[EricMackay]

А. Ю. Павлов, А. В. Бодров, И. Э. Магадеев, Е. П. Феськова
Враг, противник, союзник? Россия во внешней политике Франции в 1917 - 1924 годах

Ожиданий не оправдала конечно. Объем огромный (2 тома, почти полторы тысячи страниц), заявлена масса интересных тем, но результат оставляет желать. В лучшую сторону выделяются разве что главы Павлова, в меньшей степени - Бодрова. Указателей нет, что отдельно «радует». Полиграфия неплохая.

Также - здесь

1917 - начало 1918 года

Как отмечается, французское правительство не поспевало за революционными событиями 1917 года, [да и последующими тоже] реагируя на них с заметным опозданием. После Февраля основными задачами французской политики в России сделались предотвращение выхода русского государства из войны и восстановление боеспособности русской армии. Эти задачи французское правительство пыталось решать действуя сразу по нескольким направлениям.
Французы пытались воздействовать на новое русское правительство, все влиятельные политические силы, армию и общество через своих представителей, регулярно отправляя в Россию различные политические и военные миссии, а также отдельных лиц. Так, наезжавшие в Россию французские социалисты пытались убедить своих российских единомышленников действовать в оборонческом духе, офицеры и солдаты военных миссий посещали воинские части, агитируя за войну до победного конца и т. д.
По инициативе министра вооружений и видного социалиста Альбера Тома в России была создана французская информационно-пропагандистская служба, развернувшая широкомасштабную деятельность по распространению оборонческих агитматериалов.
В русскую армию было направлено значительное число французских военных специалистов и ряд французских подразделений, в т. ч. и боевых*.

Состав ответственных лиц и органов Французской республики причастных к формированию русской политики в это время выглядел следующим образом.
Прежних посла и военного представителя в России после Февраля было решено сменить, дабы не смущать новое русское правительство и общественность лицами тесно сотрудничавшими с прежним режимом. Мориса Палеолога в роли посла в мае 1917-го сменил Жозеф Нуланс, профессиональный политик**, представитель левоцентристской Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов, имевшей крупнейшую фракцию во французском парламенте. Дипломатической работой Нуланс до этого никогда не занимался, но предполагалось, что он найдет общий язык с Временным правительством.
Генерала Пьера Жанена на посту главы военной миссии в июле 1917-го*** сменил генерал Анри Ниссель, опытный боевой генерал, герой Вердена. Предполагалось, что решительный и опытный военачальник сумеет завоевать уважение русских коллег и сможет содействовать восстановлению русской армии.
Была также скорректирована схема взаимодействия посла и военного представителя Франции, ранее действовавших практически независимо друг от друга. Теперь по всем политическим вопросам Ниссель должен был подчиняться Нулансу. [Начальником штаба миссии Нисселя стал полковник Жак Ланглуа, военным атташе оставался полковник Жан Лавернь].*
Нисселю подчинялись все французские военные на территории России. Отдельная французская военная миссия находилась при правительстве Румынии, занимаясь восстановлением румынской армии (и фактически в значительной мере ее контролируя). Миссию в Румынии возглавлял генерал Анри Бертело.
[В самой Франции за 1917 год сменилось четыре кабинета министров. 20 марта Аристида Бриана на посту премьера сменил Александр Рибо, на время премьерства которого пришелся ряд кризисов - провал наступления Нивеля, волнения в армии и революция в России. 12 сентября Рибо уступил пост премьера Полю Пенлеве, однако реорганизованный кабинет последнего продержался недолго и уже 13 ноября был (впервые за время войны) отправлен в отставку парламентом]. Новым премьером президент Франции Раймон Пуанкаре 19 ноября назначил Жоржа Клемансо, решительного сторонника продолжения войны до полной победы. Клемансо занял также и пост военного министра. Министром иностранных дел при нем стал Стефан Пишон. Кабинет Клемансо управлял Францией до конца января 1920 года.
Главным советником военного министра по вопросам ведения войны (в т. ч. и по вопросам взаимодействия с союзниками), согласно декрету от 11 мая 1917 года, являлся начальник Генерального штаба. Этот пост с мая 1917 года занимал генерал (с августа 1918 года - маршал) Фердинанд Фош. В марте 1918 года Ф. Фош был назначен Верховным главнокомандующим союзными войсками во Франции, однако до декабря [у авторов - сентября] 1918-го формально сохранял за собой и прежнюю должность. Фактически обязанности начальника Генштаба выполнял его заместитель, генерал Анри Альби [в декабре 1918 - январе 1920-го - занимал пост начальника Генерального штаба уже и официально. Бесцветные Пишон и Альби большой роли фактически не играли].
Роль центра стратегического планирования в рамках Генерального штаба играло 3-е бюро, отвечавшее за планирование военных операций, а также предоставлявшее правительству и военному министру аналитические материалы с оценкой ситуации и предложения по принятию тех или иных решений.

В ноябре 1917 года на конференции в Рапалло был образован Верховный военный совет Антанты - постоянно действовавший орган координировавший военные усилия союзников. В состав Совета входило по 2 представителя от Франции, Британии и Италии (главы правительств как постоянные члены и меняющиеся, в зависимости от рассматриваемого вопроса, вторые представители, Францию, в большинстве случаев представляла пара Клемансо - Пишон) и представитель США (посол во Франции), выступавший в качестве наблюдателя.
Заседания Совета проходили раз в месяц, решения его формально не имели обязательного характера, однако предполагалось, что они будут воплощаться главами правительств на национальном уровне. Весомую роль играли и постоянные военные представители четырех стран, формально игравшие лишь роль советников по техническим военным вопросам. По поручению Совета они могли совместно обсуждать конкретные вопросы, вырабатывая общую позицию - с точки зрения интересов всего альянса. Выработанные ими решения чаще всего утверждались затем Советом. Первым военным представителем Франции был генерал Максим Вейган, в апреле 1918-го его сменил генерал Э. Белен.
После окончания войны, в начальный период работы Парижской мирной конференции, на основе Совета сложился ряд неформальных институций - Совет десяти (главы правительств и мининдел Британии, Франции, США, Италии, Японии), в марте 1919 года - Совет четырех (главы правительств Британии, Франции, США, Италии), в июле 1919 года, после подписания Версальского договора - Совет глав делегаций.
После заключения мира Верховный совет был формально распущен, однако фактически продолжил существование в 1920 - 1922 годах, называясь уже Верховным советом Антанты. Он включал глав правительств и мининдел Британии, Франции, Италии, Японии и Бельгии и служил площадкой для координации внешнеполитических усилий указанных стран, проведя ряд международных встреч.

Большевистский переворот положил начало периоду неопределенности в русской политике Франции. На рубеже 1917 - 1918 года и в первые месяцы 1918-го основной целью французского правительства было восстановление в какой-либо форме Восточного фронта и ограничение германского влияния на территории России. В рамках выполнения этих задач французы готовы были сотрудничать с любыми силами действовавшими на просторах бывшей Российской империи, включая и большевиков.

Сообщение с европейскими столицами после большевистского переворота сделалось затруднительным и западным дипломатам, не имевшим возможности быстро проконсультироваться со своими правительствами, теперь нередко приходилось действовать на свой страх и риск.
Не получая инструкций от своих правительств, 18 ноября 1917-го послы союзных держав на общем собрании выработали единую позицию по отношению к большевистскому правительству - официальных отношений не поддерживать, частные контакты осуществлять лишь в целях защиты своих граждан.
Нуланс был поначалу уверен в скором падении большевиков и уже 10 ноября, сообщив в Париж, что Керенский скоро одержит верх в борьбе с последними, предложил (после консультаций с британским послом Бьюкененом) прислать в Петроград несколько батальонов союзных войск, дабы поддержать последнего. Телеграмма Нуланса дошла до французской столицы через Стокгольм только 16 ноября, французское правительство инициативу своего посла категорически отвергло (22 ноября).
20 ноября большевистское правительство приказало исполнявшему обязанности Главковерха генералу Духонину вступить в переговоры с немцами относительно прекращения боевых действий. 21 ноября последовало официальное обращение к послам союзных держав - с сообщением о создании нового правительства и формальным предложением о заключении перемирия на всех фронтах. В тот же день союзные послы собрались снова, подтвердив прежнее решение - ни в какие официальные отношения с большевиками не вступать.
22 ноября, узнав о приказе отданном Духонину, Клемансо, не дожидаясь формирования единой позиции союзных держав, поручил Нисселю сообщить русскому Главковерху, что Франция не признает большевистское правительство и рассчитывает, что русское командование не станет вести преступных переговоров с врагом. 23 ноября находившиеся в Ставке военные представители союзных держав передали Духонину совместную ноту с протестом против возможного сепаратного перемирия.
В целом, однако, французское правительство занимало выжидательную позицию, не имея возможности сформировать твердый политический курс в условиях воцарившегося хаоса.
Французское посольство, официально отказываясь от контактов с большевиками, фактически поддерживало с ними связь через члена военной миссии капитана Жака Садуля - видного социалиста, направленного в Россию по инициативе Альбера Тома.

Русский вопрос активно обсуждался в ходе очередной межсоюзнической конференции в Париже (27 ноября - 3 декабря 1917). В последний день конференции, на конфиденциальном совещании с участием глав правительств и мининдел Британии, Франции, Италии, японского посла во Франции и представителя американского президента полковника Хауза, по инициативе последнего была выработана общая позиция относительно мирных предложений большевиков. Союзники соглашались обсудить цели войны и условия заключения мира - но при условии появления в России стабильного и признанного всем народом правительства. Общего заявления по этому поводу принимать не стали, ограничившись соответствующими инструкциями послам (Нулансу они были отправлены в тот же день - 3 декабря).
На этом же совещании были обсуждены предложения генерала Фоша. 30 ноября он представил французскому правительству свои предложения относительно действий в России. Они включали в себя прямую военную интервенцию союзников с целью восстановления Восточного фронта. По мнению Фоша следовало, во-первых, с помощью японских и американских войск взять под контроль Транссибирскую магистраль, во-вторых - использовать для сопротивления Центральным державам все возможные группировки на востоке (Румынию, казаков, украинцев, чехов), помогая им силами французских военных миссий и обеспечивая с помощью Транссиба.
3 декабря Фош лично представил указанные положения на заседании глав союзных правительств. Никакого решения по ним принято не было, но после конференции правительствам США и Японии были посланы специальные меморандумы, содержащие развернутое изложение плана Фоша.

23 декабря в Париже было проведено совещание с участием членов английского правительства и высшего французского руководства (Клемансо, Пишон, Фош). Стороны констатировали отсутствие какой-либо ясности относительно происходящего в России, отметив необходимость формирования очагов сопротивления Центральным державам на ее территории - но не порывая при этом окончательно с большевиками. По итогам совещания было заключено соглашение о разделе сфер ответственности держав на юге России. Во французскую зону вошли Бессарабия, Украина и Крым, в английскую - Кавказ и казачьи территории. Помимо этого решено было оказать помощь организации генерала Алексеева в Новочеркасске, выделив ей 5 млн франков (за счет обеих держав).
Как отмечается, соглашение носило антигерманский характер, большевики в качестве противника не упоминались и даже алексеевская организация рассматривалась, в первую очередь, как антигерманская.
Руководить организацией противодействия Германии во французской зоне было поручено генералу А. Бертело, главе военной миссии в Румынии. Остававшемуся в Петрограде генералу Нисселю было приказано заниматься тем же в центральных и северных регионах России.

Разгон Учредительного собрания похоронил надежды на мирное отстранение от власти большевиков, однако определенный оптимизм французам внушали переговоры в Брест-Литовске - сохранялась высокая вероятность их срыва и возобновления боевых действий.
Позиция французских военных представителей (Ниссель, Ланглуа), в целом разделяемая и послом Нулансом, в это время сводилась к необходимости сохранения контактов с большевиками и использовании при этом всех возможностей для срыва мирных переговоров. В случае возобновления боевых действий рекомендовалось даже оказать помощь в формировании «революционных» войск для борьбы с немцами. Альтернативные большевикам силы оценивались невысоко. Как отмечается, Париж прислушивался к своим представителям, и в целом действовал в соответствующем духе. Такой же позиции фактически придерживалась и прочие союзники.

10 февраля 1918-го переговоры в Бресте были прерваны и 16 февраля Германия объявила о возобновлении боевых действий. Уже 17 января Пишон поручил Нулансу сообщить большевикам о готовности Франции оказать им материальную и финансовую помощь в случае возобновления борьбы с германцами. 18 февраля это предложение было передано большевикам через Садуля (в тот же день аналогичное предложение было передано и англичанами).
21 февраля Совнарком издал декрет «Социалистическое отечество в опасности!». В тот же день Троцкий сообщил Нулансу о намерении большевиков оказать сопротивление немецкому наступлению и просил французов о помощи. 22 февраля большевистское правительство приняло решение официльно просить союзников о помощи против немцев и французская военная миссия передала Троцкому список своих предложений (разрушение железных дорог для затруднения немецкого наступления и помощь в формировании новой армии).
23 февраля в Петрограде были получены новые немецкие требования, при выполнении которых Германия была готова заключить мир и с этого времени в большевистском руководстве начался новый раунд борьбы сторонников и противников мира. Обсуждалось и продолжение сотрудничества с союзниками. 23 февраля Троцкий лично встретился с Нисселем, выслушав его предложения и обсудив возможные совместные меры. 27 февраля с Садулем и еще одним членом военной миссии лейтенантом, гр. де Люберсаком, встретился Ленин. Речь на встрече шла о ранее предложенном французами разрушении железных дорог ведущих в Петроград. Соответствующий план даже начал реализовываться - 3 марта в район Пскова прибыли две команды французских подрывников.

[Однако вскоре борьба в большевистском руководстве закончилась победой сторонников мира и 3 марта в Бресте был подписан мирный договор с немцами]. Принятое большевиками решение о заключении мира и приближение немцев вынудили французских дипломатов покинуть Петроград. 28 февраля 1918 года Нуланс с персоналом посольства и Ниссель, с частью миссии, покинули город. Нуланс, вместе с британскими, итальянскими и сербскими коллегами, в течении месяца безуспешно пытался проехать через Финляндию в Стокгольм и в итоге вынужден был отправиться в Вологду, где уже находились британские и японские дипломаты. Ниссель, также неудачно пытавшийся проехать через Петрозаводск в Архангельск, в итоге вернулся в Петроград.
[16 марта 1918 года, после очередного раунда внутрипартийной борьбы, Бреский мир был ратифицирован IV Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов]. Узнав о ратификации мира и решении Совнаркома перебраться в Москву Ниссель решил окончательно покинуть Россию, отправив в Москву часть миссии во главе с Лавернем. 18 марта это решение утвердил Париж.

Несмотря на подписание мира, вероятность возобновления боевых действий с немцами не исключалась и переговоры с союзными военными миссиями были продолжены. 23 марта 1918 года Троцкий официально просил помощи у военных представителей союзников в деле создании новой армии. По сообщению Лаверня предполагалось за два-три месяца сформировать армию в 300 - 500 тыс. человек. Военные представители союзников согласились предоставить большевикам помощь, во главе процесса должен был встать французский атташе Лавернь, как представитель державы с наибольшим военным присутствием в России.
Французское правительство, впрочем, требовало от Лаверня действовать максимально осторожно, опасаясь, что формируемая армия будет использована во внутренней войне или даже против самих союзников.
В апреле 1918-го, на совещании послов и военных представителей Антанты в Вологде было решено ограничиться оказанием большевикам лишь «технической» помощи (составление планов и проектов) и то лишь при условии согласия большевиков на японскую интервенцию на Дальнем Востоке и предоставлении гражданам стран Антанты тех же прав, что и гражданам Центральных держав. Лаверню было разрешено направить французских офицеров инструкторами в военные училища организуемые большевиками в Петрограде, однако дело до этого уже не дошло.

Юг России привлекал особое внимания французского руководства. Здесь, с одной стороны, имелись разнообразные богатые ресурсы, доступ к которым мог заметно усилить Центральные державы, с другой - располагались силы, с помощью которых можно было попытаться организовать сопротивление немцам (формирующиеся чехословацкие и польские части, Румыния, украинцы). Планы использовать их против немцев стали, впрочем, очень быстро рушиться.
Стремительное разложение войск Румынского фронта вскоре поставило в тяжелое положение неспособную держать фронт в одиночку Румынию и уже 9 декабря 1917 года румыны заключили перемирие с Центральными державами. После этого главным фаворитом французов ненадолго стала УНР. 29 декабря 1917 года генерал Табуи, бывший ранее французским представителем при Юго-Западном фронте, был назначен представителем при правительстве УНР, в статусе комиссара республики. Табуи было поручено сообщить украинцам о поддержке Францией их усилий по восстановлению порядка. Генерал должен был выразить также готовность обсудить финансовую и техническую помощь УНР. Все это однако не помогло и 9 февраля 1918-го УНР (успевшая 22 января провозгласить полную независимость) подписала мир с Центральными державами. Сразу после этого на территорию УНР вступили австро-германские войска и миссии Табуи пришлось стремительно эвакуироваться (большая ее часть выехала через Архангельск).
Подписание украинцами мира сделало положение Румынии и вовсе безнадежным. [1 марта 1918 года она была вынуждена вступить в переговоры о мире с Центральными державами (подписан 7 мая)], а французской миссии Бертело также пришлось начать спешную эвакуацию.
Контакт с Добровольческой армией ограничился разовой передачей французской части средств выделяемых в рамках англо-французского соглашения и затем был надолго утерян.

Пытаясь как-то найти общий язык с большевиками французское правительство одновременно продолжало обсуждать с союзниками план интервенции в Сибири, предложенный ранее Фошем. В январе 1918 года французский Генеральный штаб представил новый его вариант - помимо США и Японии предполагалось участие и других держав и создание общесоюзной миссии под руководством французского офицера. Париж, впрочем, готов был согласиться и на интервенцию силами одной Японии, если она на нее решится.
Относительно возможной реакции большевиков на японскую интервенцию на Дальнем Востоке высказывались разные мнения. Так, Садуль считал возможным убедить Ленина и Троцкого принять помощь Японии, Ниссель и Лавернь, напротив, ожидали резкого неприятия, Фош считал, что возможное недовольство большевиков нужно игнорировать и т. д. Почву для этих разногласий создавали сами большевики, позиция которых была неясна (или еще не оформилась).

План Фоша не предполагал занятия северных портов, русский Север признавался сферой ответственности Британии. Правительство последней считало необходимым занять Мурманск, дабы он не достался немцам и французы присоединились к союзнику. Капитан де ла Гатинери, французский военный представитель при мурманском порту, принял участие в переговорах с мурманским Советом и вошел в состав сформированного в городе военного совета (включавшего британского, французского и русского офицеров). 6 марта 1918 года в Мурманске высадились передовые части англичан. Соглашение местного совета с союзниками было первоначально санкционировано Совнаркомом.

Наиболее важной целью интервенции французское правительство продолжало считать установление контроля над Транссибом, однако никакого прогресса в этом вопросе долгое время не наблюдалось. Япония, которая должна была, по мнению французов, играть в ней главную роль, колебалась, еще более сдержанную позицию занимали Британия и, особенно, США, выражавшие, помимо прочего, опасения по поводу японского участия.
5 апреля 1918 года японцы, под предлогом защиты иностранных граждан, высадили, наконец, небольшой отряд (2 роты) во Владивостоке. К нему (для демонстрации межсоюзнического характера операции) присоединились 50 британских морских пехотинцев.
Развития эта акция поначалу не получила, однако вызвала острую реакцию большевистского правительства, 6 апреля объявившего Японию «смертельным врагом Советской республики». Несмотря на громкие публичные обвинения разрыва с союзниками не последовало, однако, как отмечается, с этого времени отношения между большевиками и странами Антанты начинают быстро ухудшаться.
Этому способствовала и деятельность французского посла Нуланса (добравшемуся в апреле до Вологды послу к этому времени были официально подчинены все французские дипломаты и военные остававшиеся на территории России). 23 апреля Нуланс, и ранее выступавший за более решительное отстаивание французской позиции, дал жесткое, выдержанное в антигерманском духе, интервью московским газетам, поддержав, в частности, японский десант во Владивостоке. Выступление Нуланса вероятно способствовало прекращению наметившегося сотрудничества французской военной миссии с большевиками и вызвало жесткую публичную реакцию Наркоминдела.

Окончательный разрыв отношений большевиков и союзников произошел после выступления Чехословацкого корпуса.
Созданный в сентябре 1917 года Чехословацкий корпус был изначально частью российской армии. Помимо России чехословацкие части формировались и во Франции. 16 декабря 1917 года декретом французского президента была образована автономная Чехословацкая армия во Франции. В политическом отношении она подчинялась созданному в феврале 1916 года Чехо-Словацкому Национальному Совету (ЧСНС), работавшему в Париже, в военном - французскому Верховному командованию, назначавшему (по согласованию с Советом) командующего армией. Главой ЧСНС являлся Т. Масарик, его заместителем был полковник французской армии М. Штефанек, генеральным секретарем Совета - Э. Бенеш.
В апреле 1917 года в Петрограде было образовано Отделение ЧСНС (ОЧСНС) для России. После большевистского переворота ОЧСНС объявило о нейтралитете чехословацкого корпуса. 28 января 1918 года все чехословацкие войска в России были объявлены частью «чешско-словацкого войска, состоявшего в ведении французского Верховного командования».
К февралю 1918 года Чехословацкий корпус (2 пехотные дивизии и проч., всего 42-45 тыс. чел.) располагался на территории УНР. Как уже отмечалось, французское правительство изначально рассчитывало использовать корпус для восстановления Восточного фронта, однако падение Румынии и УНР сделало эту перспективу нереальной. Корпус было решено выводить во Францию через Владивосток.
Переговоры с Совнаркомом относительно передвижения корпуса во Владивосток вели в марте 1918-го представители ОЧСНС. Сделав ряд уступок им удалось достичь компромисса с центральным большевистским руководством, однако части корпуса на местах продолжали испытывать массу трудностей во взаимоотношениях с местными советскими властями. В целом, эвакуация чехословаков происходила в условиях полного хаоса и неопределенности, при отсутствии четких договоренностей между всеми задействованными сторонами. К маю 1918-го эшелоны корпуса растянулись на огромном пространстве от Самары до Владивостока.

Французская военная миссия, вступившая в марта в переговоры с большевиками относительно создания новой армии (см. выше), предложила им, в частности, использовать для этого части Чехословацкого корпуса. Получив от Лаверня информацию о предварительном согласии Совнаркома на использование чехословацких солдат, Фош, от имени Клемансо, выразил согласие на оставление корпуса в России (21 марта). В апреле эту идею поддержала Великобритания.
Заявление Фоша вызвало однако резкий протест ЧСНС, без одобрения которого корпус в России оставить было невозможно и движение эшелонов корпуса на восток продолжилось. На протяжении апреля оно происходило в условиях все более возраставшей напряженности - отношения большевиков с союзниками все более ухудшались и на места из Москвы шли противоречивые указания относительно взаимодействия с чехословаками.
27 апреля военные представители Британии, Франции и Италии при Верховном военном совете Антанты (см. выше) предложили повернуть чехословацкие эшелоны находившиеся западнее Омска на Мурманск и Архангельск, откуда чехов можно было вывести во Францию быстрее. В ожидании эвакуации чехословаки должны были охранять порты и железные дороги. Части находящиеся восточнее Омска также предлагалось до эвакуации использовать в интересах союзников [т. е. видимо для контроля Транссиба]. 2 мая эти предложения были утверждены Верховным военным советом. 4 мая это решение было сообщено французской военной миссии в Москве. Последней поручалось договориться об осуществлении нового плана с Совнаркомом и ОЧСНС.

Особое мнение по этому вопросу имелось у британских военных. Уже в середине мая Имперский Генеральный штаб предложил, в условиях нехватки тоннажа и нежелания США участвовать в интервенции, использовать Чехословацкий корпус для интервенции в Сибири вместо американцев. Несмотря на возражения французов, указывавших на категорическое нежелание чехов участвовать во внутренней борьбе в России, британцы продолжали настаивать - к 21 мая мнение Имперского генштаба превратилось в официальное предложение британского правительства.

Между тем, в двадцатых числах мая усиливавшееся напряжение между большевиками и чехословаками вылилось в прямое вооруженное противостояние. Теоретически возможность вывоза чехословаков еще сохранялась - 28 мая Троцкий сообщил Лаверню, что готов разрешить вывоз части корпуса через Архангельск, при условии сдачи оружия и пр. Сам Лавернь считал такие условия приемлемыми, однако и Нуланс и французское правительство его не поддержали****. Как отмечается, даже при согласии французов на компромисс надеяться на сдачу оружия чехами не приходилось - еще 26 мая съезд представителей частей корпуса в Челябинске постановил оружия большевикам не сдавать, считая его главной гарантией безопасности при продвижении к Владивостоку.
Возникла, таким образом, патовая ситуация - большевики желали разоружения чехословаков, но не имели возможности сделать это силой, а чехословаки не желали сдавать оружия, но не могли добраться до портов из-за чинимых им препятствий.
В этих условиях предложения англичан об оставлении корпуса в России выглядели все более привлекательно и находили все больше сторонников. Активным сторонником подобного решения был Нуланс. В телеграмме от 17 мая посол предлагал использовать чехословацкие и сербские части для интервенции в Сибири и на Севере. В сообщении от 17 июня посол призывал начать интервенцию как можно скорее, пользуясь слабостью большевиков. С послом фактически солидаризировалось и 3-е бюро Генштаба. В представленной им правительству и Верховному совету Антанты 18-19 июня записке констатировалось, что «правительство большевиков полностью находится в руках немцев» и в этих условиях чехословацкие войска необходимо не эвакуировать из России, а напротив использовать на месте против германцев и большевиков - вместе с другими антибольшевистскими силами.
Постепенно менялась и позиция правительства. 3 июня Верховный военный совет Антанты принял решение удерживать Мурманск и, как можно скорее, установить контроль и над Архангельском, использовав в т. ч. и чехословацкие части. 20 июня Клемансо еще настаивал на вывозе чехословаков из России, соглашаясь оставить их на месте лишь в случае если эвакуация окажется невозможна. Однако после провала эсеровского мятежа в начале июля стало понятно, что большевики не желают разрыва с Германией. С этого времени в официальных документах французского правительства появляется термин «германо-большевики», а сам большевистский режим окончательно переходит в разряд противников Франции.

* См. А. Павлов, Ф. Гельтон В кабинетах и окопах: французские военные миссии в России в годы Первой мировой войны или здесь - ericmackay.dreamwidth.org/277356.html
** [Помимо прочего, некоторое время занимал посты военного министра и министра финансов].
*** Фактически прибыл в Петроград в сентябре 1917-го, Жанен оставался при Ставке до октября.
**** В действиях представителей Франции наметился даже определенный раскол - Лавернь через своих офицеров убеждал чехов сдать оружие, тогда как французские дипломаты (например, консул в Самаре) призывали их этого не делать (видимо по указанию Нуланса).

Север и Восток России

Выступление чехословаков, приведшее к ликвидации большевистской власти во многих районах Сибири и Дальнего Востока, заставило союзников резко активизировать усилия по организации интервенции в Сибири и на Севере. Как уже отмечалось, 3 июня 1918-го Верховный военный совет, по инициативе Великобритании, принял решение об удержании Мурманска и установлении контроля над Архангельском. Важность контроля над северными портами объяснялась, в первую очередь, растущей немецкой угрозой и необходимостью содействовать сибирской интервенции. Для контроля за портами предполагалось использовать прежде всего чехословацкие и сербские части, усиленные 4-6 батальонами союзных войск. Руководить операцией на Севере должна была Британия.
2 июля Верховный военный совет, снова по инициативе Великобритании, принял решение о срочной организации интервенции в Сибири. Президент Вильсон, ранее упорно отвергавший идею интервенции, в конце концов уступил давлению англичан и французов, подкрепленному просьбами о помощи со стороны Чехословацкого Совета. 10 июля американское правительство согласилось направить в Сибирь ограниченные силы (7 000 чел.) - но лишь для оказания помощи чехословакам. Идею восстановления Восточного фронта Вильсон по-прежнему отвергал и американские войска не должны были использоваться западнее Байкала. Французское предложение о создании единого политического руководства интервенцией в Сибири (с американцем в роли Верховного комиссара Антанты) Вильсон также отверг.
Действия Вашингтона способствовали активизации Японии. Уже 25 июля японский Генштаб сообщил союзникам о готовности направить в Россию две дивизии - во Владивосток и Читу. Официальной целью экспедиции также заявлялась помощь чехословакам, действовать западнее Байкала японцы, как и американцы, не собирались.
Ограниченный характер японо-американской интервенции, как отмечается, вызвал разочарование во французских и британских правящих кругах.

На Севере России союзники к лету продолжали удерживать Мурманск, действуя в согласии с местным Советом [30 июня порвавшим с Москвой и отказавшимся выполнять приказы СНК]. 2 августа союзные войска высадились в Архангельске. К моменту их высадки город был уже освобожден местными антибольшевистскими силами и сопротивления союзники не встретили.
Руководство операциями союзников на Севере принадлежало англичанам и французы здесь играли весьма скромную роль. Уравновесить английское влияние отчасти пытался Нуланс. Летом 1918 года союзные послы покинули Вологду, выехав на север и к 30 июля находились в Кандалакше, занятой союзными войсками. Отсюда они перебрались в Архангельск (Нуланс прибыл в город 9 августа). Здесь французский посол развил бурную деятельность, предлагая своему правительству расширить масштабы интервенции на Севере*. Легкость с которой удалось занять Архангельск, демонстрировала, по его мнению, полное бессилие большевистского режима, чем следовало немедленно воспользоваться. Нуланс и выполнявший при нем функции военного атташе майор А. Лелонг, предлагали немедленно отправить на Север еще 20 000 союзных солдат (в первую очередь - американских), установив контакт с чехословаками через Вологду и Вятку. В самом Архангельске предлагалось создать объединенный штаб союзных войск и межсоюзнический орган для решения политических и экономических вопросов (в обоих случаях - с участием французов). Инициативы Нуланса были в целом поддержаны Парижем, однако реализация их оказалась невозможной - дополнительных войск для Севера не нашлось, единого руководства не желали американцы, англичане не желали лишний раз раздражать американцев и т. д.
Мнение английского командования относительно задач интервенции на Севере совпадало с представлениями Нуланса, однако дополнительных сил на Север оно также направлять не собиралось. Попытка командовавшего местными союзными войсками британского генерала Пуля достичь означенных целей (Вологда и Вятка) имеющимися силами успеха не имела (осень 1918-го). Общая численность сил Пуля к октябрю 1918-го составляла менее 17 тыс. чел. (включая 1 864 французов). К зиме 1918 года активность союзников на Севере сошла на нет. Французское руководство к этому времени утратило, в целом, интерес к Северу, сосредоточившись на организации интервенции в Сибири и на Юге. Нуланс был отозван во Францию, покинув Архангельск 15 декабря 1918-го.

В Сибири собственно французское военное присутствия также было чисто символическим, демонстрируя лишь межсоюзнический характер интервенции. Важное положение французам здесь обеспечивал контроль над чехословацкими войсками, представлявшими поначалу наиболее крупную и боеспособную организованную силу.
Чехословацкий корпус, как уже отмечалось, с февраля 1918 года считался частью автономной Чехословацкой армии во Франции. Пост главнокомандующего Чехословацкой армией с 27 февраля 1918 года занимал генерал М. Жанен. 25 июля 1918 года французское правительство (по согласованию с Чехо-Словацким Национальным Советом) решило направить его в Сибирь. Согласно полученным 7 августа инструкциям генерал должен был принять командование чехословацкими частями в Сибири и на Дальнем Востоке, а также всеми французскими отрядами и военными представителями в регионе. Жанену предписывалось установить контакт с союзными силами на Севере и дружественными группировками на Юге России и сформировать на пространстве от Белого до Черного морей прочную сеть центров сопротивления ограничивающих германскую экспансию на восток. В качестве основного противника указывались немцы, большевики в инструкциях не упоминались. Помимо руководства чехословаками Жанену поручалось возглавить и формирование (с опорой на Чехословацкий корпус) русских и других национальных частей.
В помощь Жанену давался штаб, возглавляемый майором Робером Бюксеншютцем. При Жанене состоял также представитель ЧСНС М. Штефаник (бригадный генерал французской армии). Во Владивостоке создавалась французская военная миссия, во главе с генералом Перисом. Последний должен был поддерживать прямую связь с французским военным министром и чехословацким Генштабом в Париже, а также с местными военными представителями союзных держав. На него же, до прибытия Жанена,возлагалось поддержание связи между японцами и чехословаками.
Политическими и экономическими вопросами региона ведал созданныйв августе во Владивостоке неформальный межсоюзнический комитет, включавший Высоких комиссаров стран Антанты. Францию в нем представлял Э. Ренью, посол республики в Японии, а позднее - граф Дамьен де Мартель.
Оперативное командование союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке осуществлялось японцами и Жанен, действуя автономно, должен был принимать директивы японского командования.

Жанен добрался до Владивостока лишь 16 ноября 1918-го. К этому времени обстановка и в мире и в России успела радикально измениться. Германское отступление на Западе закончилось поражением Германии, оформленным перемирием 11 ноября. Большевистский режим в России напротив весьма окреп. В этих условиях стратегия действий Антанты в России требовала серьезной корректировки.
Представленная 3-м бюро 17 октября 1918 года записка констатировала, что главной угрозой для стран Согласия на территории бывшей Российской империи являются уже не немцы, а большевики, уничтожение которых (вместе с возрождением русского национального государства) необходимо для восстановления европейского равновесия и сохранения благ мира. Добиться этого предлагалось без масштабной интервенции - путем окружения и удушения большевистского режима, действуя одновременно на севере, востоке, юго-востоке и юго-западе. Ликвидация большевиков должна была сопровождаться освобождением всех территорий Российской империи от германского доминирования.
Как отмечается, записка 3-го бюро представляла собой компиляцию мнений Лаверня (возвращавшегося в это время из Москвы в Париж) и Нуланса. Лавернь, констатируя рост и улучшение организации военных сил большевиков, предлагал либо вовсе отказаться от ликвидации советского режима военным путем, дожидаясь его падения или эволюции под гнетом экономических трудностей, либо провести масштабную интервенцию силами союзников (до 0,5 млн чел.), с последующей 2-летней оккупацией России (второй вариант, впрочем сам автор явно считал нереалистичным). Нуланс, в свою очередь, устойчивость советского режима оценивал невысоко и считал, что его можно сокрушить и без масштабной интервенции - путем окружения и удушения небольшими силами.
Принятая французским правительством новая стратегия в отношении России в целом базировалась на указанной записке 3-го бюро. Основы этой стратегии были изложены в письме Клемансо Пишону от 23 октября 1918-го.
Добиться уничтожения большевиков предлагалось путем «экономического окружения»: на Севере - действуя с опорой на Мурманск и Архангельск, а позднее и Финляндию перекрыть большевикам доступ к открытому морю; на Востоке - закрепившись на Урале силами чехословацких и русских белых войск, поддержанных японцами, лишить большевиков доступа к ресурсам Сибири; на Юго-Востоке - силами британских войск и армянских отрядов отрезать большевиков от Кавказа, Каспия и Малой Азии; на Юге и Юго-Западе - занять хлебные районы Украины и Крыма и угольные регионы Донбасса.

В России, тем временем, первоначальные успехи чехословаков уже осенью 1918-го сменились неудачами. Чехи и отряды Народной армии Комуча начали отход к Уралу. 23 сентября 1918-го в Уфе было образовано Временное Всероссийское правительство (Директория), претендовавшее на роль правительства России. Уже 3 октября оно официально обратилось за помощью к союзникам, прося поддержки союзных войск. Французское правительство факт создания Всероссийского правительства оценивало положительно, всерьез рассматривая возможность его признания. Откликнулось оно и на просьбу о помощи - французы, вместе с британскими союзниками, активно давили на американцев и японцев, пытаясь заставить их двинуть войска на запад, в помощь чехословакам. Успеха эти попытки не имели и помощь союзников Директории ограничилась присылкой французского и британского батальонов.
Разногласия наметились и с британцами - возглавивший английскую военную миссию генерал А. Нокс стремился возглавить процесс формирования русских вооруженных сил, составляя опасную конкуренцию еще не прибывшему Жанену.
18 ноября перебравшаяся в Омск Директория была свергнута в результате военного переворота и к власти в Сибири пришел адмирал А. Колчак, занявший свежесозданный пост Верховного правителя и принявший на себя обязанности Верховного Главнокомандующего.

Таким образом, данные Жанену инструкции к моменту его прибытия в Сибирь устарели - создание антигерманского Восточного фронта перестало быть актуальным, руководство формированием русских вооруженных сил, при наличии действующей национальной власти также делалось затруднительным. Дело дополнялось неприятием Колчака большей частью чехословаков.
В свете изменившихся обстоятельств в начале ноября 1918-го британское правительство предложило передать командование всеми войсками в Сибири (к западу от Байкала) русским, оставив генералов Нокса и Жанена в качестве технических советников при русском командовании. Однако против этого резко выступили французы и англичане вынуждены были отступить. Согласно достигнутому 23 ноября 1918-го англо-французскому соглашению главнокомандующим всеми союзными и русскими войсками к западу от Байкала становился Жанен, Ноксу поручалось руководить снабжением армии в той же зоне. Главное командование к востоку от Байкала оставалось в руках японцев.
Колчака это соглашение, разумеется, не устраивало и 16 декабря на первой встрече с Жаненом в Омске адмирал в резкой форме отказался его признавать. 20 декабря отказ был оформлен официально. Одновременно, впрочем, союзникам был предложен и компромисс - Верховный правитель остается главой правительства и всей русской армии на подконтрольной ему территории; Жанен остается главнокомандующим всеми союзными войсками к западу от Байкала и назначается заместителем Верховного главнокомандующего в отношении русских войск; Верховный главнокомандующий может временно поручать Жанену командование русскими войсками.
Жанен запросил инструкций у Парижа, внятного ответа не получил и счел, что может принять предложенный компромисс. 16 января 1919 года между Колчаком и Жаненом было заключено соглашение об организации командования войсками. В соответствии с ним Жанен признавался командующим союзными войсками (английскими, французскими, итальянскими, чехословацкими, польскими, румынскими, югославянскими) к западу от Байкала. Русское Верховное командование соглашалось принимать общие директивы Жанена как представителя верховного межсоюзнического командования. Планы операций должны были подписываться обеими сторонами, а отдаваемые в рамках операций приказы передаваться Жанену для утверждения в части касающейся подчиненных ему войск. Жанен получал также право осуществлять «общий контроль» на фронте и в тылу - «для обеспечения единства действий русских и союзных войск» и выявления их потребностей - с помощью посылаемых в учреждения и части офицеров.
Генерал Нокс назначался ответственным за заграничное снабжение армии и его распределение, а также за содействие в организации и подготовке русских войск в тыловой зоне - в обоих случаях взаимодействуя с русским Военным министерством и Жаненом.
19 января 1919-го это соглашение было введено в действие приказом Колчака - Жанен был объявлен командующим «войсками союзных с Россией государств», а Нокс «ответственным за заграничное снабжение армии и объединение союзной помощи в тылу по организации и обучению войск». Начальнику штаба Главковерха предписывалось согласовывать операции с Жаненом, а Военному министерству - координировать свою работу с Ноксом.

Фактическое участие Жанена в руководстве военными операциями оказалось весьма скромным - подчиненные ему войска в боевых действиях фактически не участвовали. Деморализованные чехословаки были выведены с фронта в ноябре - декабре 1918 года, прочие силы на фронте и не появлялись. Общая численность подчиненных Жанену войск к февралю 1919-го определялась примерно в 70 тыс. человек - 55 тыс. чехословаков (к которым прибилось немало бывших военнопленных), 10 тыс. поляков, 3 400 румын и проч. Все они несли охранную и гарнизонную службу в тылу. Попытки вытолкнуть на фронт хотя бы часть всей этой сволочи, периодически инициируемые русским командованием и Парижем, никакого успеха не имели.
Вопросы снабжения армий Колчака почти целиком решались англичанами и участие Франции сводилось лишь к выплате соответствующих финансовых взносов. С начала 1919 года Франция оплачивала содержание всех иностранных войск находившихся под командованием Жанена и предоставляла субсидию на содержание русских - из расчета 3 франка в день на человека, но не более чем на 200 тыс. человек, т. е. максимум 18 млн франков в месяц. Верные себе французы и здесь, как и на юге (см. ниже), пытались компенсировать свои расходы за счет предоставления концессий и проч., однако их претензии были отвергнуты русскими властями при поддержке англичан.
К концу 1919 года влияние Жанена и Франции в целом на сибирские дела существенно сократилось. [О дальнейших художествах Жанена и чехословаков авторы ничего не пишут].

* Помимо прочего Нуланс пытался влиять и на местные дела - через полковника Л. Ж. Ф. Донопа, оставленного в Архангельске бывшего офицера миссии Бертело, назначенного Пулем местным военным губернатором. Доноп, впрочем был вскоре был отставлен русскими властями.
** Ранее руководил представительством 2-го бюро Генштаба в Петрограде
*** В бытность Жанена военным представителем в России служил при нем офицером для поручений, позднее служил в миссии при УНР и в ходе ее эвакуации присоединился к Чехословацкому корпусу.

Юг России

Южное направление снова стало доступно союзникам после выхода из войны Турции (30 октября 1918). Завершение войны с Германией (11 ноября) открывало, казалось, широкие возможности для вмешательства в русские дела на этом направлении и французское руководство поначалу строило планы широкой интервенции на юге.
3-е бюро уже в записке от 13 ноября предлагало как можно скорее заместить уходящие германские войска значительными силами союзников. Для этого предлагалось выделить 12 дивизий Салоникского фронта - 5 французских, 2 британские, 2 итальянские и 2 греческие. Еще 5 британских дивизий предлагалось направить с Палестинского фронта на Кавказ.
15 ноября Клемансо предложил союзникам обсудить вопрос интервенции на юге России, а 21 ноября, не дожидаясь общего решения держав, направил командующему Салоникским фронтом генералу Франше д'Эсперэ директиву определяющую предварительный план действий французских вооруженных сил в регионе.
Руководство операциями в Румынии, Трансильвании и на Юге России поручалось командовавшему Дунайской армией* генералу А. Бертело. Последний должен был тремя французскими и тремя греческими дивизиями занять ряд черноморских портов Новороссии и Крыма, выдвинув отряды в Днепровский и Донецкий районы для поддержания там порядка. Добровольческой армии следовало направить вооружение, боеприпасы, инструкторов и проч. Указывалось на возможное расширение интервенции в будущем - за счет войск Великобритании и Италии.
Сам Бертело, представивший свои первоначальные соображения Франше д'Эсперэ 28 ноября, предлагал задействовать в интервенции уже 7 - 9 французских и румынских дивизий. Более детальный план операции Бертело представил Франше д'Эсперэ и Клемансо 4 декабря 1918-го. К этому времени в состав Дунайской армии входило всего 3 недоукомплектованных французских дивизии - 156-я (готовилась к погрузке в Салониках), 16-я колониальная (части разбросаны по территории Болгарии и сильно пострадали от испанки) и 30-я (в районе Бухареста). Еще три дивизии готовы были выделить греки. Нехватку войск Бертело, заручившись согласием румынского Генштаба, предлагал решить за счет создания смешанных франко-румынских дивизий (2 румынских и французский пехотные полки, с французскими артиллерийскими и техническими подразделениями и французским управлением дивизии). Доведя общее число дивизий до семи-девяти Бертело предлагал занять ими три района: Юзовка** - Харьков, Киев - Полтава и Одесса - Севастополь. План Бертело был горячо поддержан французским послом в Румынии гр. де Сент-Олер.
Первоначальные планы французов более-менее соответствовали ожиданиям командования Добровольческой армии. Последнее считало необходимым занять союзными войсками (100 - 150 тыс. чел.) линию Киев - Чернигов - Харьков, что дало бы белым возможность сформировать в Новороссии и Малороссии дополнительно 10-12 корпусов (24 - 36 дивизий).

Дунайская армия Бертело подчинялась непосредственно Парижу, однако в области снабжения целиком зависела от Салоникского фронта и связь с Францией поддерживала через его штаб в Салониках. Полномочия Бертело и Франше д'Эсперэ были четко разграничены только 28 января 1919 года - Бертело (на правах командующего армией действующей на обособленном ТВД) должен был руководить всеми действиями на Юге России, сохраняя функции представителя Франции при правительстве и Верховном командовании Румынии; Франше д'Эсперэ должен был координировать действия всех армий на Востоке (включая армию Бертело), отвечая за выполнение Венгрией условий перемирия. Личные отношения двух французских военачальников не сложились - Франше д'Эсперэ считал Бертело недостаточно компетентным, а Бертело Франше д'Эсперэ - невежественным и самодовольным.

Уже в начале зимы 1918 - 1919 годов первоначальные наполеоновские планы французской интервенции стали усыхать на глазах. Новый доклад 3-го бюро от 30 ноября констатировал наличие серьезных препятствий для организации масштабной интервенции, среди которых указывались нехватка личного состава в связи с начавшейся демобилизацией армии***, отсутствие тоннажа для перевозок войск и грузов и негативное общественное мнение. Для организации масштабной интервенции в этих условиях требовалось усиление французских сил дополнительными контингентами - 18 батальонами колониальных войск, 20 000 французских солдат и офицеров (преимущественно добровольцев), а также британскими и итальянскими войсками.
Передавший в Париж указанные выше соображения Бертело Франше д'Эсперэ также сомневался в возможности масштабных действий имеющимися силами и предлагал ограничиться посылкой всего 3-4 дивизий (30 ноября). В качестве срочной меры предлагалось отправить в Одессу и Севастополь части 156-й дивизии, уже готовой к погрузке. 5 декабря Клемансо утвердил это решение.
Очередной доклад 3-го бюро (7 декабря) был еще более пессимистичен. Поддержав позицию Франше д'Эсперэ бюро предлагало ограничиться занятием черноморских портов и посылкой небольшого отряда в Донбасс. Для интервенции предлагалось использовать одну 156-ю дивизию, позднее усилив ее греками. Скромную численность войск предлагалось компенсировать обилием технических средств - приданными авиа-, броне- и танковыми частями. 30-ю французскую дивизию предлагалось использовать для формирования 2-3 смешанных франко-румынских (с перспективой отправки их в район Днепровского бассейна). 16-я дивизия оставалась в резерве.
Следующий доклад 3-го бюро (11 декабря) рисовал уже совсем пессимистическую картину. В условиях отсутствия британской**** и итальянской поддержки, политических затруднений с использованием румынских войск и резкого падения боеспособности французских частей действовать предлагалось максимально осторожно.
18 декабря, в день высадки передовых подразделений 156-й дивизии в Одессе, Клемансо направил Бертело и Франше д'Эсперэ новую директиву, подтверждавшую и уточнявшую указания директивы от 21 ноября. Полагаясь лишь на имеющиеся силы генералам предписывалось занять Одессу, Николаев, Севастополь, Таганрог, позднее направив войска в Донбасс и Днепровский бассейн.

Таким образом, несмотря на отсутствие формального решения, французское руководство почти сразу же фактически отказалось от предполагавшейся масштабной интервенции на Юге России. Руководство Добровольческой армии, тем временем, продолжало ожидать скорого прибытия значительных сил союзников, имея для этого, казалось, серьезные основания. Так, отправленный в Бухарест для установления контакта с союзниками экс-главком Румынского фронта ген. Д. Г. Щербачев, по результатам переговоров с Бертело в конце ноября сообщил Деникину о намерении союзников направить в Россию 12 дивизий. Широкие обещания давали русским и французский посол в Румынии граф де Сент-Олер (в ходе Ясского совещания 16 - 23 ноября, удостоившись за это сурового выговора от Пишона) и другие лица*****.

23 ноября 1918-го в Новороссийск прибыл французский крейсер «Эрнест Редан», доставивший британскую военную миссию (генерал Пуль) и пресловутого капитана Фуке и высадивший на берег смешанный отряд морской пехоты (230 чел.). Позднее корабли союзников появились в Одессе и Севастополе, также высадив на берег небольшие отряды.
Основные силы французской 156-й дивизии начали высадку в Одессе 18 декабря. В двух полках дивизии на это время имелось лишь 2 400 человек. Третий полк дивизии 26 декабря высадился в Севастополе.
Позднее французы установили также контроль над Херсоном и Николаевым, причем последний удерживался в основном силами застрявших в городе немцев (ок. 12 тыс. человек), согласившихся, в ожидании эвакуации подчиняться приказам союзного командования.

Несоответствие масштабов интервенции ожидаемым вызывало растущее удивление и недовольство белого командования, [обоснованно] считавшего, что французы пересмотрели план интервенции не поставив в известность союзника. Это недовольство французы разнообразными способами постарались усугубить.

Отдельного упоминания заслуживает эпопея пресловутого капитана Фуке. Как отмечается, капитан, служивший офицером связи при Франше д'Эсперэ, был направлен последним к Деникину дабы уравновесить влияние британской военной миссии в ожидании прибытия аналогичной французской. Полномочий представлять Францию он (согласно последующим заявлениям французского руководства) не имел. Это не помешало Фуке объявить себя сначала главой военной миссии, а затем и представителем правительства Франции и развить бурную деятельность на белом Юге. [Венцом ее стало предъявление известных «требований» (включавших подчинение Добровольческой армии и Дона французскому командованию, компенсацию убытков французским промышленникам и проч.) атаману Краснову 9 февраля 1919-го. Возмущенные Краснов и Деникин информировали о поведении капитана Франше д'Эсперэ] и, через Сазонова, Париж. Пишон ограничился выражением удивления (2 марта), однако неутомимый капитан начал «копать» и под британскую военную миссию, англичане нажаловались своему правительству и последнее потребовало у Парижа официальных разъяснений (8? марта). В результате капитана все-таки отозвали, однако вся эта история удивительным образом сошла ему с рук - санкции ограничились отметкой в личном деле. На белое командование и общественность деятельность Фуке произвела неизгладимое впечатление.

Отношения между белым руководством и французским командованием в районе затронутом французской интервенцией также, мягко говоря, не сложились. Французы (командовавший французскими силами генерал Филипп д'Ансельм и поддерживавший его Бертело) требовали подчинения себе русских военных и гражданских структур, препятствовали деятельности представителей добровольческого командования, проведению мобилизации и проч., пытаясь при этом формировать смешанные русско-французские части под своим командованием. Позиция французского командования, несмотря на возражения англичан, была поддержана Клемансо (4 марта).

Не ограничиваясь перечисленным французы вступили еще и в переговоры с украинцами. Первоначально контакты ограничивались местными вопросами, однако 28 января 1919-го Клемансо направил Бертело и Франше д'Эсперэ прямое указание оказать Петлюре моральную и материальную поддержку (штаб Бертело получил эту телеграмму 3 февраля). 5 февраля начальник штаба д'Ансельма полковник Фрейденберг****** вступил в переговоры с представителями Директории. Переговоры продолжались на протяжении февраля - марта 1919 года. Материалы этих переговоров были частично обнародованы позднее украинцами, большевиками и англичанами. Судя по опубликованным материалам речь шла о признании Директории Францией, передаче украинских войск под французское командование и проч.
Переговоры французов с украинцами вызвали большую тревогу не только у белого командования, но и у англичан - 20 марта в Париж был направлен соответствующий официальный меморандум.
Само французское правительство и в этом случае все отрицало, заявляя, что не давало Бертело и д'Ансельму полномочий на ведение переговоров такого рода. Бертело и д'Ансельм, признавая факт ведения переговоров с украинцами, факт заключения каких-либо договоренностей отрицали.
Автор (А. Ю. Павлов) склонен списывать все странности этой истории на проблемы коммуникации местных французских представителей с Парижем, однако можно отметить, что и в этом случае наказания за «самодеятельность» никто из французов не понес. Более того, когда уже в мае 1919 года французское правительство решило направить военную миссию в УНР (в связи с последовавшим вскоре полным разгромом украинцев отправлена не была), главой миссии (по инициативе Клемансо) был назначен тот же полковник Фрейденберг.

Силы французов в Новороссии к началу марта 1919-го включали части 156-й французской (2 полка в районе Одессы и полк в Севастополе) и 2-й греческой дивизий (полк в Одессе, с одним батальоном в Херсоне и 2 полка в пути из Салоник в Одессу). Позднее они были усилены частями 13-й греческой дивизии и 4 батальонами колониальной 30-й дивизии. Моральный дух французских солдат и матросов был крайне низким, воевать они не желали, в частях беспрепятственно развивалась большевистская агитация.
Моральный дух французского командования был столь же невысок. Так, ген. Бертело, основываясь на оценках собственного представителя, рисовал текущее положение ВСЮР исключительно черными красками, обвиняя белое командование во враждебности к союзникам и призывая пересмотреть ранее принятые решения об интервенции (8 марта).
4 марта 1919-го перешедший на сторону большевиков атаман Григорьев выбил французов и греков (1 400 чел.) из Херсона. 14 марта союзные силы (2 греческих батальона) покинули Николаев.
В тот же день, 14 марта, командующим всеми французскими войсками в Черноморском регионе был назначен Франше д'Эсперэ. Перед генералом была поставлена задача удерживать Одессу - уже лишь как часть «санитарного кордона» против большевиков. Общие силы союзников в районе Одессы к концу марта 1919-го доходили уже (вместе с русскими и польскими частями) до 30 тыс. чел., [т. е. существенно превышали силы Григорьева], однако моральный дух французских солдат и командиров таял на глазах. Так, 18 марта посетивший Одессу Франше д'Эсперэ внезапно обнаружил, что банды Григорьева теперь уже не банды, а «хорошо организованные и дисциплинированные части» и приказал готовиться к эвакуации.
19 марта французские и греческие части (3 батальона) были разбиты Григорьевым у Березовки и позорно бежали, взорвав орудия и бросив 5 танков. 4 - 9 апреля французы бежали эвакуировались из Одессы (позорные подробности этого действа автор опускает).
Крым поначалу решено было удерживать - 8 апреля соответствующее пожелание Клемансо направил Франше д'Эсперэ. Однако окончательное решение должен был принять последний и он не подвел - 16 апреля генерал сообщил в Париж свое мнение о ситуации: интервенция затевалась для обеспечения вывода войск и поддержки местных правительств, вывод немцев завершился, а местные правительства слабы и ни на что не способны, вывод - нужно поскорее драпать из Крыма, желательно избегая столкновений с большевиками. 18 апреля Франше д'Эсперэ принял решение об эвакуации Севастополя и концу апреля части союзников покинули Крым [подробности и здесь опущены].

Позорное бегство французов окончательно разрушило репутацию Франции в глазах белого командования и общественности. Отношение к французам было таково, что военный представитель Франции при штабе ВСЮР подполковник Корбель в начале мая 1919-го даже просил Париж об отзыве.
Успехи ВСЮР летом-осенью 1919-го (особенно занятие Донбасса, где французский капитал был представлен очень широко) повысили интерес французского правительства к сотрудничеству с Деникиным. На Юг России было решено отправить более представительную военную миссию во главе с генералом Шарлем Манженом (сформирована 27 сентября). Помимо сбора информации и защиты экономических интересов Франции Манжен должен был попытаться восстановить пошатнувшийся имидж республики.
До штаба ВСЮР миссия Манжена добралась в начале ноября 1919 года. Отношения между французами и белыми с приездом Манжена принципиально не изменились. Снабжение белых армий по-прежнему осуществлялось англичанами (Франция оплачивала половину поставок). Дополнительные поставки французы готовы были осуществлять (причем за счет подлежащих ликвидации запасов времен Мировой войны, в основном американского происхождения) в обмен на торговые преференции - в области экспорта хлеба, угля и проч. Это, в свою очередь, не устраивало белое правительство и соответствующие переговоры никакого результата не дали.

В январе 1920 года Клемансо на посту премьера сменил Александр Мильеран, [представлявший победивший на выборах в ноябре 1919-го правоцентристский Национальный блок]. Мильеран занял также пост министра иностранных дел, генеральным секретарем МИД при нем стал Морис Палеолог, бывший посол в России.

Поражения белых армий в начале 1920 года привели к корректировке позиций союзных держав в отношении России. Принятый в январе 1920-го новый курс британского правительства предусматривал отказ от наступательных действий против большевиков, прекращение экономической и военной блокады Советской России, оказание помощи лишь государствам подвергшимся нападению большевиков и проч. 25 февраля он был в целом одобрен и Верховным советом Антанты.
Правительство Мильерана поддерживало в целом курс на отказ от наступательных действий против большевиков, однако не одобряло дальнейшее сближение с ними (восстановление торговых отношений, политические переговоры и проч.), к чему явно стремилось британское правительство. Не поддерживал Париж и взятую британцами линию на ликвидацию остатков ВСЮР. Положение белой армии в Крыму, впрочем, поначалу оценивалось как безнадежное и в начале июня 1920-го миссия Манжена была отозвана во Францию.

В условиях фактического отказа Британии от поддержки белых новый глава ВСЮР генерал Врангель желал заручиться поддержкой Франции. В мае 1920-го в Париж был направлен начальник Управления внешних сношений П. Б. Струве, представивший французскому правительству детальный доклад об основах политики Врангеля и планах его дальнейших действий (20 июня). Описанные Струве перспективы (аграрная реформа, народное представительство, федеративное устройство государства и проч.) французов более чем устраивали. 1 июля Струве направил Палеологу еще один документ, посвященный уже русско-польским отношениям. От имени Врангеля предлагалась координация действий с польской армией, выражалась готовность договориться об условиях будущего разграничения двух стран (при посредничестве Франции) и проч. Конкретные параметры разграничения не указывались, единственным предварительным условием был отказ от создания самостоятельной Украины. Взамен всего этого белое руководство желало получить военную помощь, причем объем ее должен был определяться не платежеспособностью правительства Врангеля, а прилагаемыми им усилиями, с учетом общих ресурсов России, которые могут быть (в будущем) использованы для оплаты этой помощи.
Представленные Струве разъяснения были восприняты французским правительством с удовлетворением и отношения Франции и Врангеля начали быстро теплеть. 19 июля Мильеран сообщил Струве о решении признать правительство Врангеля де-факто - при условии предварительного официального признания международных обязательств и обещания провести аграрную реформу и обеспечить народное представительство.
5 августа соответствующий документ был представлен Мильерану и 10 августа французское правительство известило русское посольство в Париже о признании правительства Врангеля де-факто и намерении направить в Крым представителя в ранге Высокого комиссара. Британское правительство узнало о решении Парижа из газет и было весьма им недовольно.

Вопросы военной помощи Крыму начали обсуждаться с французами еще весной. Белое командование просило французов о передаче имеющегося у них трофейного вооружения из Турции и Болгарии [не расшифровывается] и в мае - июле эти просьбы были отчасти удовлетворены.
В начале августа к обсуждению вопроса о военных поставках подключился военный представитель Врангеля в Париже ген. Е. К. Миллер. Сообщая о готовящемся большом наступлении Русской Армии Миллер, в письме Фошу, просил Францию предоставить вооружение и боеприпасы, а также средства на оплату поставок. Просьба Миллера была поддержана Фошем (4 августа).
Позднее эта просьба была конкретизирована. Представленный 13 августа список включал 225 самолетов; 180 полевых орудий и 250 000 снарядов к ним, а также конскую упряжь на 45 батарей [т. е. фактически 45 4-орудийных батарей]; 200 пулеметных бронеавтомобилей, 200 пулеметов и 600 000 патронов; обмундирование и снаряжение на 40 000 бойцов; 6 000 кавалерийских седел, 1 000 тонн колючей проволоки, 500 км телеграфного кабеля, 300 телефонных аппаратов, 500 биноклей.
Отдельно запрашивалось продовольствие - в списке представленном французскому адмиралу де Бону в августе фигурировали 2,87 млн рационов консервов, 200 тонн жиров, 80 тонн сухих овощей, 440 тонн риса, 240 тонн макарон, 100 тонн сахара, 42 тонны мыла и 2 тонны лимонной кислоты.

Представленный Миллером список позднее расширялся и в сентябре 1920-го состоял уже из 46 позиций общей стоимостью в 381 056 000 франков.
Составленный по просьбе французов минимальный список срочно необходимых предметов оценивался в 84 982 000 франков. Этого должно было хватить на 6 месяцев активных операций 130-тысячной армии.
Запрошенные Врангелем материалы были разделены на три группы. Первую (общей стоимостью 29,6 млн фр.) составляли материалы из имевшихся у французской армии «излишков», не требовавшихся ей даже в случае мобилизации. Вторую - материалы которые могли понадобиться французской армии при мобилизации (40 022 400 фр.). Третью - предметы снабжения из запасов распродаваемых французским правительством.
Материалы первой группы французы готовы были поставлять не требуя немедленной оплаты, второй - только при условии немедленной оплаты [про третью ничего не сказано].
Французское правительство готово было немедленно предоставить вооружения и военные материалы из первой группы и трофеев в Турции и Болгарии, общей стоимостью в 100 млн франков, [так в тексте, как это сочетается с приводимыми выше цифрами неясно] при условии согласия правительства Врангеля на предоставление Франции особых преимуществ в торговле. Последние включали, в частности, обязательство до конца 1921 года продавать во Франции половину всего объема экспортируемых зерна, угля, шерсти, табака, кож и жмыха, направляя половину вырученных средств на оплату материалов, которые Франция готова была выделить немедленно, а также на оплату неких долгов Деникина (?).
Глава врангелевского правительства А. В. Кривошеин указал Струве принять означенные условия (22 октября), однако до эвакуации Крыма соглашение подписать не успели [о фактически поставках ничего не сообщается].

В руководстве Франции в конце сентября 1920-го произошли некоторые перемены. Мильеран занял пост президента республики, сменив подавшего в отставку по состоянию здоровья Поля Дешанеля (21 сентября, оставался на посту президента до июня 1924 года). На посту премьера его 24 сентября сменил Жорж Лейг (бывший морской министр в кабинете Клемансо, продержался на посту премьера до января 1921-го, когда был сменен Аристидом Брианом).
Изменений во внешней политике Франции эти перемены не вызвали, курс на поддержку правительства Врангеля сохранялся. 19 октября 1920-го в Севастополь прибыли новые французские представители - Высокий комиссар Д. де Мартель (ранее занимавший аналогичный пост в Сибири) и военный представитель генерал Бруссо.

Положение на фронтах тем временем начало меняться к худшему. 12 октября 1920-го поляки подписали с большевиками перемирие в Риге, дав возможность последним сосредоточить основные силы на крымском направлении. [28 октября красные начали решительное наступление в Северной Таврии], ситуация на фронте быстро ухудшалась и уже 31 октября де Мартель просил прислать корабли для эвакуации французской миссии. 10 ноября он просил уже помощи в обеспечении массовой эвакуации армии и гражданских беженцев. В ответ на эти просьбы французскому флоту было приказано содействовать Врангелю в обороне Крыма и обеспечить эвакуацию как французских миссий и граждан, так, по возможности русских, более всего подвергавшихся опасности в случае прихода большевиков. Лейг инициировал также срочные консультации с правительствами Греции, Румынии, Сербии и Болгарии относительно размещения русских беженцев.
[Эвакуация Крыма была завершена 16 ноября], общее число русских военных и беженцев в Константинополе к 27 ноября оценивалось в 149 800 человек.

* Выделена из состава французской Восточной армии Салоникского фронта 28 октября 1918 года.
** В тексте Донецк.
*** К 11 февраля 1919 года французы успели демобилизовать св. 1,2 млн солдат и офицеров.
**** Британцы 29 ноября сообщили французам о решении вывести британские войска Салоникского фронта из под общего командования и в дальнейшем использовать их только на Кавказе.
***** Так, некий капитан Э. Энно, посланный де Сент-Олером в Одессу, представляясь французским консулом или вице-консулом обещал, от имени Франции, широкую помощь Гришину-Алмазову и Шульгину. В марте 1919 года Пишон на заседании французского парламента заявил, что Энно не поручалось выполнение какой-либо дипломатической миссии и статуса консула он не имел. [На карьеру Шарля де Бопуа, графа Сент-Олер эта история удивительным образом не повлияла - в 1920 - 1924 годах он служил послом в Мадриде и Лондоне.
****** Также фигура чрезвычайно спорная. Белые подозревали его в сотрудничестве с большевиками и даже в получении от них взяток.].

***

[Основной целью французской политики в России между Февралем и Октябрем 1917-го являлось предотвращение выхода русского государства из войны.
Между октябрем 1917-го и июнем-июлем 1918 года основными целями Франции были восстановление в какой-то форме Восточного фронта и недопущение распространения германского влияния на восток. Ради выполнения этих задач французское правительство готово было сотрудничать с любыми силами, включая большевиков.
В июне-июле - ноябре 1918 года цели французской политики оставались прежними, однако большевики из потенциальных союзников перешли в разряд противников Франции, почти слившись с германцами.
После окончания Мировой войны на роль главного противника Франции на востоке выдвинулся большевизм и в ноябре 1918 - ноябре 1920-го основной целью французской политики становится ликвидация советской власти - ради восстановления европейского равновесия и пресечения деструктивной большевистской пропаганды. Добиться этого предполагалось за счет «экономического окружения» и удушения большевистского режима.
Масштабного военного участия Франции ни на одном из этапов не предполагалось, решать поставленные задачи предлагалось крайне незначительными силами и (или) руками союзников и партнеров.
В целом, нельзя не отметить удивительную малоэффективность (на фоне скажем британского союзника) деятельности французского правительства в России, поразительную неспособность его представителей наладить хотя бы минимально приемлемые отношения с русскими (не говоря уж о цирковых номерах Фуке, Энно и проч.) и характерное жлобство, пронизывающее всю русскую политику республики].

1921 - 1924 годы

В январе 1921 года Ж. Лейга на посту премьера сменил более авторитетный Аристид Бриан. Последний возглавлял правительство Франции до января 1922 года, уйдя в отставку из-за уступок Британии по «советскому вопросу». Бриана сменил бывший президент Раймон Пуанкаре остававшийся во главе правительства до июня 1924 года. Как и Лейг, Бриан и Пуанкаре занимали одновременно и пост главы МИД.

«Русская» политика Франции вплоть до середины 1924 года, несмотря на определенные колебания, оставалась в целом неизменной - французское правительство не признавало большевиков ни де-юре, ни де-факто. Некоторое взаимодействие наблюдалось лишь в сфере репатриации - русских пленных, солдат экспедиционных частей и проч. в Россию и французских граждан - во Францию.

Одним из основных препятствии для восстановления отношений была проблема долгов - французское правительство считало признание большевиками финансовых обязательств России непременным предварительным условием установления дипломатических отношений. Этому способствовала активная деятельность различных организаций по защите французских интересов, объединяющих пострадавших от большевистских национализаций и аннулирования долгов. Важнейшей из них была Генеральная комиссия по защите французских интересов в России, образованная в августе 1918 года и с января 1920-го возглавляемая бывшим послом республики в России Ж. Нулансом.
Общая сумма российского долга в марте 1920-го оценивалась французским МИДом в 14 млрд франков. Ассоциация Нуланса оценивала их в 25,1 млрд франков: займы выпущенные или гарантированные русским правительством* - 11 млрд франков; займы русских городов* - 0,6 млрд франков; военные кредиты выданные французским правительством - 4 млрд франков; капитал инвестированный в промышленные компании и банки - 2,5 млрд франков; собственность и интересы французских граждан - 7 млрд франков.
Французское правительство теоретически готово было поступиться казенными военными кредитами, однако на признании долга по русским облигационным займам настаивало.

Экономические связи Франции и Советской России в этот период также были минимизированы. 16 декабря 1920 года французское правительство официально заявило, что не запрещает французским гражданам вступать в торговые и финансовые отношения с большевиками, однако отказывается брать на себя какую-либо ответственность за их действия или оказывать им поддержку. Этой позиции французское правительство придерживалось и позднее и развитию экономических связей она, естественно, не способствовала.

Экономический потенциал разрушенной большевиками русской экономики в целом оценивался достаточно низко. Объявление НЭП также было встречено скептически и разразившийся вскоре чудовищный голод 1921 - 1922 годов только подтвердил это мнение.
Французское участие в борьбе с этим голодом оказалось минимальным, основную роль играли Американская администрация помощи (АРА) и Международный Комитет Красного Креста (МККК), комитет по борьбе с голодом которого до сентября 1922-го возглавлял Фритьоф Нансен. Из 573 625 тонн продовольственной помощи, доставленной в августе 1921 - сентябре 1922-го 82% пришлось на долю АРА, 13% - МККК и 2,6% - Action Nansen (собственной благотворительной организации Нансена).

В 1922/23 году (октябрь - сентябрь) на Францию, по советским данным, приходилось всего 0,4% советского экспорта и 0,1% - импорта. В абсолютных цифрах на 1923 год (по сведениям МИД Франции) товарооборот составлял всего 130 млн франков - 90 млн французский импорт из СССР и 40 млн - экспорт.
Дополнительный ущерб франко-советской торговле нанесло дело Бунатьян - Опторг. Братья Бунатьян, владевшие национализированной большевиками шелковой фабрикой в Ростове, обнаружили среди ввезенных во Францию фирмой Опторг товаров продукцию своей фабрики и в декабре 1921-го подали в суд, требуя конфискации груза в их пользу. В конце 1923 года суд удовлетворил иск, дополнительно указав, что решения большевистского правительства по национализации не являются действительными для французского правосудия до признания СССР Французской Республикой.
В 1923 - 1924 годах на Францию приходилось 3,1% советского экспорта (на Британию - 23,15, на Германию - 18,9%) и 1% импорта. В 1925 году товарооборот составлял всего 31,2 млн руб. (в т. ч. советский экспорт - 22,1 млн).
В целом, как отмечается, влияние торгово-экономических соображений на состоявшееся в 1924 году признание СССР было невелико.

[В январе 1924 года в Британии впервые пришло к власти социалистическое правительство, возглавляемое Рамси Макдональдом. Уже 1 февраля оно признало СССР де-юре]. В мае 1924 года парламентские выборы во Франции выиграл т. н. «Картель левых» (Cartel des Gauches) - блок включавший несколько политических групп радикалов и социалистов СФИО. Сформированное 14 июня правительство (социалисты в него не вошли, ограничившись парламентской поддержкой) возглавил Эдуард Эррио, лидер партии радикалов и радикал-социалистов**. Одновременно сменился и президент Республики - Мильеран из-за конфликта с победившим левым блоком подал в отставку, его место занял Гастон Думерг, также представитель партии радикалов.
Уже 17 июня Эррио официально заявил о готовности признать СССР. 28 октября 1924 года это признание было оформлено путем обмена нотами с большевистским правительством.
Признание СССР в целом соответствовало как личным взглядам Эррио (необходимость восстановления европейского равновесия, восприятие СССР как России и проч.), так и внешнеполитическим установкам его правительства (сближение с Британией на фоне фактического поражения в Руре и проч.)***.
Само признание, как отмечается, не привело к резким переменам во франко-советских отношениях, остававшихся весьма сложными.

* У автора (Магадеев) «выпущенных и гарантированных французским правительством» и «выданных муниципалитетами», т. е. автор не вполне понимает сущность этих долгов.
** В сентябре - октябре 1922 года совершил вызвавшую широкий резонанс поездку в СССР и считался сторонником нормализации отношений с большевиками.
*** Как отмечается, даже объявление о признании СССР было сделано накануне досрочных выборов в Британии и должно было видимо помочь Макдональду (который, впрочем, выборы проиграл).

«Санитарный кордон» и Турция

«Санитарный кордон»: от идеи к воплощению

Как отмечает автор (Бодров), вопрос создания и функционирования «санитарного кордона» в литературе разработан недостаточно, дело сводится в основном к исследованию двусторонних отношений. Существуют разногласия относительно его состава, времени существования и роли во внешней политике Франции.
Как отмечается, сама концепция некоего барьера в Восточной Европе начала формироваться в недрах французского МИД еще в конце 1917 года. Главной угрозой на тот момент виделось распространение германского влияния на просторах бывшей Российской империи, препятствовать каковому и должен был означенный барьер. Впервые концепция «восточного барьера» была озвучена главой политического управления МИД Пьером де Маржери в конце осени 1917-го (26 ноября). Барьер должен был включать сильную Польшу и укрупненную Румынию и служить заслоном на пути политической, военной и экономической экспансии Германии и Австро-Венгрии на восток. С этого времени Париж последовательно поддерживал идею сильной независимой Польши с обеспеченным выходом к морю.
Переход большевиков в разряд противников Франции и Ноябрьская революция в Германии привели к некоторому изменению концепции «восточного барьера» и превращению его в «санитарный кордон». Последний должен был изолировать большевиков в России, предотвращая большевизацию Германии и одновременно не давать двум революционным центрам взаимно подпитывать друг друга.
В январе - феврале 1919 года концепция «санитарного кордона» была официально представлена высшим руководством Французской республики - Клемансо и Фошем. Кордон должен был препятствовать экспансии большевизма на запад, способствуя его отмиранию к востоку от созданной преграды. Несущей осью кордона должны были служить Польша и Румыния, определенное значение придавалось прибалтийскому флангу и (до советизации Закавказья) закавказским государствам, прежде всего, Грузии. Финляндия считалась слишком прогерманской и в состав кордона не включалась. В идеале предполагалось также создание «второй линии обороны» в лице Чехословакии и Югославии.
Формирование новых границ в Восточной Европе происходило с учетом указанных стратегических соображений - дабы обеспечить французских союзников подходящими оборонительными рубежами и облегчить связь между ними. Так, передача Подкаратской Руси чехословакам, а Буковины - румынам должна была обеспечить непосредственную связь между Чехословакией и Румынией и одновременно создать барьер между советской Россией и Венгрией. Передача Галиции Польше обеспечивала ей сухопутный мост с Румынией и т. д.
Кордон укреплялся также с помощью поставок оружия, налаживания сотрудничества разведывательных служб, выработки механизмов военного взаимодействия и пр.
Серьезным препятствием на пути построения «санитарного кордона» были многочисленные противоречия между его потенциальными участниками, прежде всего между Польшей и Чехословакией и Польшей и Литвой.
Привлечь к участию ценную во всех отношениях Чехословакию не удалось - помимо конфликтных отношений с Польшей, Прага главной угрозой для себя в начале 1920-х видела не большевиков и даже не немцев, а Венгрию. Кроме того, чехословацкое руководство (Масарик, Бенеш) считало непродуктивной саму стратегию изоляции Советской России, считая более перспективной политику открытости, способствующую перерождению большевистского режима.
Дополнительно осложняли положение англо-французское соперничество в Восточной Европе и парадоксальная позиция самого Парижа. Первостепенным для последнего был союз с Британией, а в идеале - еще и с США. Отношения со странами Восточной Европы воспринимались как третьестепенные - Париж активизировался здесь в периоды охлаждения франко-британских отношений и снижал активность при очередном сближении с Британией.
Фактически «санитарный кордон» включал только Польшу и Румынию, не имевших взаимных претензий и даже наладивших определенное взаимодействие друг с другом. Практическое воплощение он обрел лишь в феврале-марте 1921 года - в виде франко-польского и польско-румынского соглашений о взаимопомощи. Как отмечается, к этому времени Париж в значительной мере утратил интерес к идее «санитарного кордона», стремясь минимизировать свой вклад в его поддержание. Перспектива территориальной экспансии большевизма представлялась уже малореальной и кордон был направлен скорее против Германии. Так, главный интерес Парижа в налаживании польско-румынского сотрудничества заключался в высвобождении дополнительных польских сил для германского направления.
После 1924 года концепция «санитарного кордона» как активной формы изоляции Советской России и вовсе перестала определять французскую политику на востоке Европы.

Польша

Первые шаги по пути воссоздания независимой Польши в качестве потенциального союзника против Германии и дополнительного элемента безопасности для Франции Париж сделал еще летом 1917 года. Воспользовавшись мартовской декларацией Временного правительства признавшей право Польши на независимость («в границах территорий с польским большинством») 4 июня 1917-го Франция начала формирование Польской армии Галлера из добровольцев и пленных.
20 сентября 1917-го французским правительством был признан, [в качестве польского правительства в изгнании,] парижский Польский национальный комитет Романа Дмовского.
Общая позиция французского правительства в вопросе создания польского государства была сформулирована в процессе подготовки Парижской мирной конференции. Франция желала создания сильного польского государства в качестве: а) противовеса против Германии; б) заслона между Германией и Россией и в) преграды на пути распространения большевизма. Страна должна была иметь удобные для обороны границы, при справедливом решении территориальных проблем с соседями (что позволило бы полякам сосредоточиться на противостоянии Германии).

Провозглашение независимости Польши Ю. Пилсудским (11 ноября 1918) и объявление последнего главой польского государства Париж встретил настороженно - сказывалось сотрудничество Пилсудского с немцами. Образованное Пилсудским левое правительство Е. Морачевского вообще воспринималось как протобольшевистское.
14 ноября 1918-го польским правительством де-факто был признан Польский национальный комитет Дмовского, в чьей лояльности Антанте сомнений не было. Пилсудский, впрочем, уже в начале 1919 года смог достичь компромисса с Дмовским. Новым премьером Польши 16 января 1919-го стал устраивавший Париж член Национального комитета Игнаций Падеревский, [сам парижский комитет вскоре был преобразован в представительство польского правительства, а позднее стал основой польской делегации на мирной конференции]. После формирования правительства Падеревского Париж наконец признал независимость Польши де-юре (23 февраля 1919).
Еще раньше, в середине декабря 1918-го, по просьбе комитета Дмовского, Париж дал согласие на переброску в Польшу армии Галлера - в связи с приближением к ней сил большевиков. Эта акция, впрочем, была заблокирована Британией и США, опасавшимися использования частей армии в территориальных конфликтах с соседями Польши и во внутрипольских конфликтах. Переброска войск Галлера в Польшу была произведена лишь в апреле - июне 1919 года.
Весной 1919-го в Польшу была отправлена французская военная миссия, главой которой 28 марта был назначен дивизионный генерал Поль Анри. Последний быстро попал под влияние Пилсудского и действовал скорее в польских интересах*. Пилсудскому вообще удалось добиться достаточно выгодных полякам условий функционирования миссии - французы, в частности, не получили командных постов в польской армии (как в соседней Чехословакии, где армией фактически руководили французские офицеры). Миссии подчинялась лишь армия Галлера - до сентября 1919-го, когда она была слита с национальной армией.
Французская миссия была чрезвычайно многолюдной - на пике численности ее состав доходил до 635 офицеров и 1200 унтеров и рядовых.
Франция взяла на себя также обязательство предоставить вооружение и снаряжение для 10 пехотных дивизий, 5 кавалерийских и одной горнострелковой бригады. Поставки оружия осуществлялись из наличия демобилизуемой французской армии и за счет трофеев. Военные материалы поставлялись в кредит, первоначальная сумма которого выросла со 100 млн франков (23 апреля 1919) сначала до 300 млн (июль 1919), затем 375 млн (31 октября 1919) и 425 млн франков (12 августа 1920). К началу 1921 года суммарная стоимость военных поставок достигла 410 млн франков. Стоимость вооружения и снаряжения переданного вместе с армией Галлера оценивалась в 350 млн франков [неясно включена ли она в перечисленные цифры]**.
Назначенный в апреле 1919-го французским послом в Варшаве Эжен Пролон весьма критически воспринимал деятельность и Пилсудского и миссии Анри и уже в январе 1920-го был заменен более гибким Эктором де Панафьё.

Приоритеты Пилсудского и Парижа в целом весьма различались. После подписания Версальского договора (28 июня 1919) германский вопрос для Варшавы окончательно отошел на второй план. Первоочередной задачей Пилсудский видел отбрасывание России как можно дальше на восток, с объединением западных ее окраин (Литвы, Белоруссии, «Украины») в некую федерацию под главенством Польши. Париж, в свою очередь, продолжал ориентироваться на восстановление России, выступая против создания нежизнеспособных национальных образований между русским государством Польшей и продвижения поляков на восток за пределы собственно польских областей. Против большевиков Варшаве рекомендовалось придерживаться оборонительной стратегии. При этом полякам обещали поддержку в случае наступления большевиков.
Эта позиция была, в целом, закреплена решением Верховного совета Антанты (25 февраля 1920) - союзники не поддерживают «агрессивную политику против России», однако готовы оказать соседям Советской России «всю возможную помощь» при нападении большевиков.
Варшава, впрочем, игнорировала все эти миролюбивые рекомендации - без особых последствий для себя.
Париж постарался дистанцироваться от польского наступления весны 1920 года - офицеры французской миссии получили приказ покинуть части непосредственно участвующие в боях. Перспективы самого наступления также оценивались скептически. Однако успех большевистского контрнаступления летом 1920-го привел к новому усилению французской поддержки. В конце июля 1920-го в Польшу была направлена совместная франко-британская миссия. Входивший в ее состав генерал Максим Вейган сыграл в итоге значительную роль в отражении советского наступления (хотя, как отмечается, значимость его деятельности остается предметом дискуссий). В августе 1920-го в Польшу были направлены значительные партии французского оружия (всего на 72 млн франков), Париж и Лондон согласились также уступить полякам изъятое в соответствии с Сен-Жерменским договором австрийское вооружение.
После разгрома советских войск под Варшавой и перехода поляков в новое наступление Париж вернулся к прежним уговорам, призывая поляков ограничиться занятием «бесспорно» польских территорий, а также не заключать мира с большевиками - дабы сковать силы красных и не дать им сконцентироваться на врангелевском фронте. Призывы эти снова были проигнорированы Варшавой. Последняя в октябре 1920-го захватила еще и Виленский край, обеспечив себе и французским союзникам дополнительную головную боль. Новых восточных границ Польши по Рижскому миру Париж, впрочем, не признал (учтя, в т. ч. и мнение Лондона, вообще весьма враждебно относившегося к Пилсудскому).

Инициатива заключения франко-польского союза принадлежала Варшаве. Соответствующие предложения были сделаны последней уже в сентябре - октябре 1920-го. Особого энтузиазма в Париже они не вызвали. Премьер Ж. Лейг опасался, что союз с поляками втянет Францию в очередные польские авантюры, еще более резко высказывался маршал Фош - Польша никак не выглядит полезным для Франции союзником. Однако президент А. Мильеран, военный министр Л. Барту, глава Генштаба генерал Бюа и сменивший Лейга А. Бриан выступили в поддержку союза. В целом, как отмечается, доводы в пользу укрепления барьера против Германии взяли верх над опасениями относительно нестабильных восточных рубежей Польши.
Принципиальная договоренность относительно формирования союза путем подписания политической, военной и экономической конвенций была достигнута в ходе визита Пилсудского в Париж (3-6 февраля 1921-го). Политическая конвенция (подписана 19 февраля) предусматривала взаимные консультации Франции и Польши в случае неспровоцированного нападения на одно из государств.
Секретная военная конвенция (21 февраля) обязывала Варшаву действовать во исполнение «условий Версальского договора». Польша обязывалась также ввести 2-годичную военную службу и держать в мирное время не менее 30 пехотных дивизий и 9 кавалерийских бригад, с соответствующими резервными формированиями. Предусматривались также унификация стрелково-артиллерийского вооружения армии с французским и создание мобзапаса боеприпасов на 6 месяцев войны.
Франция должна была поддержать перевооружение польской армии кредитом на 400 млн франков и способствовать развитию польской военной промышленности. Париж при этом постарался минимизировать собственные военно-политические обязательства. Конвенция не предусматривала автоматического вступления в войну в ответ на аналогичное действие союзника и фактически вообще не формулировала четко условий вступления в силу союзнических обязательств. Вступление Франции в потенциальную советско-польскую войну или возможный конфликт с Германией в Верхней Силезии фактически исключалось. В связи со всем этим часть исследователей вообще отказывается считать конвенцию 1921 года полноценным франко-польским союзом. При этом Москва, как отмечается, оставалась в неведении относительно точных условий конвенции и была склонна переоценивать готовность Франции вмешаться в советско-польский конфликт.
Политическая и военная конвенции вступали в силу лишь после ратификации экономического соглашения, обсуждение которого затянулось. Помимо регулирования взаимной торговли французы хотели контроля над галицийской нефтью (потенциал которой в то время переоценивался), что не устраивало поляков. Кроме того, наметившееся сближение с Британией, негативно относившейся к франко-польскому союзу, побуждало Бриана не торопиться с введением союза в действие. Не способствовала этому и антисоветская активность Пилсудского (поддержка Савинкова и пр.) - французы опасались, что она выльется в очередную польскую интервенцию на востоке.
Экономическая конвенция была подписана новым правительством Пуанкаре только в начале 1922 года (6 февраля) - и только после провала очередного франко-британских переговоров о взаимопомощи.
Выполнять условия конвенций обе стороны не спешили - французы тянули с выделением кредитов из-за бюджетных сложностей, поляки (ссылаясь на отсутствие денег) - с выполнением обязательств относительно состава армии и проч. 400-миллионный кредит Польше был одобрен французским Сенатом лишь 17 декабря 1923 года
Из соображений бюджетной экономии Франция вскоре радикально сократила и собственную военную миссию в Польше. Из 212 офицеров служивших в Польше к лету 1921 года, к 1 сентября 1924-го в стране осталось лишь 45.
С выполнением политической конвенции также имелись проблемы. Так, Польша склонна была уклоняться от выполнения обязательства консультироваться с Парижем при заключении соглашений с другими странами Восточной и Центральной Европы - о содержании секретных польско-румынских военных конвенций 1921 и 1922 гг. Париж подробно информировал Бухарест, а не связанная с ним союзом Варшава и т. д.

Заключение советско-германского Раппальского договора привело к заметной активизации военного сотрудничества двух стран. В сентябре - октябре 1922 года, в ходе визита в Париж начальника польского Генштаба В. Сикорского были определены общие контуры возможной войны против Германии или советско-германской коалиции. Франция должна была выставить против Германии 100 дивизий в течении 30 дней и обеспечить морское сообщение с Польшей (в случае войны с Советской Россией). Польша, в свою очередь, обязалась мобилизовать 32 пехотные дивизии и 10 кавалерийских бригад в течении 25 дней и в случае войны против советско-германской коалиции задействовать 18 дивизий против немцев, прикрывшись 7-8 дивизиями и 4 кавалерийскими бригадами на востоке.

Основными задачами экономической и финансовой политики Франции в Восточной Европе (включая Польшу) были: вытеснение со своих позиций Германии; укрепление связей с местными союзниками путем формирования их экономической зависимости от Франции и укрепление экономического положения союзных стран в целях их внутренней политической стабилизации. Польша исторически была одним из крупнейших объектов французских инвестиций. Еще до Мировой войны общий объем французских инвестиций в губерниях Царства Польского оценивался в 383 млн франков. Капиталовложения Франции в Польше в 1918 - 1933 годах оценивались примерно в 1 млрд франков (9% общего объема французских заграничных инвестиций). В первую очередь французов интересовали стратегически важные сырьевые источники - галицийская нефть и верхнесилезский уголь, а также крупные инфраструктурные проекты, важнейшим из которых было строительство нового порта Гдыня на Балтике.

Ради внутренней стабилизации Польши Париж фактически поддерживал и политику насильственной полонизации национальных меньшинств проводимую польским государством.

В то же время Франция фактически отказывалась признавать (и гарантировать) восточную границу Польши. Этому способствовал и жесткая позиция Британии, настаивавшей на определении судьбы Восточной Галиции по результатам плебисцита (по истечении срока 25-летнего мандата Польши на область, утвержденного решением Верховного совета Антанты 21 ноября 1919 года). Лишь 15 марта 1923 года решением Конференции послов Антанты союзные державы признали восточные границы Польши де-факто. Однако все попытки поляков добиться признания Парижем этой границы де-юре успеха не имели - Франция желала оставить открытой возможность возвращения к сотрудничеству с Россией.

Приход к власти левого правительства Э. Эррио привел к заметному охлаждению франко-польских отношений, однако значимых изменений в них не произвел.

В целом, как отмечается, Польша в начале 1920-х рассматривалась Парижем в качестве безальтернативной опоры Версальского порядка на востоке Европы. Двойная роль - противовеса Германии и барьера между немцами и большевиками обеспечивала ей статус стратегического союзника Парижа, несмотря на целый ряд разногласий по разным вопросам (в т. ч. и «русскому»).
Стремление Парижа минимизировать свои обязательства по союзным соглашениям 1921 года объяснялось как внутренними экономическими и политическими трудностями, так и желанием удержать польского союзника от международных авантюр.
После 1920 года Варшава и Париж последовательно расходились в оценке степени остроты советской угрозы - проволочки с выделением французских кредитов, на три года задержавшие программу перевооружения польской армии, ярко демонстрировали, что Франция не верит в актуальность этой угрозы.

* Так, Анри принимал участие в разработке польских наступательных операций в Малороссии и при захвате Виленского края - вопреки официальной позиции собственного правительства. В конце сентября 1920-го он был отозван на родину и заменен Анри Нисселем.
** Ср. с хроническим мелким жлобством в отношении русского Белого движения.

Румыния

Положение Румынии среди держав-победительниц было несколько двусмысленным. После замирения большевиков с немцами Румыния была вынуждена выйти из войны, в декабре 1917 года подписав перемирие, а в мае 1918-го Бухарестский мир с Центральными державами. Условия последнего, впрочем, были относительно мягкими - румынская армия сокращалась до 8 дивизий, румыны уступали часть территории Болгарии (Южная Добруджа) и Австро-Венгрии и проч. В качестве компенсации за Добруджу за румынами признавались права на русскую Бессарабию.
Румыния не спешила выполнять условия мирного договора, затягивая демобилизацию армии. В Яссах продолжали оставаться представители стран Антанты. Недовольные всем этим немцы в сентябре 1918 года планировали даже нанести превентивный удар по Румынии, однако он не состоялся из-за несогласия австро-венгров и наметившегося падения Болгарии.

10 ноября 1918 года, за день до перемирия в Компьене, Румыния вновь объявила войну Германии, успев обеспечить себе место среди победителей. Несмотря на семимесячное отсутствие в рядах Антанты румыны продолжали рассчитывать на обещанные им при вступлении в войну территориальные приращения. Однако с этим все было не так просто. Клемансо, питавший, помимо прочего, личную неприязнь к румынскому премьеру Брэтиану, считал, что заключением сепаратного мира Румыния освободила союзников от обязательств военных лет. Последние могли теперь служить лишь основой для обсуждения на мирной конференции, а не определять решения союзников. Отмечалось также, что Румыния уже сделала территориальные приобретения в Бессарабии.
30 декабря 1918-го указанная позиция (договоренности 1916 года не имеют силы, вопрос границ Румынии остается открытым) была официально доведена до сведения Бухареста Пишоном*. Бухарест протестовал и в первые месяцы 1919 года франко-румынские отношения все более обострялись. Помимо прочего, Париж раздражала и излишняя активность румын в Трансильвании, толкавшая венгров в объятия большевиков.

Положение резко изменилось в марте - апреле 1919 года. Провозглашение Венгерской Советской республики (21 марта) и наметившаяся угроза соединения венгерских и «русских» большевиков (апрель - начало мая) превратили Румынию в ценного союзника в борьбе с большевизмом и побудили Клемансо пойти навстречу территориальным требованиям Брэтиану.
Наметившееся франко-румынское сближение вскоре была поставлено под удар самими румынами. В начале августа 1919-го румыны заняли Будапешт, предъявив ультиматум венгерскому правительству. В ответ 23 августа Парижская конференция приняла решение ввести эмбарго на военные поставки Румынии (заблокировав доставку нескольких десятков тысяч тонн военных грузов, в основном французских). 15 ноября союзники предъявили Румынии ультиматум, требуя признания ею Сен-Жерменского договора и эвакуации румынских войск. Уже 16 ноября румыны оставили Будапешт, а 22 ноября отошли за Тису, однако запрет на военные поставки Румынии действовал до конца 1919 года. Военно-техническое сотрудничество с Францией возобновилось только весной 1920-го. В рамках этого сотрудничества румыны получили значительное количество военных материалов (в основном - в обмен на нефть).
Французы активно внедрялись и в экономику Румынии, в частности - в нефтедобычу и банковскую сферу.
Выход большевиков на границы Румынии в 1920 году не привел, вопреки опасениям румынских и французских властей к широкомасштабным боевым действиям. Однако малая война на границе велась постоянно - с территории Румынии действовали петлюровцы и пр., а большевики вели пресловутую «активную разведку» в Бессарабии.

Франция сыграла значимую роль в оформлении польско-румынского союза. Он в полной мере отвечал интересам Парижа - взаимная поддержка польской и румынской армий не только сдерживала бы советскую угрозу, но и позволила бы Варшаве выставить больше сил против Германии.
Переговоры о военном и политическом сотрудничестве Польши и Румынии велись уже с марта 1920 года, однако конкретных результатов первое время не давали. В ноябре 1920 года румынский премьер А. Авереску неожиданно предложил Парижу и Варшаве заключить наступательный союз против Советской России, организовав масштабную интервенцию весной 1921 года. Ошарашенному предложениями вроде бы вменяемого румынского политика Парижу пришлось приложить некоторые усилия для нивелирования этой инициативы. Польша также высказалась в пользу «исключительно оборонительного» соглашения. Причины эскапады Авереску остаются неясными.
После затяжных переговоров 3 марта 1921 года Польша и Румыния подписали конвенцию об оборонительном союзе. Он был направлен исключительно против Советской России - стороны гарантировали друг другу помощь при нападении на «нынешние восточные границы» и обязались координировать «мирные усилия» затрагивающие их отношения с «восточными соседями».
Общие силы Румынии определялись в 22 пехотные дивизии. 14 из них (плюс 2 кавалерийские) предполагалось задействовать в непосредственной связи с польскими силами. Польша выставляла 14 дивизий.
В июле 1921 года была подписана также экономическая конвенция. Она, в частности, давала Польше право вести транзитную торговлю через румынские порты.
20 сентября 1922 года Польша и Румыния подписали новую военную конвенцию - в развитие предыдущей. Новая конвенция корректировала планы военного развертывания сторон, предусматривала создание единого командования и пр. Она была по-прежнему направлена исключительно против Советской России. Польша, как и прежде, выставляла 14 дивизий (в течении 24 дней, для наступательной операции - в течении 28 дней), Румыния - 17 (18 и 21 соответственно).

Франция также способствовала и оформлению Малой Антанты. 2 июля 1921-го Румыния подписала направленную против Будапешта оборонительную военную конвенцию с Чехословакией. Чехи подписали также два дополнительных секретных протокола - в одном признавая польско-румынский союз, в другом - соглашаясь поставлять Румынии военные материалы (а также пропускать их транзитом через свою территорию) - в случае конфликта последней «с любым другим государством».

Пика отношения Румынии и Франции достигли в 1922 - первой половине 1923 года. В мае 1923 года нижняя палата французского парламента одобрила 100-миллионный кредит на перевооружение румынской армии. Однако Сенат отложил рассмотрение вопроса о займе - из-за отказа Румынии участвовать в выплате довоенного долга Австро-Венгрии (4 млн франков в год). Дальнейшие переговоры с румынами результата не дали, 25 января 1924 года Бухарест объявил об отказе от получения кредита и франко-румынские отношения вступили в фазу ощутимого охлаждения.
Дополнительным фактором раздражения для Бухареста стал подписанный 25 января 1924-го франко-чехословацкий договор о дружбе и союзе, отодвигавший его на второй план в Малой Антанте.
В качестве компенсации, в феврале 1924-го Пуанкаре предложил Бухаресту подписать аналогичный договор, однако переговоры не задались - как и в случае с Польшей, Париж упорно отказывался гарантировать восточную границу Румынии, не желая ввязываться в потенциальный советско-румынский конфликт.
В качестве некоего жеста доброй воли Париж в марте 1924 года ратифицировал Бессарабский протокол (см. ниже). Таким образом, Франция официально признала румынскую восточную границу, однако никаких обязательств защищать ее на себя брать не желала.

Отдельно автор (Бодров) рассматривает бессарабский вопрос. В декабре 1917 года, на фоне всеобщего развала, в регионе был образован Краевой совет («Сфатул Цэрий») провозгласивший автономную Молдавскую республику. В январе 1918 года Бессарабия была занята румынскими войсками. Организованное румынами провозглашение независимости Молдавской республики от России (6 февраля 1918) привело к разрыву отношений между большевистским правительством и Румынией. 9 апреля 1918 Краевой совет проголосовал за присоединение Бессарабии к Румынии, в ноябре того же года Молдавская республика была окончательно ликвидирована.
Официально Париж долгое время не признавал румынскую аннексию Бессарабии, сначала - не желая полностью порывать с большевистским правительством, а позднее - дабы не подрывать свои позиции в случае победы белых. Фактически же Франция одобряла присоединение Бессарабии к Румынии, однако желала чтобы передача провинции произошла в результате некоего договора румын с русским правительством (которое «вынуждено будет» признать потерю Бессарабии). Попытки французов добиться признания союза Бессарабии и Румынии правительствами Колчака и Деникина успеха не имели.
Позицию молчаливого одобрения аннексии Париж занимал до начала 1920 года. В январе 1920 Верховный совет Антанты фактически выразил готовность признать Бессарабию за румынами, что (по требованию Бухареста) было зафиксирован официальной декларацией от 3 марта 1920-го.
Ближайших последствий эта декларация, впрочем, не имела. Как отмечается, на протяжении 1920 года Париж фактически использовал признание аннексии Бессарабии в качестве морковки для Бухареста, подталкивая его к сотрудничеству с поляками и Врангелем. Для затягивания времени использовался, например, вопрос выплаты компенсаций французским гражданам лишившимся земель в Бессарабии (10 млн франков). Осенью 1920 года, под давлением Британии, Париж все же согласился на подписание Бессарабской конвенции [она же Бессарабский или Парижский протокол]. 28 октября 1920 года конвенция, признававшая суверенитет Румынии над Бессарабией была подписана в Париже представителями Франции, Британии, Италии, Японии и Румынии. США конвенцию подписать отказались - не желая участвовать в расчленении России**.
В целом, таким образом, в процессе признания Францией аннексии Бессарабии выделяются три этапа. В марте 1918 - декабре 1919-го Франция одобряла само присоединение Бессарабии к Румынии, но, в согласии с другими союзниками, медлила с его официальным признанием - дабы не подрывать свои позиции в случае победы белых. В январе - октябре 1920 года Франция уже в одиночку держала Бухарест в подвешенном состоянии, подталкивая его к сотрудничеству с поляками и Врангелем. После благоприятного окончания советско-польской войны и под нажимом англичан Париж пошел и на официальное одобрение аннексии.
Большевики, обычно легко жертвовавшие русскими землями, в бессарабском вопросе по не совсем понятным причинам заняли твердую позицию и упорно отказывались признавать аннексию провинции. Одной из причин возможно были международные сложности создаваемые этим непризнанием Румынии. Бессарабский вопрос вносил раскол в ряды Малой Антанты (Чехословакия и Югославия не признавали провинцию частью Румынии), а также создавал некую общность интересов между Советской Россией, Венгрией и Болгарией.
После заключения Рижского мира с поляками (март 1921) Румыния оставалась единственным западным соседом Советской России отношения с которым не регулировались каким-либо соглашением. Лишь в ноябре 1923 года в Тирасполе была подписана конвенция о предотвращении и разрешении конфликтов на Днестре, призванная прекратить малую войну на совместной границе. Советской стороне удалось добиться исключения из текста документа любых признаков принадлежности Бессарабии Румынии. Конвенция не была ратифицирована Бухарестом, но фактически соблюдалась.

* При этом местные представители Франции - командующий Дунайской армией А. Бертело и посол де Сент-Олер занимали откровенно прорумынские позиции, за что неоднократно получали втык от Парижа.
[** Само соглашение так и не вступило в силу из-за отказа Японии его ратифицировать].

Прибалтика

В прибалтийском регионе в 1918 - 1920 годах главную роль играла Британия. Британская политика здесь фактически следовала линии русофобской части английского кабинета (Бальфур, Керзон и проч.) на максимальное ослабление России (безразлично, «белой» или «красной»), путем отделения ее окраин.
Глава британского МИД А. Бальфур уже 18 октября 1918-го направил Имперскому военному кабинету меморандум с обоснованием необходимости признать независимость трех прибалтийских провинций. 14 ноября британский кабинет решил отправить на Балтику английскую эскадру для помощи прибалтам, 3 декабря 18-го британские корабли были уже у Либавы, в том же месяце включившись в борьбу против большевиков (поддерживали эстонцев огнем под Ревелем).
С союзниками эта военная экспедиция согласована не была и французы были поставлены перед фактом. В конце декабря 1918-го французское правительство, после некоторых колебаний, также решило отправить небольшую эскадру на Балтику, однако ее состав был символическим (крейсер и два авизо) и в боевых действиях против большевиков она не участвовала.
Подход французского руководства к вопросу независимости прибалтийских провинций существенно отличался от британского. Основные принципы французской политики в регионе были сформулированы в программной записке Русской службы МИД от 14 февраля 1919 года - любые формы независимого существования Прибалтики (самостоятельные государства, федерация, соединение с Польшей или Финляндией) нежизнеспособны, будут провоцировать Россию (которая рано или поздно захочет вернуть себе выход к морю) и усиливать позиции Германии. Единственным приемлемым для Франции вариантом, как отмечалось, было возвращение прибалтийских провинций в состав восстановленной России - на правах автономии.
Этой позиции* (защита Прибалтики от большевиков и немецкого влияния, при отсутствии какого-либо официального признания независимости) французское руководство в целом придерживалось в последующие два года.
Роль самой Франции в прибалтийских делах в это время, впрочем, оставалась второстепенной. Прибалтика оставалась зоной преимущественной ответственности Великобритании (взявшей на себя снабжение местных вооруженных формирований). Снабжение Прибалтики продовольствием было возложено на США. Подобное разделение ролей было согласовано в ходе франко - британских переговоров в феврале - марте 1919 года и закреплено решениями Высшего военного совета Антанты (9 - 11 апреля 1919).
Французское военное присутствие ограничивалось небольшой «морской дивизией» на Балтике (действовавшей совместно с англичанами против немцев фон дер Гольца, но не против большевиков) и небольшими военными миссиями в Литве, Латвии и Эстонии. Деятельность последних сводилась к сбору информации и ведению профранцузской пропаганды.

С осени 1919-го участие Франции в местных делах начало постепенно увеличиваться, в связи с сокращением британской активности. В конце сентября 1919 года английское правительство приняло решение перейти к постепенному свертыванию военной помощи прибалтам и сокращению своего военного присутствия в регионе. Уже 25 сентября 1919-го прибалтам было отказано в новых поставках оружия - из-за «сокращения запасов» и «нехватки тоннажа». Лондон оставлял также за прибалтийскими столицами «свободу решения относительно возможных соглашений с советским правительством».
Снабжение прибалтов оружием приняла на себя Франция - 17 сентября, 6 ноября и 16 декабря 1919-го с Ковно, Ригой и Ревелем были подписаны контракты на поставку вооружений, на 7, 11 и 13 млн франков соответственно. Эстония и Латвия должны были оплачивать оружие натуральными поставками льна.
В октябре? 1919-го в Прибалтику была отправлена новая межсоюзническая военная миссия, на этот раз под командованием французского генерала А. Нивеля**. Основной задачей миссии было вытеснение немцев фон дер Гольца из Латвии.
Позднее центром внимания французской политики сделались Литва и клубок связанных с нею противоречий, затрагивающих Польшу, Советскую Россию, Германию и Латвию.
В январе 1920 года Франция признала де-факто правительства Литвы, Латвии и Эстонии, однако позиция французов по части полного признания независимости Прибалтики оставалась неизменной до конца 1920-го. В Эстонии и Латвии Францию с июля 1920 года представлял Высокий комиссар республики Луи де Сартиж, которому были подчинены и военные миссии.
Официальная позиция Франции переменилась лишь в самом конце 1920 года. 29 декабря премьер Лейг неожиданно призвал великие державы признать Латвию. 25 января 1921 года межсоюзническая конференция решила признать независимость Латвии и Эстонии и в тот же день Париж сообщил последним об их признании де-юре.
Вопрос признания Литвы был отложен из-за ее проблем с границами. Литва была признана Францией лишь в декабре 1922 года, однако из-за случившегося вскоре захвата литовцами Мемеля (занимаемого французским батальоном), французский посланник появился в Ковно лишь в 1925 году.
Причина резкой перемены французской позиции не ясна, вероятно французское правительств опасалось, что замирившиеся с поляками и разбившие Врангеля большевики, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами решатся прихлопнуть непризнанные никем лимитрофы.

Прибалтийская политика Франции в 1921 - 1924 годах отличалась противоречивостью. Осознавая военную слабость лимитрофов, не способных противостоять большевикам в одиночку, французы, с одной стороны, подталкивали их к сближению с Польшей. С другой стороны, Париж фактически выступал против создания формального военного альянса Польши и прибалтийских стран (Балтийской Антанты), не желая отвлечения внимания Польши от Германии и распыления ее сил, а также не желая лишний раз провоцировать Советскую Россию. В итоге сотрудничество лимитрофов с Польшей сводилось лишь к многочисленным взаимным «консультациям».
Латвия и Эстония, со своей стороны, также опасались излишнего сближения с Польшей, считая ее политику «авантюристичной», а Литва и вовсе оставалась предельно враждебной Польше и участия в польско-прибалтийских консультациях не принимала.
Сама Франция в случае конфликта с большевиками готова была предоставить прибалтам лишь военно-техническую и «дипломатическую» помощь.
Французская морская дивизия на Балтике была расформирована в декабре 1922 года. В мае 1923 года МИД предложил расформировать и военную миссию (к этому времени миссии в лимитрофах были объединены в одну), однако этому воспротивилось военное министерство - миссия играла важную роль в сборе разведдданных о Советской России (расформирована только во второй половине 1920-х).
Военно-техническое сотрудничество с Латвией и Эстонией оставалось ограниченным*** - новым оружием и технологиями французы делиться не желали, опасаясь активности советской и немецкой разведок. Кроме того, Париж готов был продавать оружие лишь на условиях полноценной оплаты / предоставления концессий и проч., на что не желали идти уже местные правительства****.
Экономическое сотрудничество также было весьма скромным. Во внешней торговле лимитрофов господствовала Германия. Французский бизнес смущало активное вмешательство местных правительств в экономику (радикальная аграрная реформа, протекционизм, регулируемые валютные курсы и проч.), что приписывалось вредному влиянию большевизма.
Еще больше французов возмущали нежелание местных властей выплачивать компенсации пострадавшим от революции французским гражданам и признавать свою долю царских долгов. В части царских долгов прибалты ссылались на условия мирных договоров с большевиками - добрый Ленин принял эти долги на себя.
Нежелание платить компенсации французским гражданам обошлось прибалтам недешево - пострадавшие обладали обширными связями в политических и дипломатических кругах и организовали шумную кампанию в прессе, сильно подпортив имидж лимитрофов.
Париж осуждал и мирные договоры лимитрофов с Москвой, считая что установление дипломатических отношений с Советской Россией открывает дорогу политическому и экономическому проникновению большевиков в Прибалтику.
Наиболее жизнеспособным изо всех лимитрофов считалась Латвия. Устойчивость Эстонии вызывала сомнения, развеянные лишь успешным подавлением коммунистического мятежа в декабре 1924 года. Литва воспринималась как мост между большевиками и немцами и отношение к ней было весьма скверным.

* Сформированной в немалой степени под влиянием русских представителей в Париже - В. А. Маклакова и проч.
** Предыдущую, действовавшую с мая 1919-го, возглавляли британские генералы Х. Гоф и Ф. Марш.
*** С Литвой оно и вовсе отсутствовало.
**** Латвия и Эстония, к тому же, не расплатились еще и за поставки 1919 года.

Турция

Турецкий вопрос играл значительную роль во внешней политике Франции начала 1920-х. По итогам Мировой войны Франция получила османскую Сирию, оккупировав также Киликию и (совместно с союзниками) зону Проливов.
Определенное значение при формировании французской политики в регионе имел и «советский» фактор. Более всего французов беспокоило сотрудничество большевиков с кемалистами (богатая фантазия ряда французских деятелей рисовала фантасмагорические картины большевистско-кемалистско-германского блока). Осознавая ограниченность своих сил Париж в целом готов был идти на определенные уступки кемалистам - дабы препятствовать их сближению с большевиками и сохранить наиболее ценные приобретения (Сирия).
Потерпев в первой половине 1920 года ряд поражений от кемалистов в Киликии французы в мае 1920 года заключили здесь локальное перемирие с Кемаль-пашой. 11 марта 1921-го на Лондонской конференции, созванной для пересмотра условий Севрского договора, А. Бриан подписал сепаратное соглашение с кемалистами предусматривающее вывод французских войск из Киликии и содержащее ряд других уступок - в обмен на гарантии защиты французских экономических и культурных интересов.
Соглашение 11 марта было вскоре дезавуировано Кемалем, однако уже 20 октября 1921-го отправленный на переговоры с кемалистами влиятельный французский сенатор-туркофил А. Франклен-Буайон подписал в Анкаре новое соглашение с турками. Париж признал правительство Кемаля де-факто и согласился уйти из Киликии - в обмен на ряд экономических уступок [и признание прав Франции на Сирию].
Линии на сближение с Кемалем Париж придерживался и позднее. «Туркофильская» позиция Франции вызывала все большее недовольство Британии. Пика напряжение между союзниками достигло в ходе Чанакского кризиса (сентябрь - октябрь 1922) когда французы фактически отказались поддержать Лондон. Как отмечается, Чанакский кризис ознаменовал конец англо-французской Антанты на Востоке (также как Рурский - на Западе).

Интерес к закавказским государствам определялся прежде всего их геополитическим положением - они могли служить как «мостом», так и «барьером» между кемалистами и большевиками. Поддержка антибольшевистских сил в Закавказье и на Северном Кавказе должна была также способствовать сдерживанию продвижения большевизма в регионах Среднего Востока и Центральной Азии.
Основные надежды здесь возлагались на Грузию, признанную Верховным Советом Антанты де-юре 26 января 1921 года. Однако надежды эти не оправдались - 16 февраля 1921-го в Грузию вошли части РККА, 25 февраля большевики заняли Тифлис и уже 19 марта грузинское правительство бежало за границу из Батума.
Надежды на разрушение союза кемалистов и большевиков из-за территориальных споров в Закавказье также не оправдались - 21 февраля 1921-го стороны подписали Карсский договор устранявший существующие разногласия. Ради сохранения военно-политического партнерства с Кемалем большевики поступились Карсской губернией и частью Батумского округа. Франция эти территориальные изменения не признала.

Как отмечается, занятая Францией «туркофильская» позиция не принесла ей особых дивидендов. В ходе созванной для окончательного урегулирования турецкого вопроса Лозаннской конференции (ноябрь 1922 - июль 1924) Британия сумела решить в свою пользу большую часть интересовавших ее вопросов (в основном территориальных), тогда как французское «туркофильство» оказалось невознагражденным (не были решены проблемы османского долга и проч.).
Не получили особых дивидендов от «дружбы» с Кемалем, действовавшим исключительно в собственных интересах, и большевики. Добившись восстановления турецкой государственности он пошел на значительное сближение с западными державами, дистанцировавшись от большевиков. Так, вопрос о режиме Черноморских проливов на Лозаннской конференции был решен фактически в пользу западных держав и т. д.

Условия и механизмы формирования «русской политики»

Суждения французского руководства относительно Советской России в начале 1920-х отличалось заметной неоднородностью. Знак равенства между большевиками и Россией и русским народом в целом не ставился и в большинстве случаев «Россия» и «русский народ» отделялись от «Советов» и «большевиков».
В то же время встречалась и откровенно русофобская позиция - большевикам приписывались возврат к русским имперским традициям и даже потворство русскому национализму (!). Подобные оценки присутствовали в документах французского 2-го бюро (вообще, судя по всему, склонного к какой-то анекдотичной русофобии - в одной из его справок, например, Россия именовалась «азиатской державой» и «потенциальным авангардом желтой угрозы»), в таком же духе высказывался Бюксеншютц (бывший начальник штаба Жанена в Сибири и тоже, к слову, офицер 2-го бюро) и т. д.
В рамках первого подхода допускалось (в перспективе - после падения большевизма) восстановление прежних отношений с Россией (союз против Германии), однако Советская Россия в качестве потенциального союзника не рассматривалась.
Идеологические оценки большевизма также были весьма неоднородными. Большевики, с одной стороны, воспринимались как варвары-анархисты или даже как «вирус» и «чума», несущие бессмысленное разрушение и договориться с которыми невозможно. Биологические метафоры соседствовали с ориенталистскими - «полуазиатская или... неевропейская власть», «варвары с востока» и т. п. Особое внимание уделялось еврейскому фактору - засилью диких «не прошедших через модернизацию» евреев. С другой стороны тем же большевикам приписывались квазирелигиозный фанатизм, дисциплинированность, твердость и прагматизм и прочие слабосочетаемые с азиатским анархизмом свойства.
Наступательный потенциал большевизма, особенно военный, в начале 20-х в целом оценивался уже невысоко и попытки немцев, поляков и проч. использовать фактор советской угрозы воспринимались скептически.
Положение самой Франции после Мировой войны оказалось двойственным. Сделавшись после войны доминирующей силой континентальной Европы, она по основным экономическим и демографическим показателям по-прежнему уступала Германии, вдобавок оказавшись в серьезной финансовой и отчасти сырьевой зависимости от бывших союзников, Британии и США, отношения с которыми были далеко не гладкими. Возможности Франции влиять на положение в странах на восточной и юго-восточной окраинах Европы, на Кавказе и Ближнем Востоке были весьма ограниченными.

Французская политика в отношении Советской России формировалась в условиях дефицита информации - из-за отсутствия официальных отношений сведения о положении в стране часто получались окольными путями и нередко были тенденциозны и неточны.
Одним из основных источников информации являлись французские дипломатические и военные представительства в соседних странах, в первую очередь, в Прибалтике (основным центром активности французов здесь была видимо Рига). До большевизации Закавказья заметную роль играли французские военная (выросшая из представительства при штабе русской Кавказской армии) и дипломатическая миссии на Кавказе. Важными поставщиками информации были также штабы французского оккупационного корпуса и Восточно-Средиземноморской эскадры в Константинополе.
Сбором сведений о Советской России занималась также французская военная разведка - 2-е бюро Генерального штаба. Последнее, впрочем, несмотря на определенные успехи в области агентурной работы и дешифровки, черпало информацию в основном из открытых источников.
Еще одним источником информации были партнеры и союзники Франции. Активный обмен разведданными велся с Британией, ценная информация получалась от поляков и чехов, имевших, в отличии от французов, представительства в Москве (дипломатическую и торговую миссии соответственно).
Источником информации для различных французских структур были, помимо прочего, французские граждане посещавшие Советскую Россию частным образом. Как и в случае с экономическими контактами французские власти формально не запрещали своим гражданам ездить в Россию, однако отказывались брать на себя какую-либо ответственность за возможные последствия таких поездок. Общее число подобных путешествий было невелико - всего за 1918 - 1923 годы Советскую Россию посетило менее 40 человек (включая коммунистов и сочувствующих, ездивших нелегально).

Значительное влияние на формирование французской политики оказывал личностный фактор. Так, А. Мильеран был твердым и последовательным противником большевизма. Его друг и протеже Ж. Лейг придерживался в целом той же линии. Числившийся антисоветчиком А. Бриан был скорее равнодушен к «русскому вопросу» - с Россией его не связывали ни карьерный путь, ни круг знакомств. Считавшийся твердокаменным антибольшевиком Р. Пуанкаре, по мнению многих современников вовсе не был столь уж тверд в своих убеждениях. Э. Эррио не испытывал особых симпатий к большевикам, однако был всегда готов к разнообразным компромиссам (современники и позднейшая литература характеризовали его скорее негативно - «бесхребетный», «нерешительный», «неподготовленный» и т. д.).
Важную роль в формировании внешней политики играл кадровый состав французского МИДа, менявшийся куда реже премьеров и министров. Он комплектовался в основном (примерно на 80%) выпускниками Свободной школы политических наук (École Libre des Sciences Politiques, «Sciences Po»), высокая плата за обучение в которой автоматически отсекала представителей низших социальных групп. Конкурсные требования при принятии на службу в МИД также были весьма высоки, что обеспечивало определенную социальную однородность его кадрового состава. Социальное происхождение французских кадровых дипломатов во многом предопределяло их отношение к большевизму.
Среди французских чиновников, дипломатов и военных работавших на советском направлении имелось немало людей тесно связанных ранее с Россией карьерно и лично. Так, занимавший в январе-декабре 1920-го пост государственного секретаря МИД Морис Палеолог ранее служил послом в России, успев проникнуться сильными чувствами к большевикам. Фернан Гренан, глава русской службы МИД в начале 1920-х, в 1917 - 1918 годах был генеральным консулом республики в Москве (где также натерпелся от большевиков). Ближайший сотрудник А. Мильерана Эжен Пети (возглавлял при Мильеране административный аппарат премьера, а затем президента) был женат на Софье Григорьевне Балаховской*, через которую поддерживал тесные связи с русской эмиграцией. Вице-адмирал Шарль-Анри Дюмениль, в 1920 - 1925 годах командовавший силами французских ВМС в Восточном Средиземноморье и французской эскадрой в Константинополе, ранее (1916 - 1918) служил во французской миссии в России и был женат на гр. Вере Николаевне Фермор**. Генералы Жанен, Ниссель и Бруссо руководившие военными миссиями в России в годы Гражданской войны, до 17-го стажировались в России и т. д.

Значительную роль играли также разного рода ассоциации французов пострадавших от деятельности большевиков - держателей русских ценных бумаг и проч. Общее число французских граждан владеющих русскими ценными бумагами по проведенному правительством в 1919 году опросу доходило до 1,6 млн человек, что делало вопрос «русских долгов» важным внутриполитическим фактором.
Важнейшей ассоциацией французских вкладчиков, как уже отмечалось, была созданная в 1918 году Генеральная комиссия по защите французских интересов в России, с 1920 года возглавляемая Жозефом Нулансом. Последний имел тесные связи с МИД и министерством финансов Франции и прямой выход на Мильерана.
Помимо этого действовали Комитет защиты владельцев займов Российского государства, займов гарантированных Российским государством и городских займов (основан в сентябре 1918-го); Комитет защиты французских владельцев ценных бумаг в сфере российской промышленности и банков (апрель 1919-го); Национальная лига по защите французских интересов в России (1919). Последнюю возглавлял известный московский промышленник Сиу***.

Сами большевики пытались воздействовать на французское общественное мнение с помощь французской прессы. Последняя имела в то время весьма скверную репутацию и полностью ее оправдывала. Так, ведущая правоцентристская газета «Тан» [Le Temps, аналог британской «Таймс»] в августе 1922 - январе 1923 года получила от большевиков 520 тыс. франков «субсидии» - в обмен на снижение градуса критики большевистского режима. Посредниками при передаче денег выступили ведущие журналисты внешнеполитического отдела издания Роллен и Э. Тавернье. Деньги из Москвы получала еще одна ведущая газета - близкая к левым радикалам «Пти Паризьен» [«Le petit parisien»] и возможно другие издания.

В условиях отсутствия официальных отношений связи между большевиками и правящими кругами Франции поддерживались с помощью разнообразных посредников, персонажей, большей частью, весьма сомнительных.
К подобным посредникам среди политиков и государственных служащих Магадеев относит Э. Эррио, А. де Монзи и Ф. де Шевийи (Шевильи).
Эдуард Эррио, в своих стремлениях к восстановлению отношений с Советской Россией, отчасти выражал видимо интересы предпринимательских кругов Лиона, бессменным мэром которого он был в 1905 - 1940 годах.
Сенатор Анатоль де Монзи, наиболее заметный просоветский деятель в правящих кругах Франции поддерживал связи одновременно с политиками центристского толка (Эррио и пр.), предпринимательскими кругами заинтересованными в торговле с Советской Россией и видными советскими деятелями (Раковский и пр.).
Франсуа де Шевийи, в годы Мировой войны служивший в бюро французской пропаганды в Петрограде, с 1920 года занимал пост торгового атташе «по русским странам» (России и лимитрофам), поддерживая связи с предпринимательскими кругами заинтересованными в торговле с Советской Россией и имея какой-то личный интерес в этих делах (торговля нефтью и пр.).

Среди посредников-предпринимателей автор выделяет гр. Армана де Сен-Совер (Armand de Saint-Sauveur), представителя «Шнейдер-Крезо» и шурина главы этой фирмы и, одновременно, близкого знакомого Красина, а также некоего [безымянного] Кювервилля, возглавлявшего Франко-российский офис торговой информации и поддерживавшего связь с Чичериным.
Одним из важнейших посредников в начале 1920-х являлся родившийся в России швейцарец Эдуард Флик. Занимая руководящие должности в Международном Комитете Красного Креста****, он одновременно продолжал заниматься бизнесом, выступая посредником между немецкими и французскими деловыми кругами и большевиками. МИД Франции считал Флика фактическим представителем влиятельного семейства де Люберсаков***** в Германии и СССР. Позднее (1924 год) советские представители, разочарованные сотрудничеством с Фликом, разорвали с ним отношения.

Еще одну группу посредников составляли журналисты. Наиболее ярким представителем этой группы был упоминавшийся выше [безымянный] Роллен. Служивший в годы Мировой войны на флоте, в 1919 - 1920 годах Роллен, в звании капитан-лейтенанта, возглавлял 2-е бюро штаба французских войск в Константинополе. Перейдя позднее на работу во внешнеполитический отдел «Тан», он в 1922 году сопровождал Э. Эррио в поездке в СССР и видимо тогда же установил контакт с большевиками. Помимо прочего Роллен был женат на некой Е. Коган, уроженке Николаева и гражданке СССР. Французская контрразведка (ноябрь 1924 года) считала Роллена платным агентом большевиков. Интересно, что британский Форин оффис тогда же считал его агентом французской секретной полиции и возможно этот персонаж являлся двойным агентом.

Среди прочих посредников встречались не менее сомнительные персонажи. Так, граф Александр дю Шайла, живший в России с 1904 года, принявший русское подданство и участвовавший в Гражданской войне в составе Войска Донского, как минимум с 1921 года находился в тесном контакте с НКИД. Дю Шайла участвовал в деятельности нансеновского комитета по делам беженцев, а с 1924 года состоял в Обществе франко-русской дружбы, возглавляемым упоминавшимся выше де Монзи. Через графа большевики поддерживали, в частности, конфиденциальные контакты с Э. Эррио. По некоторым предположением он являлся даже не посредником, а прямым советским агентом.
Еще одним советским агентом французская контрразведка считала Семена Рехтзаммера, бывшего российского социал-демократа (?)******, входившего в ближнее окружение бывшего (и будущего) премьера Поля Пенлеве, одного из крупнейших французских политиков левоцентристского направления. Через Рехтзаммера Пенлеве сносился, в частности, с Чичериным и, видимо, с Красиным.
В роли посредника большевиков выступал и Сергей Константинович Моркотун (Маркотун), бывший секретарь гетмана Скоропадского, с 1919 года живший во Франции и основавший здесь Украинский национальный комитет (беспартийные федералисты, выступавшие за федерацию России и Украины). К 1922 году, видимо в поисках пропитания, он установил связь с большевиками, пытаясь содействовать установлению экономических связей между ними и Францией, однако заметных успехов не добился. Работая с большевиками он одновременно подробно информировал о своих контактах власти Франции.

Как отмечается, значительную роль во внутренней политике Франции продолжали играть масоны и широкие связи вышеуказанных сомнительных персонажей в какой-то мере объяснялись видимо их масонским бэкграундом. Так, упомянутый Моркотун еще в киевский период своей жизни был довольно известным масоном и использовал соответствующие связи и в эмиграции. Симпатизантом масонства был Э. Эррио, хотя сам видимо в ложах не состоял.
Какие-то связи существовали видимо и между масонами и коммунистами. Так, известный впоследствии деятель компартии и Коминтерна Андре Марти, бывший одним из руководителей мятежа на кораблях французской черноморской эскадры в 1919 году, был масоном еще с довоенных времен. Осужденный за мятеж на 20 лет Марти в 1923 году был помилован при активном участии масонских лож. После освобождения он ушел из масонов и сделал большую карьеру в коммунистическом движении, [однако его родной брат Жан был масоном (или, по-крайней мере, подозревался в этом) уже в конце 1940-х].

Определенную роль в формировании французской политики играл внутренний «коммунистический фактор». Пик леворадикальной активности во Франции пришелся на 1919 - 1920 годы. В 1920 году по стране прокатилась волна массовых забастовок, пиком которой стала всеобщая стачка железнодорожников в мае. Численность главной социалистической партии Франции, СФИО, в 1920 году достигла 150 тыс. чел. (на 1915 год - всего 24 тыс.). В декабре 1920-го на съезде в Туре из СФИО выделилось радикальное левое крыло, оформившееся в Коммунистическую партию Франции.
Развития, впрочем, эти леворадикальные тенденции не получили. Забастовки 1920 года были успешно подавлены властями, стачечное движение пошло на спад и к концу 1921 года число забастовок сократилось в три раза. Число членов социалистической Всеобщей конфедерации труда к концу 1921 года сократилось на 70%. Дополнительно ее ослабило выделение в 1922 году коммунистической Унитарной всеобщей конфедерации труда.
Популярность коммунистической партии также оказалась весьма ограниченной. Так, на съезде СФИО в Туре коммунистов поддержало большинство делегатов-социалистов (3208 из 4731, ~ 68%), а в состав новообразованной партии поначалу вошла большая часть ее местных организаций (109 из 150 тыс. чел.), однако вскоре оказалось, что реальная поддержка коммунистов существенно ниже - к 1923 году численность компартии сократилась до примерно 56 тыс. чел. На выборах 1924 года коммунисты получили 9,8% голосов и всего 26 депутатских мандатов (СФИО - 107 мандатов).
Популярность коммунистов дополнительно подрывалась растущим и все более явным подчинением Москве и откровенно антинациональной позицией по вопросам колоний и антифранцузских выступлений в них (занятой опять же под давлением Москвы).
Французские власти воспринимали компартию в качестве агента Москвы однако особой тревоги ее деятельность в целом не вызывала.
Влияние левых на правительственную политику в описываемые годы было минимальным - в парламенте в ноябре 1919 - апреле 1924 годов безраздельно господствовал правоцентристский Национальный блок (319 мандатов из 620, вместе с непримкнувшими, но сочувствующими - до 450 мандатов).

Собственно советская разведывательная и пропагандистская деятельность во Франции вызывала у французских властей определенное беспокойство, однако в описываемые годы масштабы подобной деятельности были еще относительно невелики.
Не вызывало в описываемые годы особой тревоги (в т. ч. и в плане развития большевистской пропаганды) и положение во французских колониях, где ситуация оставалась достаточно спокойной. Куда больше французские власти беспокоила обстановка в колониях британских.

* [Из семьи киевских евреев-сахарозаводчиков, с конца XIX века жила во Франции, юрист, литератор, меценат.
** У Магадеева - В. П. Фермор. По первому браку - Басина, по второму Басина-Дюмениль. Дочь графини от первого брака Алла Басина-Дюмениль была удочерена адмиралом и прославилась в годы Второй Мировой, став создателем и командиром женский частей в составе авиации «Свободной Франции».
*** Автор (Магадеев) здесь (как и во многих других случаях) имени этого Сиу не приводит и какой именно из представителей этого многочисленного семейства возглавлял Лигу неясно.
**** Его супруга - Маргарита Флик-Крамер, была членом правления этой организации и племянницей основателя и президента МККК Густава Адора.
***** Семейство графов де Люберсак представляло собой влиятельный французский клан. Старший из братьев, Ги де Люберсак был французским сенатором [1920 - 1932], одновременно возглавляя Федерацию кооперативов освобожденных территорий, занимавшихся послевоенным восстановлением северных департаментов страны. Его младший брат Одон возглавлял банкирский дом «Банк де Люберсак», младший из братьев, Жак де Люберсак, в годы Мировой войны служил в России в составе французской военной миссии.
****** Биография этого персонажа вообще полна загадок. В книге А. Павлова и Ф. Гельтона «В кабинетах и окопах: французские военные миссии в России в годы Первой мировой войны» Рехтзаммер упоминается как бывший эсеровский боевик, в 1917 году направленный (в качестве французского офицера) в Россию и занимавшийся здесь изучением немецких связей большевиков и проч.]

Русская эмиграция и «русская политика»

Еще одним фактором оказывавшим влияние на русскую политику Франции была многочисленная русская эмиграция и связанная с ней проблема беженцев. Французские власти в целом видели в масштабном притоке беженцев и эмигрантов проблему - их содержание требовало дополнительных расходов, а само присутствие во Франции и на других важных, с точки зрения Парижа, территориях могло привести к политическим осложнениям разного рода.

В свете вышесказанного, огромной проблемой для французского правительства стала масштабная крымская эвакуация, в результате которой в зону Проливов и в Тунис прибыли организованные силы Русской армии и флота и значительное число гражданских беженцев (всего ок. 150 000 чел.).
Присутствие русской организованной военной силы в зоне Проливов в силу разных причин беспокоило французское правительство. Последнее почти сразу же взяло курс на «распыление» Русской армии (решение Совета министров от 30 ноября 1920-го), с переводом русских военных в статус гражданских беженцев и последующей репатриацией в Россию или перемещением в балканские страны (Югославия, Болгария Греция). Желая поскорее избавиться от русских французские власти не стеснялись и прямого сотрудничества с большевиками, так, в марте 1921 года в Константинополе, с разрешения французских властей, развернул бурную деятельность председатель советского «Азнефтекома» Серебровский, помимо прочего, вербовавший русских беженцев для работы на бакинских промыслах.
Благодаря упорному сопротивлению русского командования добиться распыления Русской армии французам не удалось. Не удалось им добиться и отправки обратно к большевикам существенного числа русских беженцев. Реализован был компромиссный вариант, более-менее приемлемый и для русских и для французов - структуры Русской армии и значительная часть гражданских беженцев, по договоренности с правительствами соответствующих государств, переместились в Югославию и Болгарию.
В целом, балканских странах к 1923 - 1924 годам разместилось до 82 - 89 тысяч русских беженцев. Большая часть из них находилась в Югославии (КСХС) и Болгарии. Прием последними русских беженцев был не совсем бескорыстным. Так, югославское правительство в 1921 году обусловило прием новых беженцев двухгодичным обеспечением каждого из них из расчета 400 динар в месяц. Обеспечение было предоставлено Совещанием русских послов в Париже (фактически русским послом в США Бахметьевым) передавшим югославам 400 тыс. долларов США. Аналогичное обеспечение (300 тыс. долларов) получило видимо и болгарское правительство.

Финансовый аспект проблемы «крымских» беженцев изначально имел большое значение для французского правительства и здесь традиционное французское жлобство также проявилось во всей красе. Уже в записке финансовой службы французского МИДа 17 ноября 1920-го прямо предлагалось «избавиться от русских», отправив их (с помощью англичан) обратно к большевикам.
В другой записке МИД (27 ноября 1920-го) стоимость содержания русских беженцев оценивалась в 10 франков в день на человека (ок. 1 млн франков в день) и правительству рекомендовалось прекратить финансировать их содержание уже с 1 января 1921 года.
На это, впрочем, французское правительство не пошло, не решившись, по политическим соображениям, на прекращение помощи беженцам и позднее, в феврале и апреле 21-го. Пайки гражданским беженцам постепенно перестали выдаваться после 15 июля 1921 года, а военнослужащим - после 4 мая 1922-го. Не решаясь полностью прекратить помощь беженцам французские власти постепенно ее урезали. Так, уже в январе-феврале 1921 года прекратилась выдача муки, мяса и кофе,выдача хлеба сократилась с 500 до 350 грамм в день, а овощей - со 100 до 80 грамм. Офицеры и солдаты получали помимо пайков небольшое жалованье - солдаты по 1 лире в месяц, офицеры по две, высшие чины - до 400 лир.
Сведения об общих расходах французов расходятся. По одним данным к августу 1921-го было потрачено ок. 150 млн франков. По другим (нота французского правительства представителям Врангеля от 17 апреля 1921-го) на нужды русских беженцев было потрачено св. 200 млн франков из которых «едва лишь четверть» покрыта русскими залогами.
Часть французских расходов, как уже отмечено выше, была покрыта русским имуществом. Уже 13 ноября 1920 года Врангель подписал с Высоким комиссаром Франции на Кавказе де Мартелем и адмиралом Дюменилем соглашение о передаче в залог французам кораблей и судов русского флота - в качестве обеспечения расходов Франции на содержание армии и беженцев.
Стоимость этих залогов оценивалась по-разному. Русское командование оценивало его в 144 млн франков, посол в Париже Маклаков - в 104 млн (75 млн - суда, 20 млн - уголь и 10 млн - прочее имущество). Французы стремились всячески занизить стоимость залогов, оценивая их в 30 - 50 млн франков.

В самой Франции французское правительство также стремилось минимизировать затраты и усилия в части помощи русским беженцам - переложив их на плечи самой русской эмиграции.
В январе 1921 года в Париже был образован Российский Земско-Городской комитет помощи российским гражданам за границей («Земгор», «Парижский Земгор»), под председательством кн. Г. Е. Львов (бывшего главноуполномоченного Всероссийского Земского Союза и председателя Объединенного комитета Земгора). Организация содержалась сначала в основном из средств Финансового совета Совещания послов, а позднее - за счет правительств славянских стран. На 1924 год 60,2% бюджета Земгора составляли субсидии правительств славянских стран (главным образом, Чехословакии), 23,2% - средства собранные самими русскими беженцами (сборы, пожертвования, плата за обучение) и 14,6% - ассигнования Совещания послов.
Земгор претендовал на роль главной организации помогающей русским беженцам и в этом качестве поддерживался французским правительством. Последнее к тому же пыталось использовать его для ослабления позиций Врангеля. Деятельность Земгора значительной частью эмиграции оценивалась весьма критически.

Численность русской эмиграции во Франции постепенно росла - за счет притока из менее благополучных стран (Германия, Польша, Болгария и проч.). Этому способствовала и деятельность международных организаций, прежде всего Международной организации труда, возглавляемой Альбером Тома. В Константинополе, Варшаве, Софии и Риге действовали центры найма рабочей силы МОТ - заключенный через них контракт обеспечивал зарплату и социальные гарантии аналогичные получаемым французами.
Из числа французских колоний / протекторатов относительно неплохие условия для русских имелись лишь в Марокко.

Русская эмиграция во Франции и других странах оказывала определенное влияние на формирование французской политики. Она была, прежде всего, одним из источников информации о положении в России и о русских делах вообще. Разные группы эмиграции в это время еще сохраняли связи с родиной, получая из России разнообразную информацию, которой делились и с французами. Разведывательные и контрразведывательные органы Белого движения также, в целом, поддерживали тесные связи с французскими спецслужбами, хотя отношения с последними часто были весьма непростыми. Значительное число русских эмигрантов служило в разнообразных французских учреждениях (дипломатических, военных, полицейских) - как в самой Франции, так и за ее пределами (Константинополь, Варшава и проч.).
Русская эмиграция пыталась также разнообразными способами влиять на формирование французской политики на русском направлении. Немалое число эмигрантов имело связи в военных, дипломатических и деловых кругах Франции. Так, очень заметную роль играл последний посол России во Франции В. А. Маклаков. Он поддерживал тесную связь с ведущими сотрудниками французского МИД (генеральными секретарями Палеологом и Бертело, главой управления политических и торговых связей Перетти и проч.), близкими к Мильерану Э. Пети и Ж. Нулансом, был вхож в парижские политические салоны, выступал во французской печати и в обеих палатах французского Национального собрания.
Среди самих представителей французской верхушки имелось немало русофилов, содействовавших, по мере возможности, русской эмиграции. Помимо уже упоминавшихся можно отметить Ж. Эрлиха и О. Говена. Свободно говоривший на русском уроженец Варшавы Жан Эрлих в 1918 - 1919 году был французским дипломатическим представителем при Деникине. Разочаровавшись в социалистических идеях, он в 1919 году порвал с СФИО и в том же году был избран в парламент по спискам Национального блока, занимая посты секретаря Палаты депутатов, члена комиссии по международным делам и выступая с крайних антибольшевистских позиций.
Огюст Говен, в 1893 - 1908 годах занимавший ряд дипломатических постов, с 1908 года возглавлял внешнеполитический отдел влиятельной консервативной газеты «Журналь де деба» (Journal des Débats Politiques et Littéraires).
Немало русофилов имелось и в академической среде. Среди них автор (Магадеев) отмечает Жюля Легра, видного филолога-слависта, в годы войны служившего во французской миссии в России и Поля Буайе, еще одного видного слависта, управлявшего Школой восточных языков в Париже.

Париж поддерживал тесные связи с различными антибольшевистскими группами, однако, как отмечается, степень французской поддержки сильно преувеличивалась советскими источниками. Французские власти в целом действовали весьма прагматично. Крупные военные акции фактически не поддерживались - какую-то помощь в начале 1920-х получал только Савинков в Польше. Уровень поддержки прочей антибольшевистской активности напрямую зависел от отношений с большевиками - в периоды роста напряженности она увеличивалась, относительного спокойствия - уменьшалась.
Взаимоотношения с разными группами эмиграции отчасти зависели и от личных взглядов французских руководителей. Пуанкаре, Мильеран, Лейг в целом симпатизировали русским правым и правоцентристским группам, тогда как Бриан - скорее левым. Так, в премьерство последнего французские власти рассчитывали, что консолидирующими центрами белой (!) эмиграции станут вышеупоминавшийся парижский [кадетский] Земгор и образованный в том же январе 1921-го Исполком бывших членов Учредительного собрания. Последний объединял «новотактиков» П. Н. Милюкова (сам Милюков, М. М. Винавер. А. И. Коновалов) и правых эсеров (Н. Д. Авксентьев, А. Ф. Керенский, В. М. Зензинов), при главенствующей роли последних. Надежды эти, естественно, не сбылись [и ярко демонстрируют уровень понимания русских дел и Брианом и французским начальством вообще]. Тот же Бриан весьма симпатизировал и лично А. Ф. Керенскому считая его «наиболее серьезным из русских агитаторов» (!!!).
Среди видных фигур правого фланга эмиграции относительные симпатии французы испытывали к вел. кн. Николаю Николаевичу. Отношения с Врангелем в послекрымский период были весьма напряженными - в 1924 году Пуанкаре не поленился лично аннулировать французскую визу полученную бароном в Белграде. Негативным в целом было и отношение к вел. кн. Кириллу Владимировичу и его попыткам объединить вокруг себя монархическую эмиграцию - великого князя подозревали в германофильстве. Аналогичные подозрения вызывали многие представители правой эмиграции (Врангель и проч.) и даже кадеты (Милюков)*.
Укрепление большевистского режима способствовало постепенному падению влияния русской эмиграции, особенно тяжелым ударом для нее стало признание СССР в 1924 году.

Помимо русской во Франции была представлена и «национальная» эмиграция - кавказская, украинская и пр. Она также пыталась воздействовать на французскую политику в своих интересах и в целом ее положение было схоже с эмиграцией русской, в том числе и в плане отношения французских властей. Среди «националов» наиболее заметны были грузины, пользовавшиеся определенной поддержкой во французских социалистических кругах.

* Германофилов французские власти и их конкретные представители, впрочем, вообще исхитрялись находить повсюду, в самых неожиданных местах.

Заключение

Как отмечается, «однозначно оценить политику Франции в русском и советском вопросах» даже за такой короткий период «практически невозможно». Следуя за частыми изменениями обстановки она постоянно трансформировалась и «говорить о каком-то долгосрочном стратегическом плане или хотя бы о едином политическом курсе не приходится».
Общий контекст, в котором политическому и военному руководству республики приходилось принимать решения, «также не благоприятствовал формированию долгосрочных политических планов. В течении семи лет, прошедших после прихода в России к власти большевиков, перемены происходили на всех уровнях - от глобальной трансформации мирового порядка до локальных социально-политических сдвигов в различных государствах и на различных территориях. Все это формировало весьма пеструю картину, к тому же постоянно и непредсказуемо изменявшуюся.»
Вместе с тем «существовали и некоторые достаточно устойчивые представления, на которых строились французские политические планы и проекты». Наиболее характерным из них «было представление о «большевизме» как угрозе, с существованием которой невозможно было до конца смириться». Четкое понимание сущности «большевизма» отсутствовало, но тем не менее «борьба с большевизмом во всех его воплощениях» влияла на позицию Франции по многим вопросам, «включая участие в Гражданской войне в России, отношения с союзниками и противниками, формирование основ региональной, внутренней и колониальной политики, и прежде всего - по вопросу об отношениях с Советской Россией».
Представление об опасности большевизма оформилось не сразу, какое-то время большевики рассматривались даже как потенциальный союзник в борьбе с германцами. Ко времени окончания Мировой войны сомнений в опасности большевизма и необходимости борьбы с ним уже не было, однако сохранял актуальность вопрос «какие способы для этого следовало использовать в условиях ограниченности имевшихся в распоряжении французского правительства средств».
Пока сохранялась надежда на ликвидацию большевизма силовым путем «Франция готова была поддерживать любые антибольшевистские силы» и побуждать к этому своих союзников. По мере укрепления большевистского режима акцент все больше делался на его изоляцию - и для подрыва власти большевиков в России и для предотвращения распространения большевизма вовне.
Идея формирования «санитарного кордона» возникла еще в период Гражданской войны. После поражения белых Польша, Румыния и лимитрофы стали рассматриваться еще и как барьер между крупнейшими ревизионистскими силами - Веймарской Германией и Советской Россией. «Плоть и кровь» санитарный кордон обрел в начале 1921 года, после заключения франко-польского и польско-румынского соглашений о взаимопомощи. Однако в полной мере концепия «санитарного кордона» так и не была реализована, в силу непростых, а местами и откровенно конфликтных отношений между его потенциальными участниками (Румынией, Польшей, Чехословакией, Литвой и пр.). Отношения самой Франции со странами кордона также были неровными. С точки зрения последних Париж не проявлял в достаточной мере готовность оказать им действенную помощь.
Одновременно с попытками реализовать проект «санитарного кордона» французские правительства рассматривали и варианты восстановления отношений с Россией. Непризнание и изоляция Советской России не означали, «что о России - советской, «трансформированной» или пост-большевистской не думали и не учитывали ее в своих стратегических, экономических и политических планах». Интенсивность подобных «размышлений» возрастала по мере укрепления позиций советской власти.
Как отмечается, среди политиков, дипломатов и военных республики позитивный образ России как «восточного противовеса» Германии сосуществовал с крайне негативными представлениями о большевистском режиме и большевизме («вирус», «варвары», недоговороспособное идеологизированное правительство и пр.). Французских предпринимателей «также тянуло в разные стороны». С одной стороны, «их манили возможность получить прибыль за счет вывоза советского сырья и шанс занять хорошие позиции на советском рынке», с другой - «они опасались вести дела в стране чьи власти не были признаны в Париже, и контакты с которой оказались затруднены в самых разных отношениях».
Советский фактор играл определенную роль во внутренней политике Франции. Правые и крайне правые круги педалируя «коммунистическую угрозу» стремились консолидировать общество на базе антибольшевизма. На левом фланге разногласия по поводу событий в России и отношений с большевиками привели к расколу социалистического движения, создав пропасть между социалистами и коммунистами.
В целом, в 1920 - 1924 годах «можно выделить несколько основных стратегических, внешнеполитических и экономических направлений советской политики Парижа». Во-первых, «французское политическое и военное руководство стремилось не допустить формирования... альянса» или какой-либо системы взаимодействия между большевиками и странами проигравшими Мировую войну - прежде всего Германией и Турцией.
Во-вторых, «Франция стремилась избежать прямого военного столкновения с большевиками, предпочитая воздействовать на Москву иными методами». В-третьих, «у французского правительства и деловых кругов имелся интерес в получении доступа к источникам сырья» на территории России «и предпринимались попытки этот интерес обеспечить».
«Возможность выделить в политике Франции основные направления, не означает, что эта политика была непротиворечивой и стройной. Ограниченность ресурсов, прежде всего военных и финансовых, серьезно подрывала возможность реализации политических планов». Устойчивости курса не способствовали характерные для Третьей республики частая смена правительств, межведомственные разногласия, активная деятельность разнообразных внешних и внутренних групп влияния. Играл свою роль и личностный фактор, так, действующие премьеры, от Мильерана до Эррио, «вносили свой личный вклад в расстановку приоритетов и акцентов в рамках определенных... политических линий».
Возможности «советской» политики Парижа ограничивались также наличием острых противоречий с союзниками, прежде всего - с Британией.
В отношении Парижа к русской и белой эмиграции «доминировал прагматический подход, не лишенный, однако, ряда идеологизированных представлений», частью менявшихся от правительств к правительству, частью остававшмхся неизменными. Содидарность с белыми на антисоветской основе оставалась шаткой, большее внимание Париж обращал на реальные силы и возможности эмиграции, на протяжении начала 1920-х все более сокращавшиеся. Французские власти не были против попыток свержения большевистского режима силами белой или «национальной» эмиграции, однако «оказывать подобным акциям действительно серьезную поддержку Париж не был готов».
В целом, «советский фактор» не играл определяющей роли во внешней и внутренней политике Франции, однако оказывал ощутимое воздействие на разные сферы французской политической жизни.