понедельник, 25 марта 2024
Сергей Антонов
Банкроты и ростовщики Российской империи: долг, собственность и право во времена Толстого и ДостоевскогоКак известно, в дореформенную эпоху большинство русских подданных не имело доступа к банковскому кредиту. Это компенсировалось широчайшим распространением системы кредита частного, особенностям существования которой в последние дореформенные годы и посвящена эта книга. В целом, весьма ценная работа, много интересных наблюдений.
Также -
здесьчитать дальшеЧастный кредит
читать дальше
Профессиональные ростовщики составляли лишь небольшую часть заимодавцев. Государство теоретически осуждало ростовщичество, однако практически, не желая ограничивать частный кредит, существенных запретов в этой сфере не вводило. Главным ограничением была максимальная процентная ставка - запрещалось брать с должников более 6% годовых (запрет отменен в 1879 году и вновь введен в 1893 году, но уже на уровне 12%), однако этот запрет легко обходился легальными способами. Ростовщики обычно тщательно соблюдали все юридические формальности и привлечь ростовщика к уголовной ответственности можно было лишь в двух случаях - если он сам признавался в ростовщической деятельности или имелись минимум два свидетеля готовые дать соответствующие показания против ростовщика. И то и другое случалось очень редко. В итоге, основным способом борьбы с ростовщичеством оставалась внесудебная административная ссылка. К ней прибегали в случаях когда на ростовщика подавались жалобы - обычно несколькими людьми, но иногда и единственным, но влиятельным.
Собственно уголовные санкции против ростовщиков были весьма скромными - после 1786 года они ограничивались лишь штрафом в размере процентов взятых сверх нормы. Уложение о наказаниях 1845 года утроило сумму штрафа, для нарушителей-рецидивистов введя краткосрочное тюремное заключение (при этом без утраты сословных и гражданских прав). Должники ростовщика при этом не освобождались от уплаты долга - с процентами не выше законных.
Состав ростовщиков был весьма разношерстным. Так, в списке петербургских ростовщиков составленном жандармами в 1867 году (всего 81 человек) 38% (23 человека) составляли женщины; 82% ростовщиков были старше 28 и моложе 51 года (средний возраст 39 лет) и лишь троим было больше 60-ти; из 64 человек, чье вероисповедание было указано, 39 были православными, 12 протестантами, 8 евреями, четверо - католиками и один - старообрядцем; социальный статус также был крайне разнообразен - дворяне, купцы, отставные чиновники, офицеры и унтер-офицеры и проч. С должников петербургские ростовщики брали от 5 до 12 (чаще всего - 10) процентов в месяц. Нередко заемщикам предлагался «льготный период» (в ходе которого видимо не начислялись проценты на проценты), длительность его сильно колебалась - он мог составлять и всего месяц и быть бессрочным.
Как отмечает автор, масштабы частного кредитования в России серьезно недооцениваются - обычно опираются на цифру полученную еще авторами «Военно-статистического обозрения Российской империи» для Воронежской губернии 1859 года (объем частной задолженности местного дворянства равнялся будто бы лишь 17% от суммы его задолженности государству, т. е. видимо казенным банкам). По мнению автора объемы частного кредитования были примерно равны или даже превосходили государственное. При этом обе кредитные системы были тесно связаны - получаемые в казенных банках под относительно низкие проценты займы нередко также раздавались в долг заимодавцами, под уже более высокий процент.
Наиболее распространенными разновидностями долговых обязательств являлись заемные письма, закладные и векселя.
Существовало две разновидности заемных писем - крепостные и домовые. Крепостные заемные письма заверялись свидетелями и регистрировались в губернских и уездных судах, что давало заимодавцу дополнительные юридические гарантии. Домовые письма свидетелей и регистрации не требовали, однако подлежали заверению у нотариуса (в течении недели после выдачи).
Закладные крепости использовались при оформлении займов под залог недвижимости - сельской или городской, они также регистрировались в судах.
Вексельное обращение в дореформенное время ограничивалось государством. Первый русский Вексельный устав 1729 года разрешал использование векселей лицам любых сословий, однако позднее правительство ограничило их использование только торговыми кругами - желая оградить крестьян и дворян от чрезмерной задолженности. В 1761 годам было запрещено выписывать векселя крестьянам, павловский Устав о банкротах (1800 год) распространил этот запрет и на дворян. В итоге, до 1862 года право пользования векселями сохраняли гильдейские купцы, дворяне состоявшие в купеческих гильдиях, иностранные купцы, крестьяне имеющие торговые свидетельства и некоторые категории мещан. В декабре 1862 года векселями было разрешено пользоваться любым лицам - кроме духовенства, нижних чинов армии и крестьян не имевших торговых свидетельств или частной земельной собственности. В 1875 году векселями разрешили пользоваться нижним чинам, а в 1906 году - и всем крестьянам.
О соотношении разных типов займов можно отчасти судить по собранным автором (как сам он указывает - неполным) данным. Так, крепостных заемных писем за 1850 год в Московской губернской судебной палате было зарегистрировано на 930 тыс. рублей, за 1852 год - на 1 118 тыс., за 1854 - на 636 тыс. и за 1864 - почти на 607 тыс. рублей. Домовых заемных писем (видимо в Москве) за 1850 год было оформлено почти на 219 тыс. рублей.
Закладных на сельскую недвижимость в Московской губернской судебной палате за 1862 год зарегистрировано на 1 899 тыс. руб., на городскую недвижимость - почти на 1 159 тыс. руб. в 1850 году и почти на 519 тыс. руб. в 1855 году.
Векселей только казенный Коммерческий банк в 1853 году дисконтировал на 25,8 млн серебряных рублей, в 1859 году - на 47,7 млн рублей.
Помимо указанных заемных писем, закладных и векселей долговые обязательства могли существовать и в других формах - сохранных расписок, неформальных расписок разного рода и устных договоренностей.
Сохранная расписка формально фиксировала передачу заимодавцем денег «на хранение» заемщику - в форме договора об аренде движимого имущества. Эту форму займа широко использовали профессиональные ростовщики, а также владельцы ломбардов. Ежегодный объем займов выдаваемых таким образом только петербургскими лицензированными («гласными») ломбардами на начало 1870-х оценивается примерно в 3 млн рублей.
Объемы неформального кредитования оценить невозможно, однако известно, что оно было чрезвычайно распространено - в дореформенные времена едва ли не большая часть долговых сделок в купеческой среде заключалась в устной форме.
Главным центром частного кредитования была Москва, за ней в предреформенные годы шли Петербург, Одесса, Варшава и Бердичев*.
Как отмечает автор, сфера частного кредитования отличалось большой социальной неоднородностью - взаймы брали и у лиц своего круга и у выше- и у нижестоящих. Так, многие дворяне брали в долг даже у собственных крепостных. Аналогичной была картина и в части выдачи кредитов. Диверсификация кредитных связей была характерна для всех слоев общества - от аристократов до мещан и крестьян.
Получение займа внутри родственного или социального круга позволяло надеяться на более щадящие условия и более снисходительное отношение в случае неплатежеспособности, однако могло сопрягаться с ограничением личной независимости.
Русское законодательство ограничивало доступ к кредиту ряда категорий лиц, прежде всего, несовершеннолетних. Лица моложе 17 лет не могли брать в долг, лицам в возрасте 17 - 21 года разрешалось брать в долг лишь с согласия опекуна. На практике молодые люди нередко пытались обмануть кредиторов, выдав себя за совершеннолетних. Суд при рассмотрении таких дел всегда аннулировал долговую сделку - даже в случае сознательного обмана кредитора заемщиком. Только в 1860-х годах Сенат несколько модифицировал соответствующие нормы законодательства - несовершеннолетний выписавший долговое обязательство, подтвердив свой возраст незаконным путем, обязан был теперь выплачивать компенсацию кредитору. Сенат разрешил также суду требовать от совершеннолетних лиц уплаты долгов сделанных до наступления совершеннолетия - если они их признавали.
В целом же, наилучшим выходом для кредитора в подобной ситуации была подача жалобы в полицию, в надежде, что угроза уголовного преследования за обман заимодавца заставит должника расплатиться.
Имущество совершеннолетних расточителей могло защищаться от кредиторов с помощью наложения опеки - на само имущество или на личность расточителя. Это обычно устраивало кредиторов, поскольку их шансы вернуть долг существенно возрастали.
Процедура банкротства была официально введена в империи Уставом о банкротах (1800 год), модифицированым в 1832 году и, с небольшими изменениями, действовавшим до 1917-го. Банкротом признавалось лицо неспособное «сполна» заплатить свои долги. Банкротство могло быть «нечаянным» (в силу обстоятельств не зависящих от воли должника), «неосторожным» (в силу его собственных ошибок) и «злонамеренным». Нечаянный банкрот после реализации имеющегося имущества освобождался от уплаты оставшегося долга. Неосторожный банкрот был обязан погасить всю задолженность. Злонамеренный банкрот, помимо полного погашения задолженности, привлекался еще и к уголовной ответственности.
На практике и определение формы банкротства и судьба долгов банкрота в значительной степени зависели от взаимоотношений последнего с кредиторами и часто были предметом переговоров и торга. Кредиторы в целом стремились прежде всего к возврату хотя бы части долга и преимущество теоретически имели банкроты демонстрировавшие готовность к сотрудничеству с заимодавцами. Однако нередко кредиторы готовы были договариваться и со злонамеренными банкротами - если видели возможность вернуть свои деньги.
Родственные связи играли важнейшую роль в системе частного кредита, являясь, в то же время, питательной средой для разнообразных конфликтов. К родственникам зачастую в первую очередь обращались за ссудой. Так, судя по судебным реестрам заемных писем и закладных в середине XIX века от 8 до 14% соответствующих сделок заключалось между близкими родственниками. Фактически доля таких сделок была вероятно еще выше, поскольку значительная их часть оформлялась без регистрации в судах (домовые заемные письма и проч.).
Внутрисемейные займы использовались также при распределении наследства - лица, согласно закону (или обычаю) не имевшие прав на получение наследства, могли использовать полученные долговые обязательства чтобы затребовать свою долю. Подобный способ использовался, например, для перевода собственности на дальних родственников или других лиц, включение которых в число официальных наследников было по каким-то причинам неудобно.
Родители иногда использовали задолженность детей для контроля за ними после достижения совершеннолетия или выхода замуж (выходящая замуж дочь, например, давала долговое обязательство отцу).
Помимо простой помощи при уплате задолженности родственные связи позволяли использовать также различные стратегии сохранения имущества. Так, родственники могли укрывать собственность неплатежеспособного лица от кредиторов. Этому особенно способствовала существовавшая в империи система раздельного владения имуществом в браке - супруги отвечали по своим долгам только собственным имуществом. Так, Устав о банкротах 1800 года разрешал кредиторам накладывать арест на имущество жены лишь в том случае, если она вела деловые операции вместе с мужем.
[Согласно мнению Государственного совета от 5 августа 1846 года «О мерах против злонамеренной передачи имений между супругами»] имущество супруги несостоятельного должника оставалось неприкосновенным. К соответствующему имуществу относились приданое, собственность полученная от родителей или иных лиц по наследству, дарственным и проч., нажитая самой супругой, а также и подаренная мужем (не менее чем за 10 лет до его несостоятельности). От супруги при этом требовались доказательства принадлежности соответствующего имущества (документы, показания свидетелей). Помимо этого, за супругой сохранялись женская одежда, половина мебели, столовых приборов, лошадей и экипажей. Супруга также допускалась к участию в процедуре банкротства - если средства ссуженные ею мужу были приобретены одним из вышеуказанных способов.
Для борьбы за сохранение семейной собственности использовались внутрисемейные займы (зачастую фиктивные, однако официально зарегистрированные в судах) - это позволяло родственникам должника входить в состав конкурсных управлений решавших судьбу банкротов.
В некоторых случаях родители ограждали часть своего имущества от кредиторов путем передачи его детям и внукам - в качестве приданого или выделения наследника. Семейная собственность могла защищаться и с помощью разнообразных превентивных мер (опека, завещание и проч.) воспрещавших переход имущества в собственность членов семьи, уязвимых для кредиторов.
Помимо семейных и личных связей в частном кредитовании широко использовались услуги разнообразных посредников (в просторечии - сводчиков), сводивших незнакомых друг с другом заемщиков и заимодавцев. Сводчик обычно нанимался заемщиком и присутствовал на предварительных переговорах и при оформлении долгового документа, возможно выступая и в качестве поручителя. Состав сводчиков был крайне разнообразен и включал представителей всех слоев населения. Сводчики использовались не только для получения частного кредита, но и при кредитовании в казенных банках (по крайней мере в Московской сохранной казне). Богатые заемщики могли наделять соответствующими полномочиями собственных управляющих, давая им карт-бланш на получение займов от своего имени (с указанием максимальной величины кредитов).
* Автор отмечает также неформальное территориальное размежевание сфер деятельности крупнейших казенных банков. Петербургская сохранная казна обслуживала Петербургскую, Новгородскую и Псковскую губернии, Белоруссию и Литву и Правобережную Малороссию; Московская сохранная казна - оставшиеся губернии Центра, Севера, Юга и Поволжья, Новороссию и Левобережную Малороссию.
Полиция, адвокатура, суды
читать дальше
Участие полиции во взыскании долгов сводилось к трем основным действиям - полиция описывала имущество несостоятельного должника, изымавшееся в порядке уплаты долга; полиция арестовывала должника не имевшего имущества или скрывавшего таковое - он отправлялся в долговую тюрьму, где содержался под стражей за счет кредитора; полиция передавала дело в соответствующий суд - если должник заявлял что его долг уже погашен или долговое обязательство подделано.
Вмешательство администрации, прежде всего губернаторов, в рассмотрение долговых вопросов было достаточно скромным и ограничивалось в основном неформальными каналами - напрямую в судебный процесс она почти никогда не вмешивалась. Как отмечает автор, это объяснялось не особенным законопослушанием русских администраторов, а самой организацией бюрократической системы, с разделением сфер ответственности и проч.
Влияние коррупции на ход соответствующих дел автор также считает преувеличенным.
В целом, по его мнению, связи, политическое влияние и коррупция хотя и оказывали заметное влияние на рассмотрение долговых дел, однако влияние это отнюдь не являлось определяющим и вовсе не гарантировало успешного исхода подобных дел даже для самых значительных лиц.
Организованной адвокатуры на большей части территории империи в дореформенное время не существовало. Организованная адвокатура немецкого образца имелась только в западных губерниях (Царство Польское, Прибалтика). Помимо этого небольшая официальная корпорация адвокатов (присяжных стряпчих) существовала при коммерческих (арбитражных) судах.
При отсутствии организованной адвокатуры в империи существовала обширная прослойка лиц оказывающих юридические услуги своим нанимателям и официально именовавшихся поверенными (в просторечии - стряпчими). Состав поверенных был крайне разнообразен - теоретически в качестве юридического представителя могло выступать любое совершеннолетнее лицо, не лишенное законом или судом такого права. В качестве поверенных могли выступать и гражданские чиновники - за исключением служащих Сената и судебных установлений рассматривающих конкретное дело. В качестве поверенных нередко выступали и женщины - обычно близкие родственницы доверителей.
Помимо юридического представительства поверенные, даже те из них кто специализировался на судебных делах, нередко ради заработка брались и за иное посредничество разного рода - сделки по купле - продаже и т. д.
В целом, среди поверенных занятых в основном судебными делами преобладали действующие и отставные государственные служащие (нередко имевшие весьма низкий официальный статус). Верхушку этой категории лиц составляли профессиональные юристы с высшим образованием (в пореформенные времена многие из них сделались присяжными поверенными - элитой организованной адвокатуры). На нижнем конце шкалы располагались мелкие стряпчие сомнительной репутации (часто - выгнанные со службы чиновники и служители) занимавшиеся составлением разнообразных юридических документов для неграмотного «темного люда». В Москве «биржа» подобных стряпчих располагалась около здания губернских присутственных мест на Воскресенской площади, а сами они были известны в народе как «аблакаты от Иверской» (по соседней часовне). Деятельность подобных «аблакатов» продолжалась и в пореформенные годы.
Взыскание долгов еще в XVIII веке во многом осуществлялось традиционными методами. Так, правеж был отменен только в 1718 году - заменен отправкой на галеры или государственные работы. Продолжало существовать и закабаление за долги, с 1736 года именовавшееся «партикуляром».
К концу века все большее распространение получает тюремное заключение за долги, упорядоченное павловским Уставом о банкротах (1800 год). Устав запрещал подвергать аресту должников располагавших собственностью достаточной для покрытия задолженности, а также офицеров, чиновников и лиц занимавших выборные должности. Аресту могли подвергаться должники не способные расплатиться и не имевшие собственности, а также несостоятельные должники, проходившие через процедуру банкротства (в случае признания его неосторожным). Помимо этого, арест разрешался в качестве «обеспечения» предъявленного должнику гражданского иска - если тот не мог предъявить собственность достаточную для покрытия суммы иска или представить поручителя. Максимальная продолжительность ареста ограничивалась 5 годами, отбывший полный срок должник не освобождался от уплаты долга и должен был выплатить его в случае обретения какой-либо собственности.
Содержание арестованных за долги возлагалось на кредиторов. В соответствии с мнением Государственного совета от 18 ноября 1828 года сумма выделяемая кредитором на содержание должника должна была в 1,5 раза превышать казенное содержание уголовного преступника. Плата с кредиторов взималась помесячно. Должников за которых кредиторы не платили через неделю выпускали на свободу и их нельзя было вновь арестовать за тот же долг.
В 1864 году новый Устав гражданского судопроизводства существенно ограничил практику ареста за долги - запрещался арест за долг не превышающий 100 руб., арест несовершеннолетних и глубоких стариков (старше 70 лет), беременных и недавно родивших, духовных лиц, единственных кормильцев и пр. Были ограничены сроки ареста - максимальный (до 5 лет) сохранялся лишь для очень крупных долгов (более 100 тыс. руб), срок ареста по наиболее распространенным суммам задолженности (от 100 до 2 000 руб.) ограничивался 6 месяцами. Кроме того, теперь после отсидки долг заемщика аннулировался.
В 1879 году арест за долги и вовсе был отменен - за исключением некоторых случаев банкротства (при долге более 1500 руб.) и в случае вексельных исков. Помимо этого, после 1879 года он сохранялся также в регионах где еще не были введены новые судебные установления, предусмотренные реформой 1864 года.
Арест должников производился по требованию кредиторов. Последние, в целом, нечасто прибегали к подобной мере. Арест использовался в качестве способа давления на заемщиков имевших возможность, но не желавших платить, для получения кредитором хотя бы морального удовлетворения, а также в надежде на получение с должника хоть каких-нибудь денег. В последнем случае кредиторы рассчитывали в первую очередь на выкуп - в России существовала давняя традиция выкупа должников за счет пожертвований частных лиц.
Выкуп производился на Пасху и Рождество, а также по случаю каких-либо государственных торжеств (коронация и пр.). Деньги жертвовались разнообразными частными лицами (включая членов императорской фамилии) индивидуально или коллективно, сам выкуп производился официальными лицами (обычно представителями местных комитетов императорского Попечительного о тюрьмах общества), проводившими переговоры с кредиторами. Выкупались прежде всего лица «порядочные» и «хорошего поведения», жертвы разнообразных несчастных обстоятельств. Выкуп обычно покрывал лишь часть долга - на 1826 год, например, примерно 20%.
Традиция выкупа нередко использовалась нечистыми на руку личностями в целях собственного обогащения. Так, в 1856 году в московской долговой тюрьме оказалось сразу 400 должников (при обычной норме в 100 - 150 чел.) и по оценкам наблюдателей примерно половина из них была посажена подложно - в расчете на получение выкупа по случаю коронации Александра II.
Число арестованных содержавшихся непосредственно в долговых тюрьмах было относительно невелико. Так, в петербургской долговой тюрьме на 1862 год содержалось 564 человека. 442 из них было в том же году освобождено - 131 выкуплен, 280 вышло из-за отказа кредиторов от претензий или платы за содержание, 31 вышел после уплаты долга.
В московской долговой тюрьме на 1808 год сидело 60 человек, на 1817-й - 125, на 1830-й - 316 (в т. ч. 35 женщин), на 1850-й - 322, на 1862-й - 96 (все выкуплены) и т. д.
Однако, по крайней мере, в Москве, помимо долговой тюрьмы значительное число арестованных по частным долгам или недоимкам (казенным?) сидело по полицейским частям, на 1850 год - 573 чел., на 1861-й - 97 чел и т. д. Помимо этого, некоторое число должников сидело и в Московском работном доме - за неуплату казенных налогов: 49 чел. на 1850 год, 185 чел. на 1861-й и т. д.
В Москве должников с конца XVIII века держали в Бутырке, с начала XIX века - в т. н. Временной тюрьме в здании губернских присутственных мест на Воскресенской площади (позднее на этом месте было построено здание Московской думы). В 1882 году долговая тюрьма (в просторечии - Яма) была закрыта и позднее должников держали в арестном доме оборудованном в здании бывшей ткацкой фабрики Титовых (Титовский проезд на Якиманке), а затем в полицейском доме Пречистенской части.
При содержании в тюрьме должников формально полагалось разделять на сословные группы, однако фактически эта норма игнорировалась и их размещали видимо в зависимости от благосостояния или размера долга. Режим содержания был существенно мягче уголовной тюрьмы - арестованные носили собственную одежду, получали продукты с воли, их могли навещать родственники (в Москве приходя прямо в камеры) и т. д.
После екатерининской губернской реформы и до судебной реформы 1864 года судебные учреждения первой инстанции в империи были представлены сословными уездными судами (уголовные и гражданские дела дворян, а с 1801 года - и государственных крестьян), городскими магистратами (дела купцов и мещан) и надворными судами в столицах (для чиновников и офицеров не подпадающих под юрисдикцию местных уездных судов и разночинцев).
Судами второй инстанции являлись всесословные губернские палаты гражданского и уголовного суда. Помимо них на уровне губернии имелись специализированные коммерческие (арбитражные), сиротские (дела несовершеннолетних, опека и проч.), совестные (споры родителей и детей, преступления малолетних и проч.) словесные (словесные обращения по гражданским и торговым делам) суды.
Высшей аппеляционной инстанцией был Правительствующий Сенат.
Созданное Николаем I Третье отделение С. Е. И. В. судебными полномочиями не обладало, однако, помимо политических дел занималось и особо важными уголовными и разбирало споры частных лиц по некоторым имущественным и семейным делам.
Упомянутые губернские совестные суды были учреждены в 1775 году екатерининским Учреждением для управления губерний, по образцу соответствующих английских (equity court). В них разбирались гражданские и уголовные дела с участием несовершеннолетних или невменяемых лиц и тяжбы между родителями и детьми (но не между супругами).
На 1858 год в судах всех уровней рассматривалось (включая незакрытые) почти полмиллиона дел - 251 568 уголовных и 232 864 гражданских, в т. ч. 137 950 уголовных и 143 194 гражданских в судах первой инстанции; 62 407 уголовных и 108 866 гражданских - в губернских палатах (+ 1 639 в совестных судах и 4 219 в коммерческих); 3 643 уголовных и 17 449 гражданских - в Сенате (+ 66 и 404 соответственно - совместными заседаниями департаментов). Помимо этого, 26 дел (и уголовных и гражданских) рассматривалось в Государственном совете и еще 2 328 уголовных и 2 589 гражданских - в Министерстве юстиции (?).
В губернских палатах имущественными делами занимались два департамента - в одном разбирались тяжбы связанные с земельными владениями и наследованием, в другом - иски по контрактам и долгам. Помимо этого при палатах имелась крепостная экспедиция выполнявшая функции нотариата и фиксировавшая сделки купли-продажи, заемные документы и прочие частные соглашения.
Как отмечает автор, негативное представление о дореформенных судах во многом сформировано русскими авторами пореформеной эпохи, использовавшими старую судебную систему как фон для демонстрации достижений судебной реформы 1864 года.
Так, критикуемое сословное разделение судов первой инстанции во многом подрывалось существовавшей судебной практикой - дела в которых фигурировали представители разных сословий обычно рассматривались совместными заседаниями соответствующих учреждений (например уездного суда и городского магистрата). Предполагаемая малокомпетентность судов первой инстанции компенсировалась усилиями куда более профессиональных губернских палат - они фактически пересматривали приговоры по большинству уголовных дел (кроме самых мелких правонарушений), а также и по большинству гражданских - апелляция разрешалась (и почти всегда подавалась) по тяжбам на сумму более 30 руб.
Дорефоренный гражданский судебный процесс начинался в тот момент когда истец обращался с прошением в соответствующий суд первой инстанции или когда должник опротестовывал полицейскую процедуру взыскания долга. Иск подавался в суд в юрисдикции которого находилось сословие ответчика - в местности где он проживал или имел собственность (если по гражданскому делу проходило несколько ответчиков, проживавших в разных уездах губернии или в нескольких губерниях дело передавалось в палату гражданского суда той губернии «где совершились действия» приведшие к подаче исков).
Если должник не опротестовывал полицейское взыскание долга, соответствующая процедура продолжалась и после передачи дела в суд. В силу этого он должен был «обеспечить» иск, внеся залог в размере суммы служившей предметом тяжбы или сев под арест.
После открытия дела стороны предъявляли свои доказательства и отвечали на взаимные претензии - обмениваясь письменными прошениями (закон разрешал и упрощенную устную процедуру рассмотрения - «суд по форме», однако ею почти никогда не пользовались). Теоретически допускалось два «тура» обмена прошениями - первый (в течении месяца) и второй (от двух до шести месяцев), однако это правило игнорировалось уже в XVIII веке и число туров могло доходить до нескольких десятков. Допускались также промежуточные («частные») апелляционные жалобы (на нарушение порядка судопроизводства, медленное рассмотрение дела и проч.). Суд также мог делать собственные запросы - требовать предъявления документов на которые ссылались тяжущие, доказательств родства с покойным (в делах о наследстве) и проч.
Подобная «письменная» процедура позволяла сторонам контролировать темп рассмотрения дела и (при желании) максимально его затянуть. В то же время она позволяла успешно судиться даже людям со скромными средствами, связами и образованием, позволяя им участвовать в процессе даже дистанционно.
Обмен прошениями завершался когда «все доказательства от спорящих между собой будут представлены», после чего подача дополнительных прошений уже не разрешалась. Секретарь суда составлял резюме всех прошений («записку»), проверявшееся (и, при необходимости, дополнявшееся) и заверявшееся сторонами и список законоположений применимых к данному делу.
Подготовленное дело докладывалось суду на заседании, на котором могли присутствовать стороны (или их поверенные) - давая при необходимости устные пояснения (если замечали какое-то упущение) и иные лица.
Состязательность, в современном понимании, в ходе процесса отсутствовала и решение принималось в основном на основании представленных письменных «формальных» доказательств. Использование письменных доказательств способствовало росту популярности почерковедческой экспертизы (для выявления поддельных подписей и проч.). До середины XIX века она производилась в основном путем опроса судебных служителей (в основном судебных секретарей), причем число опрошенных могло составлять от нескольких человек до пары сотен. Начиная с 1860-х годов более популярной сделалась экспертиза с участием учителей каллиграфии и рисования (обычно четырех - пяти).
После слушаний по делу судьи записывали свое решение («резолюцию») в журнале суда, заверяя его подписями. После этого «записка» и «резолюция» объединялись в официальном протоколе, также подписываемом судьями.
Тяжущиеся стороны получали письменное извещение с предписанием явиться в суд в определенный день - дабы ознакомиться с решением суда и указать удовлетворены ли они им или намерены подать апелляцию.
Решение суда считалось вступившим в силу с момента подписания официального протокола. В делах по которым не полагалось апелляций или соответствующая сторона не успевала этого сделать в указанный законом срок это именовалось «окончательной законной силой».
В решении суда указывались также способы его возможного исполнения. Исполнение решения суда возлагалось на соответствующее полицейское учреждение, куда оно и передавалось.
@темы:
история,
книги,
Россия,
СТ,
конспект