь в виде подарков, а затем небольшие платы стали оправдываться цитатой из евангелия от Луки, мол тот, кто работает, заслуживает платы за свой труд (по заслугам и честь). Кстати, от средневековых без-зарплатных времён среди студентов Ренессанса осталась традиция устраивать после экзаменов банкеты для профессоров и преподносить преподавателям корзины с фруктами, сладостями и вином.
Переписывание рукописей считалось добродетельным и угодным богу занятием, а одалживание рукописи для чтения — актом милосердия, и это не изменилось даже после того, как армию монастырских переписчиков подкрепило полчище университетских и частных копировальщиков. Строгое регулирование размера вознаграждения за копирование рукописи частично было признанием того, что знание как божественный дар не должно продаваться слишком дорого. Когда зафиксированные цены считали слишком низкими, покупатели компенсировали их подарками.

Сами книги считались не только частной, но и в некотором смысле общей собственностью, на которую были права у самого бога. В начале XV века, за несколько десятилетий до изобретения печатного пресса, теолог Жан Жерсон напоминал государям, что они должны коллекционировать книги не только для себя, но и для своих компаньонов. Считалось, что все собиратели книг должны одалживать их друзьям, желающим приобщиться к посланному богом знанию. Поэтому нормой было дарение книги, а не продажа, причём продажа должна была производиться по разумной цене, и после покупки книгу надо было дать почитать ещё кому-то. В отсутствие публичных библиотек их функцию исполняли частные, поскольку они росли во многом за счёт подаренных книг.
Что изменилось с приходом Гутенберга и более рационального, десакрализующего XVI века? Что стало с мнением о том, что богу принадлежит доля в праве собственности на всякую книгу? Об этом точно не упоминали издатели, просящие королей предоставить им эксклюзивную привилегию на определённый срок издания какой-либо книги для возмещения усилий и затрат на поиск, подготовку, редактирование и иллюстрирование хорошего текста. Однако, книг стало намного больше, и они стали доступными для более широкого круга читателей, выросла грамотность, распространился ещё больше обычай собираться вместе, чтобы слушать чтение вслух. Так что печатная книга стала даже более популярным подарком, чем манускрипт.

Индивидуализм ренессансного автора и издателя требовал выхода и лучше всего проявлялся при дарении или посвящении книги, а не в акте торговли ею. Очень часто авторский гонорар, полученный от издателя, целиком или наполовину состоял из копий напечатанных книг, и большую часть их автор раздаривал, а не продавал. Ранее манускрипты с трактатом, стихами или переводом посылали в основном более могущественным людям, чтобы в ответ получить деньги или другие ценные подарки, а также чтобы этот важный человек защищал книгу от нападок критиков. Часто в начале манускрипта изображался автор на преклонённых коленях, протягивающий книгу с прославлением патрона. Этот обычай сохранился и в XVI веке, но в изменённом виде.
Рабле в посвящении к своей работе 1534 года написал, что книга без посвящения всё равно что без головы. Теперь стало более легко дарить книги с индивидуальным посвящением сразу нескольким людям. Ранее авторы тоже не всегда ограничивались одним посвящением — в 1400 году Кристина Пизанская посылала копии своей работы с разными посвящениями сразу многим герцогам и графам, — но создание копий манускрипта было отдельной проблемой. Теперь посвящение стало более частым обычаем, а кроме того посвящения писали не только сами авторы, но и их родственники, переводчики, редакторы, издатели, печатники... Например, Эразм Роттердамский очень любил каждому другу или нужному человеку дарить книгу с длинным индивидуальным посвящением, заранее заказывая их у издателя. Его читатели или не подозревали, что оно не эксклюзивно, или не обращали на это внимания, гордясь знакомством с Роттердамцем. Другие авторы просто меняли посвящения с каждым переизданием или посвящали отдельные главы разным людям. Эта практика стала такой распространённой, что в изданном в конце XVI века словаре пословица «D'une fille deux gendres» («от одной дочери два зятя») объяснялась с примером «учёные мужи, которые посвящают свои работы нескольким государям и сеньорам в надежде на подарки». Кроме того, посвящения стали более многословными, чтобы подчеркнуть ценность книги и достоинства патрона, тем самым увеличивая ответный дар.
Впрочем, тон посвящений мог быть очень разным. С одной стороны, были посвящения вроде того, которым Антуанетта Пероне в 1570 году сопроводила перевод Марка Аврелия, поднесённый губернатору Лиона. Его протекции она добивалась, будучи бедной вдовой с осиротевшими детьми посреди опасностей гражданской войны. Несмотря на «ничтожность и глупость» своей работы, плохой стиль и «недостойность подарка» по сравнению с величием одаряемого, она надеялась, что он примет дар и найдёт там мудрые указания и её добрые пожелания. С другой стороны, были посвящения вроде того, которым великий Амбруаз Парэ украсил свою книгу, подаренную Генриху III: после портрета автора (который сменил прежнее изображение коленопреклонённого человека) следовали стихи Ронсара и прочих поэтов, восхваляющие королевского хирурга, а также обзор успешной службы Парэ трём предыдущим королям. Наконец, юрист Ренэ Шоппен послал Генриху III свои комментарии к кутюмам (обычному праву) Анжу с посвящением, в котором говорилось лишь о королевских интересах в этом герцогстве (эта профессиональная сухость не помешала королю отблагодарить Шоппена тысячью золотых экю). Протестант Палисси просто напомнил благородному патрону об их философских и математических диспутах, а некий Жан Массе предложил свою книгу по «ветеринарному искусству» королевскому главному конюшему, попутно сообщив ему, что лошадь — это самое благородное животное, умения Мессе безграничны, а последний работодатель только что скончался.
Посвящали теперь и более широкому кругу читателей. Например, издатель мог посвятить книгу ...автору или переводчику, чтобы отметить его заслуги и предложить поскорее написать и издать следующую книгу. Например, Гийом Руий посвятил испанскому теологу книгу с пожеланием посылать больше рукописей как подарков, а итальянцу Доменичи была послана книга с предложением «Прими эту книгу с тем же хорошим настроением, с которым ты отсылал её. Ты подарил её мне написанной красивым почерком и с нарисованными от руки иллюстрациям. Я возвращаю её тебе напечатанной красивым шрифтом и с гравюрами. Думай обо мне как о своём друге и брате».

Кстати, очень много книг посвящалось друзьям. Так, французские гуманисты с 1490 по 1520 год посвящали свои работы друг другу и университетским коллегам чаще, чем могущественным патронам. Эразм объяснил причину этого поведения в 1514 году в посвящении, адресованном Петеру Гиллису: обычные друзья, «друзья домашней ложки», имеют слишком материальное представление о дружбе, а потому периодически обмениваются кольцами, ножами, шляпами и прочими подобными знаками, из страха, что иначе их дружба кончится, а такие тонкие натуры, как Эразм и Гиллис, «чьи представления о дружбе целиком опираются на встречу разумов и наслаждение от общих исследований» (небольшое преувеличение, поскольку Гиллис лишь помогал Эразму продавать его книги), могут довольствоваться подарками для ума и сувенирами литературного свойства. «И потому я посылаю подарок, не обычный подарок, поскольку ты не обычный друг, а много драгоценностей в одной маленькой книге».
Так что в отличие от представлений о Ренессансе как о времени большей озабоченности материальным, на самом деле подарки книг людям, которые могли оценить их содержание, встречались чаще подарков, которые делались в расчёте на отдарки. Кроме того, дяди посвящали книги племянникам, а племянники дядям, отцы — дочерям с пожеланием быть добродетельными и послушными, а дочери — добродетельным отцам с выражением послушания. Лорен Жубер, королевский врач и казначей университета в Монпелье, посвятил свой перевод средневековой работы по хирургии своей престарелой матери, от которой он многое узнал (чем подчёркивал, то, что черпает знания не только из университетских источников, но и из народной медицины). Все эти посвящения помимо прочего создавали контекст для текста книги, показывали круг, для которого она предназначалась, и настроение, с которым её надо было читать. Книга с посвящением выглядела подарком (услугой) не только для адресата, но и для покупателя.

Книга сама по себе имела массу преимуществ в качестве подарка, в том числе когда её преподносили монархам и высокопоставленным лицам. Золотые статуэтки, кубки, плащи и бочки тонкого вина не обычно не могли нести в себе такие красноречивые послания или пожелания реформ. Другие подарки принято было отклонять, если не было желания оказывать ответную услугу, а книгу принимали всегда. С помощью книги можно было выразить свои мысли максимально открыто. Так, юрист Лиона послал свои комментарии к привилегиям этого города губернатору, написав, что «вы представляете в этой провинции короля, который даровал нам эти привелегии, а я дарю их вам в виде книги, прося защищать их и позволить лионцам пользоваться ими и жить в мире». Католики дарили Карлу IX книгу с благочестивым пожеланием вырезать всех еретиков, а протестанты — с намерением смягчить королевское сердце в отношении гугенотов.
Книги также могли посвящать сразу всем читателям, а тексты, которые считались общей собственностью, вроде религиозных текстов, вообще не принято было кому-либо посвящать.

Кроме посвящения и дара своей книги, можно было и подарить кому-то просто специально купленную книгу или что-то из своей библиотеки. Такие дары с распространением печатных книг стали очень частыми. Их иногда даже специально требовали. Например, в 1516 один издатель подарил библиотеке университета в Каене шесть томов, чтобы ему простили просрочку в уплате налогов, а в 1542 году Николя де Херберари, переводчик Амадиса Гальского, был обязан подарить секретарю казначейства два свежих тома этой эпопеи, чтобы продлить право эксклюзивного издания новых томов.
Циркуляция подаренных или одолженных книг была не менее, а то и более важным путём их распространения, чем обычная сеть книготорговцев. В письмах люди XVI века часто обменивались просьбами прислать им ту или иную книгу, обсуждали, у кого можно найти нужный том, через несколько знакомств выходили на владельцев хороших библиотек... Так, Анна де Лаваль обменивалась со своей свояченицей не только фруктами и грушами, но очередными романами об Амадисе, которые ей высылал парижский учитель её детей. В Нормандии Жиль де Губервиль постоянно получал книги в подарок от сельских кюре, например, в одном месте ему дали «Государя» Макиавелли, а в другом книгу о праве, в третьем — постоянно одалживали книги, изданные вышеупомянутым Гийомом Руийем.
Дарение книг было очень простым. Читали в то время почти всё, что издавалось, а потому достаточно было, чтобы одаряемый был грамотным или чтобы в его семье было принято читать в слух, тогда всё в порядке, подарок понравится. Можно было дарить новые книги, свои, чужие, изрядно зачитанные (которые нередко ценились выше новых). А главное, книги были совершенно нейтральным подарком и не несли сексуальных или социальных подтекстов, чего так не хватало в мире тотального символизма и закодированности смыслов во всех материальных вещах. Книгу мог подарить сеньору и священник, и другой сеньор, а розу — только священник сеньору, оленя — только сеньор сеньору.
Книгу во время Ренессанса стали дарить в любое время, а не только на Новый год, как в Средние века, что тоже было преимуществом в глазах подбирающего подарок. А уж если одаряемый человек был известен как коллекционер книг, вроде королевского хирурга Франсуа Рассе де Нё, то такому можно было дарить новые тома при любом случае, будь то его свадьба или удачное лечение пациента.
Кроме того, книга имела преимущество долговечности. Она могла долго ждать дарения, и ещё дольше существовать после. Когда подаренные кролики и олени уже были съедены, книга всё ещё напоминала о дарителе.

Наконец, нельзя не упомянуть, что благодаря распространению печатных книг распространился и обычай нанесения экслибрисов (ставший обычным уже в XV веке). Покупатель отмечал место, время и цену покупки книги, а получивший книгу в подарок отмечал в ней дарителя. На томе, изданном в Париже в 1491 году:«Этот часослов принадлежит Жанне Пельтре, он получен в подарок от её тёти, госпожи Хиллери де Фол, вдовы покойного Гуго де Муана. Нанси, 7 июля, 1565» (далее Жанна добавила религиозные высказывания на латыни и французском, а также нарисовала черепок). Типичная для XVI века подпись, на итальянском манускрипте, изданном до 1466 года: «эта книга принадлежит Жану Гролье и его друзьям». На учебнике студента-юриста в Тулузе: «Эта книга Гийома Майарда и его друзей», а далее список книг, которые он одолжил другим, включая Пантагрюэля. Ещё одна надпись: «Тот кто найдёт меня, должен вернуть меня тому, чьё имя написано ниже, ибо я его ('je suis sien'). Разум желает этого, господь приказывает это, на чужие вещи у тебя нет прав ('vous n'avez rien'). Жан де Божо, архитектор, и его друзья».

Итак, в столетии, в котором книгу стала произодить одна из самых капиталистических индустрий Европы, книга продолжала существовать как объект смешанной, а не абсолютной собственности, как общая, а не частная вещь, несмотря на всё неравенство распределения вознаграждений. Дело было даже не в том, что в печатной книге был заключён труд сразу многих людей, но в том, что существовала мощная традиция особого отношения к книге: как к чему-то, что создано не только нами, но унаследовано, дано богом или дано другими людьми. Книга была особым объектом, который было неловко считать своей безраздельной собственностью или просто источником дохода. Продажа книг не заменила средневековое дарение книг, а сосуществовала с ним. Наоборот, мир подарков расширился за счёт появления печатных книг, и ценность книги в качестве подарка была альтернативой её рыночной цены (так, для живущих в глубокой провинции каждая подаренная книга была дороже, чем стоила в денежном выражении). Отношения между дарителем книг и одаряемым вышли далеко за рамки простого поиска ответных благодеяний.
antoin.livejournal.com/860105.html#cutid1