В России незнамо, с какого боку, распространено мнение, что Киплинг написал это стихотворение своему сыну. Особенно любят такое утверждение романтически настроенные молодые люди (кому по молодости простительно верить в такое) и наша гм… интеллигенция, любящая красиво / эффектно повыразиться...
Например, Евгений Киселев в интервью на голубом глазу так прямо и говорит:
«Но я очень благодарен моей маме, которая добилась того, что я еще мальчиком выучил наизусть стихотворение Киплинга «Завещание сыну». Помните: «... и если ты себе остался верен, / когда в тебя не верит лучший друг, / и если ждать умеешь без волненья, / не станешь ложью отвечать на ложь, / не будешь злобен, став для всех мишенью, / но и святым себя не назовешь.../ И если ты способен все, что стало / тебе привычным, выложить на стол, / все проиграть и все начать сначала, / не пожалев того, что приобрел...» В последнее время стал часто это повторять, когда столкнулся практически со всем, что описано у Киплинга. И взял две главные заповеди — уметь все начать сначала, не пожалев того, что приобрел, и себе остаться верным, когда в тебя не верит лучший друг...»Как только это стихотворение не называют – «Заповедь сыну», «Обращение к сыну», «Завещание к сыну», просто «Сыну»… Причем достаточно открыть оригинал, чтобы убедиться, что речь о сыне там не идет – обращение «my son» не в счет, мы по-русски тоже часто говорим «сынок» человеку, в родстве с нами не состоящему.
На самом же деле на написание этого стихотворения Киплинга вдохновило иное событие, нежели отеческие раздумья о чаде.
читать дальшеЭто – рейд доктора Леандра Джемисона на Трансвааль в конце 1895. На русском об этом событии нет практически ничего. Что несколько удивляет, поскольку последствия этого рейда можно смело назвать катастрофическими: строитель империи, магнат Сесил Родс был вынужден подать в отставку с поста премьер-министра Капской колонии, отношения между англичанами и голландцами во всех четырех государствах Южной Африки резко испортились, рейд внес свой весомый вклад в начало англо-бурской войны, послужил причиной восстания матабелов в 1896 году и эхом повлиял на события уже во второй половине ХХ века.
Доктор Леандр Старр Джемисон был достаточно успешным практикующим врачом в Кимберли. И вот тут на его пути повстречался Сесил Родс, миллионер, промышленник, человек, от которого зависели судьбы тысяч и тысяч людей. Джемисон, как раньше говорили, «попал под магнетические чары» Родса настолько, что оставил свою практику и стал работать на строителя империи, став его ближайшим сподвижником и компаньоном. Как и Родс он был приверженцем идеи английской Африки. Джемисон участвовал в создании Британской Южно-Африканской Компании – той, что покорила и освоила землю к северу от Лимпопо и которую позже назовут Родезией. В 1891 году Джемисон был назначен управляющим территорией Машоналэнда – части Родезии – говоря по-нынешнему губернатором территории, и на его плечи лег тяжелый груз: он отвечал буквально за все, стараясь поддерживать пионеров, шедших в страну, замирять матабелов и шона, налаживать коммуникации, строить дороги и форты и т.д.
Джемисон был на редкость обаятельным человеком, все его называли "доктор Джим". У него было редкое качество: обезоруживать даже самых яростных своих критиков, и превращать людей в истовых последователей. Не имея опыта в юриспруденции, экономике и управлении он умудрялся грамотно править территорией ко всеобщему удовлетворению. К сожалению, у Джемисона была одна страсть, в итоге его и сгубившая – он был игрок. Речь не идет о картах или других играх, Джемисон более всего любил играть по самой высокой ставке – с судьбой. Во время вторжения в Матабелелэнд, он вопреки советам всех военных экспертов, повел отряд из 700 необстрелянных солдат против самых отчаянных воинов на юге Африки, разгромил врага с минимальными потерями и присоединил Матабелелэнд к другим частям страны: Машоналэнду и Маникалэнду. Так в итоге была сформирована Родезия. Во всех своих начинаниях Джемисон практически всегда выступал наперекор судьбе, а порой и здравому смыслу – и выигрывал. До того рокового вечера в конце 1895 года.
Сесил Родс к тому времени находился на пике своего могущества. Его имя произносилось с восхищением, уважением, страхом или ненавистью в половине Африки, от Кейпа до Конго. Он был мультимиллионером, главой самого мощного предприятия Африки, премьер-министром Капской колонии, человеком, владевшим огромной частью мира. Как и все люди такого плана, он был чрезвычайно энергичен, фантастически работоспособен и нетерпелив в своих замыслах. Родс вынашивал идею: железная дорога от Каира до Кейптауна, и на всем протяжении её гордо реет Юнион-Джек. Была еще одна причина, заставлявшая его торопиться с выполнением планов – здоровье. Он прекрасно сознавал, что природой ему отпущено немного и поэтому надо торопиться.
Еще одной мечтой Родса было объединение государств юга Африки: Капской колонии, Наталя, Трансвааля и Оранжевого Свободного государства. Он считал, что объединенные, они смогут добиться большего процветания и развития, нежели по отдельности. Но давняя вражда и взаимное недоверие англичан и буров являлись очень серьезным препятствием к объединению, посему Родс сконцентрировался на идее федерации с общей экономической политикой.
Но тут он столкнулся уже с личной оппозицией в лице президента Трансвааля Пауля Крюгера. Родс здраво считал, что Оранжевое государство без проблем пойдет на объединение с двумя английскими колониями, но вот до тех пор пока Трансваалем управляет старый Крюгер, шансы на объединение с ним минимальны.
Крюгер не любил ни англичан, ни Родса – да и не имел причин на то. Участник Voortrek – великого исхода буров с Капа в Трансвааль, он был упрямым националистом и стремился сохранить традиционный уклад жизни буров. То что англичане постепенно окружали со всех сторон Трансвааль своими территориями, ему откровенно не нравилось, хотя он был вынужден это терпеть, но предложение Родса к объединению с uitlanders (ойтландеры, иноземцы – традиционное прозвище англичан) вызвало у него резко отрицательную реакцию – в таком случае бурский образ жизни исчез бы навсегда, а на такое пойти было нельзя. Ойтландеры прибывали на богатые золотые рудники Витватерсранда чтобы добывать золото, поселялись и постепенно начинали требовать равных прав, таких каким обладали буры. На это Крюгер также пойти не мог – результат был бы тот же что и в первом случае, просто немного отсроченный.
Именно отказ Крюгера в предоставлении даже элементарных гражданских прав разозлил англичан по всей южной Африке. В головах наиболее отчаянных начала блуждать логичная мысль – а что если на месте Крюгера окажется другой человек, более спокойный и умеренный?
Об этом и задумались Родс и Джемисон, в результате чего появился классический заговор. Основной мыслью было: организация мятежа в Йоханнесбурге, под предлогом того, что ойтландеры доведены до предела. Одновременно на территорию Трансвааля вступает полицейский отряд, ведомый Джемисоном, для защиты женщин и детей. Отряд вступает на основании письменного приглашения от ойтландеров, написанного заранее и взыскующего защиты. Далее повстанцы и полицейские принуждают Крюгера подать в отставку, вместо него президентом становится другой, Vierkleur, флаг республики всё так же развевается, поскольку это не революция со свержением, а всего лишь мятеж, вовремя подавленный. Просто как золотой самородок.
В течение 1895 года шли приготовления, но сохранить их в полном секрете не удалось. Крюгер был осведомлен о том, что «что-то такое готовится» и посему был архибдителен. Силы полиции Бечуаналэнда, конной полиции Булавайо и Солсбери и другие постепенно сосредотачивались на границах с Трансваалем. Датой назначили 29 декабря 1895 года.
В самом Йоханнесбурге, повстанческий комитет завершить все приготовления к этой дате не успевал. Они попросили Джеймисона отложить рейд, но для него это было невозможно – машина пришла в движение. Джемисон не без основания полагал, что буры уже что-то знают, а отсрочка приведет к тому что заговор будет раскрыт и все пойдет прахом. Комитет послал срочное сообщение Родсу в Кейп, с просьбой воспретить Джемисону действовать, но сообщение до Родса не дошло. Родс получил известие о рейде когда тот уже начался, и отменить что-либо было поздно. Понимая, что, скорее всего авантюра закончится провалом, он выступил с письменным заявлением, осуждающим рейд, и призывающим этому рейду воспрепятствовать. Сделать такое Родсу было тяжело – он с Джемисоном были друзьями на протяжении лет, но для Родса на карте стояло слишком многое.
В субботу, 29 декабря 1895 года Джемисон со своим отрядом выступил из Питсани в направлении Йоханнесбурга. Отряд состоял из 515 человек, 8 пулеметов Максим, одного 12-фунтового орудия и двух 7-фунтовых. Начальником был Джемисон, командиром – майор сэр Джон Уиллоуби. До сих пор его авантюры оканчивались успешно – но не эта. Солдаты, посланные Джемисоном перерезать телеграфные провода, по ошибке перерезали другие, таким образом, коммуникации были не нарушены и в Трансваале очень скоро узнали, что случилось. Восстания не произошло, а на перехват Джемисону был послан отряд буров. 1 января у Крюгерсдорпа состоялся бой. В котором отряд Джемисона потерял 27 человек убитыми (буры потеряли 4 – двое пали от пуль англичан и двоих по ошибке застрелили свои же). 2 января у местечка Дорнкоп Джемисон сдался, поняв, что помощи ждать ему неоткуда, люди и лошади устали, а подкрепление к противнику прибывало постоянно.
Англичан обезоружили и доставили в Преторию. Поначалу Крюгер намеревался их повесить, но, поразмыслив, решил выдать Великобритании. В Лондоне же весть о рейде Джемисона была воспринята с ошеломлением. Рейд «горстки храбрых» вызвал было симпатии, но потом настрой публики резко изменился. На какое-то время имя Джемисона превратилось в ругательство. Провалившийся рейд Джемисона ухудшил и без того напряженные отношения между Британией и Трансваалем – как ни крути, а рейд был грубым нарушением международного права, вооруженным вторжением на чужую территорию и правительство Великобритании было вынуждено принять меры.
После разгрома Джемисона немецкий кайзер Вильгельм II послал президенту Крюгеру телеграмму, в которой говорилось, что "буры справились с иностранными захватчиками, не призывая на помощь дружественные державы". Телеграмма была расценена в Англии как вызов – немцы пытаются вмешиваться в английские дела! Повесь тогда Крюгер Джемисона и его соратников – не исключено что это вызвало бы в Англии взрыв ярости и война с Трансваалем началась бы раньше. Но Крюгер, даже имея негласную поддержку Германии, крайне заинтересованной в минеральных богатствах Трансвааля, не рискнул. Поскольку пленные были выданы Англии, то мнение публики о них сложилось закономерное «неудачники, провалившие рейд и вовлекшие нашу страну в неприятности». Но с другой стороны в Англии огромная часть населения считала Джемисона и компанию героями. Рейд Джемисона потряс английское общество и однозначного решения никто вынести для себя не мог.
Суд, состоявшийся летом 1896 года приговорил Джемисона и его сподвижников к разным срокам тюремного заключения. За эти полгода Джемисон узнал о себе столько сколько не знал за всю жизнь. Но он стоически выдержал потоки клеветы, лившиеся на него с газетных страниц, проклятия и презрение в свой адрес. Равно как и спокойно отнесся к тому, что в других газетах его называли героем, призывали королеву его помиловать и наградить высшим военным орденом и т.д. Всю вину на суде он взял на себя, заявив, что в происшедшем виноват только он, а посему просит освободить всех остальных – притом, что судья был настроен в отношении Джемисона крайне враждебно.
Тем временем, воспользовавшись тем, что практически все вооруженные силы белых участвовали в рейде, в марте 1896 матабелы подняли восстание, распространившееся по стране как пожар. Сотни белых мужчин, женщин и детей по всей территории были жестоко убиты, поскольку силы, способной защитить их не было. Восстание было подавлено, но в памяти матабелов оно осталось как «Чимуренга» – освободительная война. Позже, во второй половине ХХ века, второй чимуренгой назовут войну, направленную на свержение правительства Родезии, увенчавшуюся успехом в 1980-м.
Остальные последствия рейда Джемисона были не менее тяжелыми. Крюгер не только остался президентом Трансвааля, но еще более упрочил свои позиции. Буры стали все теснее сближаться с немцами, активно пытавшимися урвать свой кусок пирога в Африке. В конечном итоге противоречия между англичанами и бурами вылились в кровопролитную войну. Родс был вынужден подать в отставку с поста министра, и в Лондоне серьезно решался вопрос не отозвать ли у него королевскую хартию на управление территорией, известной де-факто как Родезия, но Родс был настолько значительной фигурой, что сделать такого не решились.
Джемисон, потеряв дело всей жизни, однако сумел оправиться. Зимой 1896 он был досрочно освобожден по причине плохого здоровья. Он вернулся в Африку, занялся политикой, был членом Капского парламента, а позже – премьер-министром и под конец жизни возведен в рыцарское достоинство. Когда он умер, то в знак высочайшего признания был похоронен рядом с Родсом, на холмах Матопос.
Еще одно последситве рейда рвануло спустя многие годы. Прокламация, объявлявшая Бечуаналэнд (ныне Ботсвану) территорией подконтрольной Британской Южно-Африканской Компании была аннулирована в январе 1896 года и объявлена британским протекторатом. Территория к северу от Замбези (позже Северная Родезия, ныне Замбия) и Южная Родезия оказались разделенными. Не случись рейда Джемисона эта земля могла бы стать единой и многих событий второй половины ХХ века там могло и не произойти.
Именно судьба Джемисона, его рейд, заключение, суд над ним и отношение британской публики вдохновили Киплинга на его знаменитые строки. Маленький шотландец Джемисон для Киплинга был "великим подвижником, который пролагал Британии путь в неизведанные страны, не дрожал за свою жизнь, умел идти на отчаянный риск, а, оказавшись в тюрьме, под угрозой смертной казни, проклинаемый даже своими соотечественниками, нес крест и за поступок и за его провал. И не пытался скрыться за спинами тех, кто был еще виновнее" © А.Б. Давидсон.
I
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies,
Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:
If you can dream - and not make dreams your master;
If you can think - and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build'em up with worn-out tools:
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: "Hold on!"
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings - nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it,
And - which is more - you'll be a Man, my son!
II
Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том;
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело.
И только Воля говорит: "Иди!"
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и с друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег,-
Тогда весь мир ты примешь, как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!
III
Когда ты тверд, а все вокруг в смятенье,
Тебя в своем смятенье обвинив,
Когда уверен ты, а все в сомненье,
А ты к таким сомненьям терпелив;
Когда ты ждешь, не злясь на ожиданье,
И клеветой за клевету не мстишь,
За ненависть не платишь той же данью,
Но праведным отнюдь себя не мнишь;
Когда в мечте не ищешь утешенья,
Когда не ставишь самоцелью мысль,
Когда к победе или к пораженью
Ты можешь равнодушно отнестись;
Когда готов терпеть, что станет подлость
Твой выстраданный идеал чернить,
Ловушкой делать, приводить в негодность,
А ты еще готов его чинить;
Когда согласен на орла и решку
Поставить все и тотчас проиграть,
И тотчас же, мгновенья не помешкав,
Ни слова не сказав, сыграть опять;
Когда способен сердце, нервы, жилы
Служить себе заставить, хоть они
Не тянут - вся их сила отслужила,
Но только Воля требует: "Тяни!"
Когда - хоть для тебя толпа не идол -
При короле ты помнишь о толпе;
Когда людей ты понял и обиды
Не нанесут ни враг, ни друг тебе;
Когда трудом ты каждый миг заполнил
И беспощадность Леты опроверг,
Тогда, мой сын. Земля твоя - запомни! -
И - более того - ты Человек!
IV
Сумей, не дрогнув среди общей смуты,
Людскую ненависть перенести
И не судить, но в страшные минуты
Остаться верным своему пути.
Умей не раздражаться ожиданьем,
Не мстить за зло, не лгать в ответ на ложь,
Не утешаясь явным или тайным
Сознаньем, до чего же ты хорош.
Умей держать мечту в повиновенье,
Чти разум, но не замыкайся в нем,
Запомни, что успех и пораженье -
Две лживых маски на лице одном.
Пусть правда, выстраданная тобою,
Окажется в объятьях подлеца,
Пусть рухнет мир, умей собраться к бою,
Поднять свой меч и биться до конца.
Сумей, когда игра того достойна,
Связать судьбу с одним броском костей,
А проиграв, снести удар спокойно
И без ненужных слов начать с нулей.
Сумей заставить сношенное тело
Служить сверх срока, не сбавляя ход.
Пусть нервы, сердце - все окаменело,
Рванутся, если Воля подстегнет.
Идя с толпой, умей не слиться с нею,
Останься прям, служа при королях.
Ничьим речам не дай звучать слышнее,
Чем голос истины в твоих ушах.
Свой каждый миг сумей прожить во славу
Далекой цели, блещущей с вершин.
Сумеешь - и Земля твоя по праву,
И, что важней, ты Человек, мой сын!
V
Из тех ли ты, кто не дрожал в сраженье,
Но страх других себе в вину вменил,
Кто недоверие и осужденье
Сумел признать, но доблесть сохранил?
Кто бодро ждал и помнил, что негоже
Неправдою отплачивать лжецу
И злом злодею (но и этим тоже
Гордиться чересчур нам не к лицу).
Ты - друг Мечты, но средь ее туманов
Не заблудиться смог? И не считал,
Что Мысль есть Бог? И жалких шарлатанов
Триумф и Крах- с улыбкой отметал?
И ты сумеешь не придать значенья,
Когда рабы твой труд испепелят
И смысл высокий твоего ученья
Толпа на свой перетолкует лад?
Рискнешь в игре поставить состоянье,
А если проиграешь все, что есть,-
Почувствуешь в душе одно желанье:
Встать от игры и за труды засесть?
Послушна ли тебе и в боли дикой
Вся армия артерий, нервов, жил?
Воспитана ли Воля столь великой,
Чтоб телу зов ее законом был?
Ты прям и прост на королевской службе?
С простолюдином кроток? Справедлив
К достойному назло вражде и дружбе?
Властителен порой, но не кичлив?
И правда ли, что даже малой доли
Своих часов, минут ты господин?
Ну что ж! Земля твоя - и даже боле
Тебе скажу: ты Человек, мой сын!
VI
О, если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг,
И если ждать умеешь без волненья,
Не станешь ложью отвечать на ложь,
Не будешь злобен, став для всех мишенью,
Но и святым себя не назовешь,
И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она,
И будешь тверд в удаче и в несчастье,
Которым, в сущности, цена одна,
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, можешь снова -
Без прежних сил - возобновить свой труд,
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел,
И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: "Держись!" -
И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить,
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, -
Земля - твое, мой мальчик, достоянье!
И более того, ты - человек!
VII
Сын! Если сможешь ты не падать духом,
Когда вокруг все паникой полны,
И «Нет!» сказать сомнениям и слухам,
Раз знаешь, что в том нет твоей вины;
Быть сможешь терпеливым, ожидая,
И, будучи оболганным, не лгать,
Монетой той же злу не отвечая,
Быть мудрым, но словами не играть;
Мечтать, но жить, не в облаках витая,
И знать: раздумья – средство, а не цель;
И бедствия терпя, и побеждая,
Поймешь: их смена – это карусель;
Снесешь, когда твои слова и мысли
Враг извратит для кучи дураков,
Сломав, смешает с грязью дело жизни –
Сжав зубы, ты с нуля начнешь все вновь;
Коль сможешь все, что есть, поставить на кон,
Рискнуть в орлянку – пан или пропал,
Все потерять за миг, единым взмахом,
И не скулить о том, что проиграл;
Когда в дрожащих мышцах сил не станет,
А время, как всегда, не будет ждать,
Но ты сумеешь превозмочь усталость,
Вновь только силой воли побеждать;
Найдешь ответ достойный пред толпою,
В успехе, в славе – вспомнишь про друзей,
Со всеми будешь честен и с собою,
Поймешь: нет ничего важней людей;
Сумеешь жить, минуты не транжиря,
Наполнишь смыслом их извечный бег –
Тогда твои – весь мир, и все, что в мире,
Но, что важнее, сын, ты – Человек!
VIII
Когда хранишь покой среди смятений,
Среди теряющих себя людей,
Когда свободен от чужих сомнений,
Но внемлешь правоте чужих идей,
Когда способен ждать, не уставая,
Иль, будучи оболганным, не лгать,
Иль, властию над гневом обладая,
Геройство напоказ не выставлять,
Когда рабом мечтаний не бываешь,
Когда благая мысль живёт в делах,
Когда триумф иль бедствие встречаешь
В сознании, что это - тленный прах,
Когда мужаешься, услышав правду,
Скривлённую в капкан для дураков,
Или глаза от краха веры страждут,
Но руки не пугаются трудов,
Когда всей честной жизни полный выйгрыш
Бросаешь враз на "решку" иль "орла",
И, проиграв, опять на пашню выйдешь,
Не плача, что удача не пришла,
Когда взнуздаешь сердце, нервы, жилы,
Но, провалившись в пропасть, взмоешь ввысь,
Держась за воздух за пределом силы,
Где только Воля говорит: "Держись!",
Когда в богатстве сохраняешь совесть,
В нужде не лицемеришь пред царём,
Когда ни враг, ни друг тебе не в горесть,
Когда все чтут тебя, не бья челом,
Когда мгновенье каждое умеешь
Наполнить смыслом до святых глубин,
Тогда Землёй по праву ты владеешь,
И лишь тогда ты - человек, мой сын!
IX
О, если разум сохранить сумеешь,
Когда вокруг безумие и ложь,
Поверить в правоту свою - посмеешь,
И мужество признать вину - найдешь,
И если будешь жить, не отвечая
На клевету друзей обидой злой,
Горящий взор врага гасить, встречая,
Улыбкой глаз и речи прямотой,
И если сможешь избежать сомненья,
В тумане дум воздвигнув цель-маяк...