Итак, что же именно (коль скоро это было не происхождение) в глазах грека делало эллина эллином, а «варвара» – «варваром»? Ответ достаточно ясен. Обычно указывают (и с полным основанием) на критерий цивилизованности, – но именно в греческом понимании последней. Иными словами, для грека варваром является тот, кто не приобщен к той самой эллинской «найдейя», включавшей определенный тип культуры и порождаемый им образ жизни. Считалось, что если привезти «варвара» в Элладу, там воспитать его по-эллински, да если он еще вполне воспримет это воспитание, обучится нормально говорить на греческом языке, заживет по греческим обычаям, иными словами, ассимилируется, – то он уже вовсе не будет «варваром», а, напротив, вполне полноценным эллином.
читать дальшеБолее того, такой человек мог даже стать видным деятелем эллинской культуры. Вспомним, например, об одной карийской по происхождению (то есть, казалось бы, «варварской») семье, обитавшей в Галикарнассе, причем именно в негреческом, карийском квартале этого города – Салмакиде. К V в. до н.э. эта семья настолько эллинизовалась, что выдвинула из своей среды таких ярких личностей, как «отец истории» Геродот и выдающийся эпический поэт Паниасид.
В жилах Геродота, несомненно, текла «варварская» кровь, но у кого повернулся бы язык назвать его варваром? Он был ярким представителем рафинированной эллинской интеллигенции, свободно владел как дорийским, так и ионийским (скорее всего, также и аттическим) диалектами древнегреческого языка. В своем труде Геродот однозначно позиционирует себя как эллин; именно таково его цивилизационно-этническое самосознание. Варвары для него – отнюдь не «свои», а «чужие» (хотя он, разумеется, не мог не знать, что его собственные предки – карийцы, а не «чистокровные» греки).
И vice versa: если человек, являвшийся по этническому происхождению греком, живя на чужбине, забывал греческие обычаи (или по каким-либо причинам не приобщался к ним), он для других греков становился уже «варваром».
Приведем характерный пример из Геродота (VI. 41). Когда в ходе подавления персами Ионийского восстания афинский аристократ Мильтиад (будущий победитель при Марафоне) бежал, спасаясь от преследующих его врагов, его старший сын Метиох не успел спастись, был захвачен в плен и доставлен к персидскому царю Дарию. «Дарий не причинил ему, однако, никакого зла. Напротив, царь сделал пленнику много добра: он пожаловал ему дом, поместье и персиянку в жены. От этой женщины у Метиоха родились дети, которые считались уже персами»...
Наверное, имеет смысл подчеркнуть: дети Метиоха считались персами вовсе не потому, что их мать была персиянкой. Греков в эпоху, о которой идет речь, ни в малейшей мере не интересовало происхождение матерей тех или иных личностей; вполне достаточно было, чтобы отец являлся эллином.
Упомянем, в частности, что матерью знаменитого афинского полководца V в. до н.э. Кимона... была фракиянка Гегесипила. Принижало ли это его хоть в какой-то степени? Конечно, нет. Значение имело только то, что отцом Кимона был высокородный эллин Мильтиад. Кстати, велика вероятность того, что и у не менее знаменитого Фемистокла мать тоже не являлась гречанкой.
Отметим еще один интересный нюанс. В эпоху Великой греческой колонизации эллины, отправляясь основывать колонии, зачастую вообще не брали с собой женщин, отбывали чисто мужскими коллективами. Считалось, что семьями они без проблем обзаведутся «на месте», взяв в жены представительниц местных «варварских» этносов. Именно так они и поступали. Дети, рождавшиеся от таких смешанных браков, в генетическом плане были метисами, но в плане цивилизационном воспринимались как чистые эллины, поскольку отцы, разумеется, давали им воспитание античного греческого типа. Повторим и подчеркнем еще раз мысль, которая представляется нам исключительно важной и принципиальной: греки не были расистами, пресловутые «вопросы крови» их совершенно не волновали. Эллином считался тот, кто живет как эллин, а «варваром» – тот, кто живет как «варвар». Именно поэтому у Геродота дети Метиоха и названы персами: потому что они родились, росли и жили не в мире греческих полисов, а в Персидском царстве, получили соответствующее воспитание и т.п.
Сказанное применимо к уровню отдельных индивидов. Что можно сказать о критериях, применявшихся на более крупном уровне – на уровне социумов? Что делало для грека то или иное общество, государство эллинским или «варварским»?
В этой сфере первостепенным, ключевым событием было появление вполне типичного для Греции, но в мировом масштабе уникального феномена полиса, полисного типа социума и государственности. Пожалуй, именно наличие полиса было тем главным критерием цивилизованности, которого греки не находили у «варваров» (вне зависимости от того, какие это были «варвары» – полудикие фракийцы или культурнейшие египтяне).
Интересно в связи со сказанным, что, когда греки впервые столкнулись c римлянами, они долго спорили, считать ли их варварами или нет, и не могли прийти к единому мнению (отголоски этих споров см., например, у Полибия: IX. 37. 5; IX. 38. 5; XI. 5. 6; XVIII. 22. 8). В конце концов они все-таки остановились на том мнении, что римляне варварами не являются (а поскольку признать их эллинами тоже было невозможно, то пришлось создать для них особую «нишу» в своем «ментальном космосе»). И решили греки именно так, насколько можно судить, по той причине, что признали наличие у римлян полисной организации (последнее соответствовало действительности).

И. Суриков «Политики в контексте эпохи. На пороге нового мира»