Местничество и действительность (почти «поэзия и правда»)

Известный московский род Вельяминовых на рубеже 1650-х—1660-х гг. много докучал царю с местническими претензиями. Сначала в Смоленске вторым воеводой на смену одному из Вельяминовых (Андрею Степановичу) был назначен князь Борятинский. А в Полоцке в это время вторым же воеводой был сын Андрея Степановича Иван Вельяминов. Смоленск был в каком-то счете выше Полоцка (так, в этот момент в Смоленске главенствовал князь Борис Александрович Репнин, а в Полоцке – его сын Иван, оба бояре), поэтому второй полоцкий воевода в местнических координатах проигрывал второму воеводе смоленскому. Недовольные этим, братья Ивана Вельяминова били челом царю, что ему невместно быть меньше Борятинского. Царь сказал, что официально Полоцк и Смоленск не состоят в местнических отношениях, относятся к разным «разрядам», и это подразумевало, что в этом назначении (Борятинского в Смоленск при живом Вельяминове в Полоцке) царь не видит потерьки (т.е. местнического проигрыша) для Вельяминовых.
читать дальше
Второй раз Вельяминовы морочили царю голову, когда из них Степана Михайловича назначили в Полоцк первым воеводой, а Никиту Андреевича, первого челобитчика в прошлый раз, - вторым (август 1660 г.). Но Никита заявил (в пересказе главного специалиста по местничеству Ю. М. Эскина), что «хотя его родственник-начальник по лествице ему и «дед», но «в роду у них худ», и первым-де воеводой следовало быть ему» (Эскин 2020: 218). С этим царь согласился и Степану Михайловичу пришлось ехать в Полоцк одному, без товарища, хотя на месте ему достался в этом качестве Иван Андреевич, брат Никиты, тоже, наверное, считавший себя лучше «деда». Он был там оставлен на время с частью действующей армии, но перешел в итоге из полковых в городовые, «осадные» воеводы.

Но вскоре в Полоцк подобрали более солидного первого воеводу – окольничего, князя, уже повоеводствовавшего там несколько лет назад – Данилу Степановича Велико-Гагина (начало мая 1661 г.). Степан Вельяминов становился при нем вторым, а Иван – третьим воеводой. Неугомонный Никита Андреевич снова был возмущен. Он бил челом царю, что тем Вельяминовым, что в Полоцке, служить с Велико-Гагиным невместно и просил дать с ним счет.
По мнению Ю. М. Эскина, «третье возобновление вельяминовских претензий царь явно счел назойливым» (Эскин 2020: 219). Никита Вельяминов с братьями были вызваны к крыльцу царского дворца и с его вышины думный дьяк Семен Заборовский (обладатель исключительно забористого почерка и будущий тесть царя Федора Алексеевича) объявил им государев указ: «Никита! Бил ты челом государю, что дяде твоему Степану и брату твоему Ивану с окольничим с князь Данилом Степановичем Великого-Гагиным быть невместно. И вы били челом, не познав свою меру – с окольничим с князь Данилом Гагиным быть вам мочно. И указал государь за бесчестье окольничего князь Данила Степановича Великого-Гагина тебя, Никиту, послать в тюрьму, а дяде твоему Степану и брату твоему Ивану указал государь с окольничим с князь Данилом Степановичем Гагиным в товарищах быть по прежнему своему государеву указу». И Никита был тут же отослан в тюрьму. Не сказано на сколько, но обычно такие аресты длились не более нескольких дней.

В июне 1661 г. Велико-Гагин добрался к Вельяминовым в Полоцк и начал устраиваться первым воеводой: принял укрепления, гарнизон, всякие запасы и архив, стал налаживать хозяйство. Его товарищу Степану Вельяминову, передвинутому из первых во вторые воеводы, пришлось потесниться. И, как выясняется, потесниться ему пришлось гораздо сильнее, чем мы, да и он сам могли бы ожидать.

Вот как он сам описывает свое положение в начале июля в челобитной царю :

«Был я в Полоцку первым воеводишкою, и на дворе первого воеводы стоял, и маетности [имения] в Полоцком уезде, которыми по твоему, великого государя, указу владели первые воеводы, даны [были] мне. И ныне в Полоцку велено быть окольничему князю Данилу Степановичю Великого-Гагину, а мне велено с ним быть, да в третьих воеводах – внуку моему Ивану Андрееву сыну Вельяминову.

И окольничий кн. Данила Степанович велел мне с того двора, на котором я стоял, съехать, и я с того двора съехал на опальный на изменничий дворишко, а на том дворе только две избенки, а иного никакого пристрою нет. И я с женою и с детишками в тех избах жил на потолоке.

И увидя мое разорение и бесчестье, твой, государев, богомолец Калист, епископ полоцкий и витебский, дал мне на своем на людском дворе в другом городе [вне кремля, внутри второй линии стен] постоять на время с людьми своими. И ныне я на том дворе стал с великою нужею и с позором.

А мещанам, бурмистрам и райцам даны твои, великого государя, грамоты: стояльцам у них не ставиться. Да мещанам же дана твоя грамота: дворов воеводских строить им не велено.

А другова [второго] воеводы устроен двор нарочный, и тот двор занял Иван Вельяминов, а у него, Ивана, двор был в верхнем городе, и он, уведав, что будет в Полотеск окольничий кн. Данила Степанович, а ему быть в третьих воеводах, тесня меня и позоря, с того двора съехал на воеводский двор другова воеводы, а в городе на том дворе, который был устроен ему, Ивану Вельяминову, поставил жить воскресенского попа, а в клетях поклал свою рухлядь.

А маетности, которыми ты, великий государь, пожаловал меня, окольничий кн. Д. С. взял себе, мстя тому, что я бил челом тебе в отчестве, а за мною маетности не оставил ничего.

И мне, холопу твоему, будучи на твоей, великого государя, службе, сыту быть нечем, а за Иваном Вельяминовым и за дьяком Тимофеем Кузминым маетности по-прежнему. А позорит меня Иван Вельяминов, мстя тому, что у меня с братом его с Микитой брань и ссора в нижегородцком поместейце, и быть мне с ним, Иваном, вместе нельзя».

В итоге второй воевода просил отставки: «чтоб мне, живучи в Полоцке, с женишкою и с детишками голодною смертью не умереть», а на самом деле – чтобы подчеркнуть свое несогласие не только с притеснениями, которые он терпел, но и с невыгодным для местнического счета служебным назначением.

Как видно, Степан Вельяминов и сам когда-то местничал с князем Велико-Гагиным (тогда это местническое дело не сохранилось; другой вариант - что он посчитал себя участником последнего челобитья Никиты Вельяминова, идущего как бы от всех Вельяминовых против всех Велико-Гагиных). Было ли это одно дело или два, но Вельяминовы в любом случае не получили в нем/них удовлетворения. Внутри рода у Степана был конфликт и местнический, и имущественный с «внуками» Андреевичами – Никитой и Иваном. И оказывалось, что все эти противоречия сразу же давали о себе знать на службе. Но надо отдать воеводам должное: как бы они ни враждовали друг с другом, перед лицом приближающегося литовского войска никакой порухи «государеву делу» они не допустили и Полоцком управляли без видимых упущений.

Алексей Михайлович, со своей стороны, тоже постарался вернуть лад между воеводами и восстановить социальный порядок и старшинство. Велико-Гагин должен был поставить Степана Вельяминова на двор, предназначенный для второго воеводы, и дать ему владеть маетностями второго воеводы. Ивана Вельяминова следовало переместить на тот двор, который был у него раньше (и для него и был построен). Типичный царь Алексей: заставлять служить вместе врагов, чтобы они мирились за совместной работой (точно так же он постоянно пытался помирить Хованского и Ордина-Нащокина). И чтобы все было чинно и упорядоченно по всем статьям церемоньяла.

Местнических столкновений между участниками этого дела больше не известно. До конца 1661 г. в Полоцке между воеводами было тихо, а как они жили дальше – то нам не ведомо.

Что еще интересно в этой истории – в ней выскакивают редкие данные о том, как было устроено содержание русской администрации в Великом княжестве Литовском.

Литература.
Дополнения к тому III Дворцовых разрядов. СПб., 1854. Стб. 190, 237, 256.
Эскин Ю. М. Местнические конфликты в эпохи войн и смут. М., 2020. С. 218—219.

vk.com/bookmarks?from_menu=1&w=wall15812_490